- Что здесь происходит?- донесся от двери растерянный голос Густава, а я, почему-то, прежде, чем повернуться к нему, обнял и сильнее прижал к себе отчаянно трясущегося мальчишку (Это, типа, защищая? Кто вселился в мое тело?!).
На меня смотрели две дико удивленные и ни черта не понимающие пары глаз, одна из которых была уже абсолютно трезвой из-за перенесённого стресса (и даже не икала).
А в моей всё ещё пьяной, а потому и особенно туго соображающей башке набатом стучала мысль о том, что же я умудрился забыть в хмельном угаре. Я умудрился забыть про подкидыша!
Глава 5.
Глава 5.
Солнце радостно светило в окно, приветствуя меня своими невъ*бенно ослепляющими лучами. В голове трудилась стая неунывающих дятлов, пытаясь пробить черепную коробку в поисках мозга (наивные), а во рту была зассаная кошками пустыня Сахара. Недобитый организм привычными матами «благодарил» хозяина за ох*ительный вечер. Прости меня, дорогой, когда-нибудь я сделаю это: я доконаю тебя окончательно, чтобы больше не мучился!
- Доброе утро… – доносится сквозь боль и звон тихий, неуверенный голос.
- Какое, на х*й, «доброе»…
Резким рывком сажусь на кровати. М-да, зря я это сделал…
- Бл*яяя… - просто стон измученной души.
Практически совершая подвиг, достойный звания «Герой планеты», со скрипом поворачиваю голову в сторону, откуда, предполагаемо, исходили звуки, и пытаюсь продрать глаза. Всё, памятник мне! На меня уставились две немигающие чашки с кофе. Тощий, длинный, чёрные волосы чуть ниже лопаток, на кончиках которых ещё каким-то чудом цепляется сползшая резинка. Красивый. Но обычно я предпочитаю блондинов. Хотя, пох*й, ничего не помню, надеюсь, мне понравилось, а он скоро съ*бет.
- Милаш, спасибо за секс, обещаю, что вечером не перезвоню. Дверь помнишь где? – и, опять же, со скрипом (я что, блин, старею?) отворачиваюсь от почему-то ах*евшего паренька. Слышу возмущённый вздох. Кровать скрипит (хи-хи, не я один тут рассыпаюсь), легкие шаги, затихающие в коридоре. Расслабленно и удовлетворенно лыбясь, готовлюсь провалиться в сон. Бл*дь! Пронзает запоздалая мысль.
Я придурок. Мало того, что вчера умудрился забыть про эту недобитую жертву голодовки, так ещё и сейчас, вот только что спутал его с одним из своих шлюшек. Пи*дец.
С мученическим стоном пытаюсь принять сидячее положение, как вдруг чувствую невесомую ладошку, поддерживающую меня со спины. Горящего лба касается что-то холодное. Протягиваю руку, хватаясь за спасительную бутыль с ледяной минералкой. Мигом опустошаю её наполовину, выпуская из груди стон истинного блаженства (уверен, даже ангелы в Раю мне сейчас завидуют, твари пернатые). Сейчас бы ещё аспиринчику. Вдруг перед моим взглядом материализуется прозрачная ладонь, на которой лежат две самые дорогие моему похмельному организму таблеточки (Газпром – мечты, все еще, сбываются!). Умиляюсь такой заботе, благодарно (ага, а не откусывая, чуть ли не вместе с пальцами)) принимаю подношения, запивая остатками воды (да не давись ты так, никто ж не отнимает). Не пойми откуда появляется желание снова жить. Расплываюсь в улыбке. Готов расцеловать неизвестного спасителя, как взглядом натыкаюсь на прикушенные розовые губки, с пикантной родинкой под ними. Желание расцеловать приобретает форму навязчивой идеи. Уже тянусь к этим манящим губам, как слышу удивлённый вздох. Спаситель шарахается от меня, а я, подавив разочарование, поднимаю голову, встречась глазами с… твою, бл*дь, мать, кофейными чашками подкидыша!
Сидим. Смотрим. Молчим. Просверливаем друг в друге взглядами аккуратненькие дырочки.
- Э-ге-гей, есть кто живой? – доносится голос Георга откуда-то из глубин моей квартиры, предположительно, из кухни, разрывая нашу столь содержательную зрительную беседу.
Оба вздрагиваем. Только хотел повернуться на крик, как голову пронзила неожиданная мысль, заставившая вновь припечатать мальчишку взглядом.
- Какого хрен ты делал в моей кровати?
- Спал. – ах*уительно всё проясняет это недоразумение. По моему скептическому взгляду пацан, видимо, понимает, то его ответом я, такая неблагодарная сволочь, не проникся, потому осторожно продолжает:
- Ты сам меня вчера сюда притащил. – Совсем охренел?
Тут память услужливо подкидывает картину прижимающегося ко мне дрожащего тела, Георга, обмотавшегося одеялом и в воинственной позе стоявшего на постели, ах*евшие глаза Густава и мой абсолютно пустой мозг, с единственной бьющейся в нем мыслью о том, что я идиот.
Кажется, я не придумал ничего умнее, чем пожелать всем «Спокойной ночи» и потащить не сопротивляющуюся тушку в свою комнату, по-прежнему защищая от чего-то невидимого (какого х*я?!), где уже, закрыв предварительно дверь, уложил подкидыша на кровать, крепко к себе прижимая и уткнувшись носом в пахнущую мятой макушку, после чего благополучно отправился кадрить Морфея. За*бись.
Глава 6.
Глава 6.
А я ошибся.
Выхожу в коридор, резко замирая, отчего плетущийся следом подкидыш впечатывается мне в спину. У самой кухни (а не в ней, как я думал), стоит в доску расстроенный Георг, время от времени крутящий головой то в сторону видневшегося холодильника, то в другой конец коридора, где находился туалет. Ехидно ухмыляюсь.
Или я продолжаю скрипеть, или мысленный ржач слишком громкий, но друг поворачивает ко мне голову и смотрит настолько растерянным взглядом, что меня разрывают чувства: то ли стереть слёзы умиления при виде этого великовозрастного ребёнка, то ли все-таки заржать в голос. Через пару секунд борьбы с собой, мальчишка за спиной нервно вздрагивает от моего истерического хохота (чет мне какой-то дерганный экземпляр попался).
Разочарованный в лучших чувствах, Листинг лишь машет на меня рукой и, все-таки, подходит к холодильнику, но, выловив из него живительную влагу, пулей срывается с места и уносится с кухни. В другом конце коридора раздается щелчок закрывшейся двери (Совместим приятное с ещё более приятным?).
Устав ржать и стирая пальцами выступившие слёзы, доползаю до стула, куда незамедлительно приземляюсь. Всё ещё как-то нервно голодающие с Поволжья (а вот чего он тогда такой худющий?) проделывают тот же путь и присаживаются рядом. Не успеваю отдышаться, как в кухню под старческое кряхтение заходит по стеночке ещё одна жертва вчерашнего алкоголизма. Не найдя в себе сил снова мучить живот хохотом (да и боясь разбудить уснувших дятлов) от избытка эмоций просто сползаю под стол.