Спустя какое-то время любопытство берет верх (а с хрена ли воцарилась тишина?), и я покидаю временное пристанище, вновь являя миру свою венценосную особу. Оп-па, все гаврики уже в сборе: Георг, топчущийся в проходе, Густав, по-прежнему подпирающий стену и держащийся за неё руками (видимо, чтоб от его перегара не смоталась) и недоразумение, сидящее на стуле и окидывающее помещение удивленно-веселящимся взглядом. Идиллия, бл*дь. Стоп! Какого х*я, этот подкидыш лыбится? Стебаться над своими друзьями имею право только я! Не пойми откуда взявшуюся нежность смывает волной еще более необоснованного гнева, и мой уже злющий взгляд впивается в эту худышку. А он даже не испугался. Просто мило покраснел и смущенно опустил взгляд. С чего бы это? Ах, да, оглядываю присутствующих и понимаю, что заинтересованными (как вчера ах*евшими) взглядами оба Г приклеены к моему новоявленному родственнику. Что, не привык ко всеобщему внимаю?

- Голубь сизый, не хочешь познакомить нас с этим очаровательным созданием?

Непонимающе смотрю на Георга, пытаясь понять, кого это он так обозвал? И тут до меня доходит, что «очаровательное создание» - это те самые 206 костей, обтянутых кожей, с теплыми кофейными глазами, да, к тому же, друг ещё и принял его за моего очередного любовника. Интересно девки пляшут!

- Гео, это не то, о чем ты подумал. – Избито, да? Ну, простите великодушно (хотя, мне, в принципе, насрать), ничего умнее я пока придумать не в состоянии.

Мальчик непонимающе и как то выжидательно, как, впрочем, и все остальные, смотрит на меня. Вот реально создается впечатление, что знакомлю родню с невестой.

- В общем, это недоразумение – тыкаю пальцем в подкидыша. – Приёмный сын родной сестры моей мамы, которая забрала его из детдома, где его бросили родители, а после и сама его бросила, свесив на бабушку, которая недавно окочурилась. Теперь он будет жить со мной.

Глаза мальчика расширились, губы задрожали, а я в это время наблюдал, как челюсти моих друзей атакуют пол. Как-то вдруг показалось, что я ляпнул что-то не то.

- Эм... А эти два придурка – мои лучшие друзья, Георг и Густав. – попытался исправить ситуацию.

И почему мне кажется, что меня хотят убить?

Глава 7.

Глава 7.

Сидим на кухне дружною семьею.

Ну, точнее, это два имбицила, рассевшиеся по сторонам от моего подкидыша и глядящие на него влюбленными глазами (И кто из нас тут радугой помеченный?), да и само мое наказание, смущенно, но звонко смеющееся и робко отвечающее на их вопросы (Меня сейчас стошнит от того, насколько он милый. Интересно, а срет он бабочками?), выглядят как счастливое семейство. А я так просто козел отпущения, грубая необтесанная скотина, какой дружно окрестили меня лучшие друзья, нервно курящая сейчас в сторонке уже третью сигарету и прожигающая их глазами.

Нет, ну вы посмотрите! Ревнивый папаша Георг, злобно рыкающий в мою сторону, как на кобелину последнюю, посмевшую обидеть его дочурку. Заботливая мамаша Густав, умиленно подкладывающая в тарелку к дитятке пельмешки из собственной миски (ага, не одного меня гложет желание откормить этот суповой набор). Ну, и, собственно говоря, сама дочурка, вся такая из себя милая, невинная, с глазами робкой овечки ах*уительного кофейного цвета (это я про глаза, а не овечку, овечка бледная, как выкидыш Дракулы). Какого хрена я вообще думаю о его глазах?

- Может хватит уже сочинять ему дифирамбы, а? Тоже мне нашли несчастного сиротку, прям принцесса, бл*дь, попавшая в лапы гадкого дракона, закусившего её семейкой. Ну, чего вы смотрите на меня? Да еще и так злобно! Щас обоссусь от страха, вытирать же вас заставлю. - Рычу не своим голосом, стирая с лица мальчика столь ненавистную улыбку. Что замолк-то? Вон как с ними соловьем заливался, а я вчера из него два слова еле вытащил, и то, под пытками, нах*й.

Как-то настороженно на меня поглядывая, Густав все-таки решается вставить, обращаясь к жертве анорексии:

- Не обращай ты на него внимания. Он у нас придурок. Его в детстве подбрасывали часто…

Так, дружище, ещё один "Вяк" в мою сторону - и твой папа зря потел.

- Ага. А ловили редко.- Не смог не добавить Георг. И когда это ему так жить надоело?

Подкидыш активно кивает, мол: «Да я и не боюсь вовсе. И про придурка сам догадывался…», но все еще не сводит с меня… О, дааа, вот он. Это уже тот взгляд, испуганно-непонимающий, обиженный, который я так люблю. Нечего смотреть так весело и тепло, тем более на других! Сам не понимаю, о чем начинаю думать, от чего злюсь ещё сильнее, ударяя кулаком об стену. Мальчишка вскакивает со стула, отшатываясь от меня подальше. Георг же наоборот, поднимается и, глядя на меня с укором, подходит ближе. А Густав в это время подается к парнишке и пытается обнять, видимо, желая его успокоить.

Не успеваю понять, с хрена ли снова рычу, как происходит то, что выбивает из колеи всех, кто находится в комнате.

Оказавшись в кольце крепких рук, подкидыш всхлипывает и шарахается в сторону, спотыкаясь об стул и падая вместе с ним на пол (Эх, красиво же они летели…), после чего испуганно отползает, вжимаясь в стену и глядя на друга немигающими глазами. Я в шоке, шок во мне, мы оба в ах*е. Что здесь происходит? Непонятно откуда опять возникает странное желание защитить, как и вчера, в спальне (Я, что, бл*дь, Мать Тереза?). Захотелось прогнать его прочь, тряхнув головой, но нас всех будто парализовало и мы тупо стояли не в состоянии пошевелиться (Да и боялись, вдруг он еще чего учудит, мебелью, там, швыряться начнет, мало ли). Все смотрели на этого припадочного, пытаясь прочитать что-то в ошарашенном взгляде, и только Густ не отрывал своего от руки подкидыша, рукав на которой немного задрался (Что, милый, давно стриптиз не наблюдал? Смотри, не кончи!). Не успел я проследить его взгляд, как первым отмер Георг, сглотнув и, не отрываясь от распахнутых в испуге кофейных блюдец, предложил переместиться в гостиную и поговорить.

***

Сидим. Смотрим. Молчим. Где-то я уже это проходил… Только тогда мы с брюнетом играли в гляделки, а сейчас три непонимающе-заинтересованно-ожидающих взгляда (два Г с дивана, а я, как барин, развалился на кушетке) впиваются в тонкую фигурку с опущенной головой и закушенными губами, скромно устроившуюся в изогнутом черном кресле. А он всё молчит. А мы всё ждем. А он, видимо, ждет, когда же мы забудем, чего ждем. Хрен тебе, золотая рыбка!

- Акира, ничего не хочешь нам рассказать? – удивленно-непонимающие взгляды уставились уже на меня. Я что-то пропустил? Ах, да, я же впервые назвал его по имени. Да, блин, как-то к слову не приходилось, ещё и вспомнить не мог, как же его там тетушка обозвала. «Акира-…», а че дальше?