Она подняла лицо вверх, чтобы последний раз взглянуть на замок. Кэт не увидела бледного лица следящего за ней человека. Скорее, она почувствовала всем своим существом, что Хозяин опечален её поступком и дает ей последний шанс, призывая вернуться. Все ещё с раскинутыми руками, Кэт застыла на поляне, глядя то на башню крепости, то на белеющую у подножия холма деревню. И вдруг, сорвавшись с места, понеслась вниз.
— Ну, что ж, ты сама выбрала свой путь, Кэтлин Блекдоурс, — произнес Хозяин, вытянув перед собой праую руку. Девушка споткнулась и покатилась по камням к обрыву.
Местные жители, нашедшие лежащую без чувств беднягу, сразу признали в ней пропавшую осенью Кэт. Конноли полгода как умерла, и сирота попала в приют. Ушиб головы скоро прошел, девушка не только не пострадала, она обнаружила редкие способности, проявившиеся во врачевании. Старшие воспитанницы приюта ухаживали за больными небольшого госпиталя, где Кэтлин стала общей любимицей.
Кэт была отправлена на курсы медсестер, а потом получила от мэра специальную стипендию на обучение в Америке. Здесь в университете Вирджинии на пути огненнокудрой ирландки появился могучий грек. Когда Сократ спросил её о родителях, Кэт чистосердечно призналась, что воспитывалась в приюте, потеряв родителей в раннем детстве. Она не помнила ничего, что находилось за чертой того апрельского дня…
В сорок пять Кэт лишилась мужа, а через полгода ушел из дома сын. Рыжие кудри поседели, теперь они нравились Кэт. Бледное худое лицо в обрамлении серебристых прядей, глядевшее на Кэтлин из старого потемневшего зеркала, кого-то напоминало ей, но кого? Иногда Кэт не понимала своих поступков, будто обнаруживала внутри себя вторую, самостоятельно существующую личность.
Кэтлин Флавинос любила смеяться, готовить вкусные обеды и украшать свой дом. Ей нравилось помогать мужу в зубоврачебном кабинете — даже самые пугливые больные успокаивались, когда рядом сидела Кэт, а уж если она брала кого-то за руку, то зуб можно было рвать без анестезии.
Единственным, на кого не действовали умиротворяющие флюиды Кэт, был её первый сын — Микос. Ребенок страдал редким врожденным недугом, сопровождающимся душевным расстройством. Все попытки матери ухаживать за ним заканчивались тяжелым приступом буйства. Микоса пришлось поручить заботам пожилой няни-гречанки, которая прекрасно справлялась с больным.
Кэтлин и Сократ мечтали о втором ребенке. Родившегося через семь лет после первенца мальчика назвали Кристосом. Кэт души не чаяла в младенце. Казалось, в дом дантиста заглянуло счастье. Но оно оказалось недолгим. Подрастая, Кристос дичал, замыкался в себе, и все больше отдалялся от родителей. Он никогда не делился своими горестями и не жаловался на обиды, скрывая полученные от мальчишек побои.
Однажды Сократ вызвал на разговор соседского богатыря, сына бакалейщика по прозвищу Рыжий Янис. Парень действительно мог сойти за сына Кэт — огненная шевелюра над румяным лицом.
— Послушай, парень, мне не нравится, когда такие сопляки, как ты, бьют моего сына. — Сократ расправил могучие плечи, Янис с опаской попятился.
— Сопляк не я, а ваш Верзила. Он все время задается, но даже подтянуться на перекладине не может. Странный он какой-то, злой. — Выпалив обвинения, парень не замедлил скрыться.
Сократ догонять его не стал. Он задумчиво опустился на диван в приемной, думая о том, почему не нашел ни слова в защиту своего сына. Когда у Кристоса проснулся интерес к сцене, родители воспряли, намереваясь всеми силами поддержать это увлечение. Но мальчик прятался на чердаке, будто совершая что-то постыдное.
— У него там целая лаборатория. И толщенная книга по устройству фокусов, — доложил Сократ, обследовав чердак. — А я-то думалЮ куда у меня фенолфталеин пропадает. Может, купим парню каких-нибудь специальных штуковин?
— Разумеется, дорогой, — обрадовалась Кэт. — Ведь это здорово, что у мальчика появилось любимое дело.
Но родители не успели осуществить свои планы. Заметив, что на чердаке побывали, Крис перенес свои занятия в заброшенный сарай на задворках.
Тогда Кэт впервые почувствовала растущее раздражение, которое не могла объяснить. Она злилась на странную прихоть сына и просто ненавидела то, чем он занимался тайком от всех.
Когда пропал Сократ, вдова оделась в траур, — она чувствовала себя совершенно одинокой, с удивлением замечая, что в доме живет тщедушный подросток, считающийся её сыном. Он прятал глаза и подолгу пропадал в своем сарае. «Змееныш, он знается с сатаной!» — подумала Кэт, рассматривая хранящиеся в сарае стекляшки, порошки, тигли. А потом, орудуя бревном, как молотом, разнесла на куски сокровища сына. Задыхаясь от ярости, Кэт ещё продолжала колотить все вокруг, когда увидела стоящего на пороге Кристоса. С минуту они молча смотрели друг на друга. Потом Крис повернулся и зашагал прочь. Ночевать он не пришел. Не вернулся и через неделю. Люди сказали, что молодой Флавинос ушел с бродячим цирком.
Впервые за месяцы, прошедшие после потери мужа, Кэт подошла к зеркалу. На неё смотрела абсолютно седая женщина. Кэт не понимала, что чувствует: седые волосы нравились ей, и нравилось, что в доме больше не появится змееныш. Но сердце болело так сильно от тоски и обиды, что могло разорваться. Прижимая левую руку к груди, она легла и долго смотрела в потолок.
«Я живу хорошо. Не беспокойся обо мне. Крис», — было написано на открытке с изображением американского города. Кэт воткнула её в рамку с фотографией сына и стала ждать.
Весточки приходили редко, а потом вдруг Кэт Флавинос получила огромный денежный перевод. Все соседи обсуждали новость, гадая, что станет делать сумасшедшая вдова с такой суммой. Но она не сделала ничего — спрятала полученный от Кристоса подарок, а вместе с ним вырезанные из газет заметки о новой звезде иллюзиона Крисе Флавине. И снова стала ждать.
Через пять лет пришло письмо от Сократа. Кэтлин не очень удивилась, она не верила в его смерть. Муж не собирался возвращаться, но и это не поразило её, ведь все случилось, как предвидела Кэт.
Она многое угадывала, часами глядя в потолок, а однажды, поставив свечи и зеркала, сумела увидеть в сумрачной мути дочь своей соседки, и рядом с ней пригожего офицера. Когда предсказание Кэтлин сбылось и соседи сыграли свадьбу, к вдове стали захаживать женщины, лечившие когда-то у Сократа зубы. Теперь они получали от седой ирландки иную помощь, — похоже, она умела ворожить.
Кристос пришел поздно вечером, как и ожидала Кэт. Она надела прежнее темно-зеленое платье, малахитовые бусы, подаренные мужем, и выглядела почти так же, как на фото, сделанном вскоре после рождения сына: Сократ обнимает жену за плечи, а та осторожно держит завернутого в кружева младенца.
— Ты совсем не изменилась, мама.
— А ты именно такой, каким должен был стать, сын.
Они обнялись и всю ночь просидели в полутемной столовой: Крис не хотел, чтобы о его визите узнали в городе. Рано утром он уехал, и с тех пор тайком навещал мать. Если кто заметил посещавшего госпожу Флавинос высокого мужчину, то и не подумал о пропавшем Кристосе. Не знали люди и того, что поседевшая ирландка неспроста сидит у порога своего дома принаряженная, светясь тайной радостью. Нечаянные визиты сына она предвидела заранее.
— Что слыхать о Кристосе? — Спросил её как-то Русос Галлос, с трудом удерживая на поводке двух здоровых терьеров.
Кэтлин с улыбкой покачала головой:
— Ничего, мальчик.
Через полчаса Галлос снова явился, положил перед Кэт стопку журналов и вопросительно посмотрел на нее:
— Ведь это он, правда?
— Мы так хотели, Русос, а значит, правда.
— Может, вы позовете мен, когда Верзила… то есть Кристос приедет к вам?
— А он приедет?
— Ребята видели его. Янис не мог ошибиться. Хотя. конечно, он того… Возмужал и прочее… — Русос замялся и от напряжения покрылся испариной. Он понимал, что ведет себя не слишком деликатно.
— Ты был хорошим другом моему сыну, Галлос. Вы ещё увидитесь, только не торопись. — Седай Кэтлин смотрела так, будто видела Русоса насквозь, и он вдруг сказал. — Однажды я предал Верзилу. рыжий разбил мне нос и я рассказал ему секрет самого главного фокуса, который должен был показать Кристос. Рыжий завалил его выступление. Поднялся такой кипеш… Я притворился больным, а Верзила ничего не узнал.
