В конце декабря 2000 года Ли и Джордж сидели дома и смотрели телевизор. В углу съемной квартиры в Ист-Энде стояла громадная рождественская елка, покрытая сотнями страз Сваровски. Их сняли с люстры стоимостью в 30 тысяч фунтов, которую Маккуин купил в парижском отеле «Четыре сезона» и потом разобрал. Ли надоело смотреть красивые виды только по телевизору; на середине очередного документального фильма он повернулся к Джорджу и спросил, хочет ли тот поехать в Африку. Через два дня они сидели в бизнес-классе самолета, который перенес их на Черный континент – Маккуин арендовал самолет только для них. Правда, через 48 часов ему надоел пустынный пейзаж и долгие часы ожидания, когда надеешься хоть краем глаза увидеть какого-нибудь дикого зверя. Он помнил, что у Наоми Кэмпбелл вилла на побережье, и нанял частный самолет, чтобы слетать к ней в гости. «Мы провели три дня, беспрерывно тусуясь и принимая наркотики – был Новый год, – вспоминает Джордж. – Наоми, правда, к кокаину не притрагивалась, хотя ее окружали люди, которые только этим и занимались».[752]

После сделки с Gucci Маккуин превратился в обладателя солидного состояния. Джордж вспоминает, как летал с ним в Нью-Йорк, когда Ли вдруг стукнуло в голову купить несколько произведений современного искусства; за один день Маккуин потратил 125 тысяч фунтов на пару гравюр Уорхола, в том числе одну из серии «Туфли в алмазной пыли». «Мне захотелось получить частицу истории, – пояснял он. – Я никогда не был его особенным поклонником. Я понял его, только когда прочел дневники, и тогда мне показалось, что мы чем-то похожи, потому что индустрия [моды. – Э. У.] – куча дерьма, а он был очень талантливым и понял это перед смертью».[753]

В июне 2001 года Маккуин заплатил 1 300 000 фунтов за дом в Абердин-Парке, в Ислингтоне, который он купил для своего друга, парикмахера Гвидо Палау. Потом, в том же году, он подарил родителям дом на Роуэн-Уок в Хорнчерче (Эссекс) за 275 тысяч фунтов. Сначала Рону и Джойс не хотелось оставлять «родовое гнездо» на Биггерстафф-Роуд в Стратфорде. Рону нравилось рыбачить на расположенной поблизости реке Ли, а Джойс привыкла к местному торговому центру. «Но через пару лет они обжились и поняли, что должны были переселиться туда много лет назад», – сказала Джанет Маккуин.[754]

Ли по-прежнему был недоволен своей внешностью; он попросил Джанет Стрит-Портер познакомить его с ее личным тренером. «Он пытался приучить Ли к тренировкам, но все оказалось бесполезно, – вспоминает Джанет. – Ли приходил либо совершенно обдолбанный, либо в состоянии ломки после кокаина и других наркотиков. Так что тренер отказался с ним работать – того и гляди, произойдет несчастный случай или у него будет сердечный приступ прямо на тренировке».[755] По-прежнему страстно желающий похудеть, Маккуин заплатил несколько тысяч фунтов за операцию по бандажированию желудка; благодаря ей уменьшалось количество пищи, которое он способен был съесть. Результаты оказались разительными, и за первые три месяца после операции он похудел на три стоуна (около 20 кг). «Он пытался приспособиться к новому положению селебрити, но такой статус ему не подходил», – считает Арчи Рид.[756] «Мне всегда казалось, что небольшой лишний вес ему даже шел», – говорит его брат Тони.[757] Но новая внешность нравилась самому Маккуину; журналистам он говорил, что похудел оттого, что ведет здоровый образ жизни, правильно питается и занимается йогой. «Больше всего хочется посмотреться в зеркало и сказать: «Как же ты мне нравишься!» – говорил он в интервью Харриет Куик из журнала Vogue. – Как-то я заторчал в одном клубе и пошел поговорить со своим отражением в зеркале – я чуть не умер со смеху. Я подумал: «Ах, какой ты милашка!» Подумать только, ведь это же я. Наконец я достиг чего хотел!»[758]

Ко времени церемонии награждения Rover British Fashion Awards, которую проводили 20 февраля 2001 года в Баттерси-Парке, Маккуин лишился почти всего жира в области талии, лицо у него тоже похудело. Когда он вышел на сцену, чтобы получить награду как лучший дизайнер года, – он обошел таких конкурентов, как Джулиан Макдоналд и Клементс Рибейро, – Маккуин выглядел нервным и взвинченным; под темными очками, которые он упорно отказывался снять, прятались бегающие глаза. Для повышенной тревожности, как оказалось, имелась веская причина: на сцене, рядом с председателем Британского совета моды, Николасом Кольриджем из группы Condé Nast, стоял принц Чарлз, чей костюм Маккуин, по его словам, тайно испортил много лет назад. Понимая, что нужно как-то сгладить неловкость, он пошутил: «Мне как-то жутковато, ведь я начинал с того, что шил костюмы для его высочества в ателье Anderson & Sheppard, и вот я получаю награду из его рук… Прямо оторопь берет!» В ответ и публика, и принц рассмеялись. В фильме о творчестве Маккуина, который показали перед награждением, дизайнер говорил о постоянном стрессе, какой он испытывает во время работы, и о том, как ему удалось передать свои чувства в коллекции Voss. «Трудиться в модной индустрии – все равно что быть подопытным кроликом: все на тебя смотрят, чем-то в тебя тычут. Так же и в моде. Этот мир узок, в нем много темного, много вуайеризма. Иногда мода душит. Иногда она напоминает психушку».

Получив награду, Ли раскритиковал правительство за то, что британских дизайнеров не поддерживают. Он сказал: «…если бы не Gucci, сегодня я бы не смог продолжать»,[759] повторив свои слова, произнесенные в передаче Би-би-си за несколько дней до церемонии. «Представьте, что вас пригласили в резиденцию премьер-министра, на Даунинг-стрит, 10, и вдруг вас хватают и тащат фотографироваться с Шери Блэр… Она и двух слов мне не сказала до того, как нас с ней щелкнули вместе. Все это прекрасно, но вы должны подкреплять свои слова деньгами, а не просто говорить».[760]

Начало 2001 года выдалось для Маккуина особенно тяжелым. Он надеялся поработать с Сэм Тейлор-Вуд над инсталляцией для январского показа коллекции от-кутюр для Givenchy, но после того, как в LVMH узнали о его сделке с Gucci, ему решили перекрыть кислород. В виде наказания следующий показ устроили в «неприметном, предназначенном только для клиентов салоне отеля «Авеню-Георг V».[761] Кроме того, Ли обиделся на некоторые заявления со стороны LVMH. Представители концерна, в частности, сказали: так как LVMH не является спонсором его собственной компании, «мистеру Маккуину следует искать финансирование для своего крошечного бизнеса». По словам журналиста Кристы Д’Сузы, «из всех отзывов, какие Маккуин получил после сделки, слово «крошечный» оскорбило его больше всего».[762]

Не приходится удивляться, что свою следующую коллекцию под собственной маркой он назвал What a Merry-Go-Round («Что за карусель»). В коллекции (ее показали 21 февраля 2001 года) зловещие воспоминания детства сочетались с пренебрежительным отношением дизайнера к индустрии моды в целом. На подиуме появились Ловец детей из мюзикла «Пиф-паф-ой-ой-ой», куклы чревовещателя, модели с «клоунскими» лицами, устрашающего вида куклы и карусель с восемью лошадками. Карусель кружилась под детский смех. Под колыбельную Кшиштофа Комеды из фильма «Ребенок Розмари» на сцену, ковыляя, вышла модель в треугольном парике и с клоунским лицом; к подолу ее юбки был прицеплен золотой скелет. «Мы показываем детям клоунов, как будто клоуны смешные, – говорил Маккуин после показа. – А ведь это не так. Они не смешные, а страшные. А балаган, в переносном смысле, олицетворял все, через что мне пришлось пройти в последнее время».[763] Хотя коллекцию приняли хорошо – «коллекция стала блестяще сбалансированным сочетанием мужского и женского, ультраромантического и брутального», писала Сюзанна Френкел,[764] – позже Маккуин признавался: по его мнению, зрелищность в коллекции победила, а «сами костюмы никто не помнит».[765]