Концепция национального дохода по природе своей не является статичной. Действительно, одна из главных характеристик экономики – непрекращающийся поток доходов из одних рук в другие. С каждой новой покупкой мы перекладываем часть собственного дохода в карман другого человека. Точно так же наш доход, до последней монетки, в конечном счете складывается из денег, потраченных другими людьми, – вне зависимости от того, получаем мы зарплату, ренту, прибыли или процент с капитала. Возьмите любую долю своего дохода, и вам станет ясно, что она происходит из чужого кошелька: его обладатель либо пользовался вашими услугами, либо постоянно заглядывал в ваш магазин, либо приобрел продукцию компании, акциями или облигациями которой вы обладаете.

Именно в результате этой непрерывной циркуляции денежных потоков – напоминающей, как заметил кто-то, стирку чужих вещей – экономика постоянно получает новые жизненные импульсы.

На практике процесс обмена доходами осуществляется естественно и без особых помех. Все мы тратим большую часть доходов на полезные и приносящие нам удовольствие товары – так называемые товары потребления, – а поскольку мы делаем это довольно регулярно, то можем быть уверены: заметная доля национального дохода не лежит без движения. Один тот факт, что нам необходимо есть и во что-то одеваться, а также что мы не отказываем себе в удовольствиях, обеспечивает стабильный и довольно внушительный поток расходов со стороны каждого из нас.

До сих пор все довольно просто и бесхитростно. Но есть одна часть наших доходов, непосредственно не становящаяся доходом других лиц, – речь идет о сбережениях. Приди нам в голову спрятать эти деньги под подушку или сохранить их в наличной форме – и кругообразный поток доходов, несомненно, будет нарушен. Оно и понятно, ведь в этом случае мы возвращаем обществу меньше, чем оно дало нам. Если бы подобный процесс замораживания средств был повсеместным и не прекращался, за ним вскоре последовало бы всеобщее падение доходов, вызванное сокращением объемов движущихся по экономике средств. Экономика оказалась бы в депрессии.

К счастью, этот разрыв в потоке доходов является редкостью. На самом деле мы не кладем собственные сбережения на полку. Мы вкладываем их в акции, облигации или банки и таким образом позволяем им работать на кого-то еще. Так, покупая акции, мы передаем свои сбережения непосредственно предпринимателю; если же мы относим их в банк, то он может ссудить их деловому человеку, которому требуется капитал. Относим мы деньги в банк или покупаем страховку или ценные бумаги – всегда находятся каналы, позволяющие им вернуться в круговорот доходов, и помогают в этом предприниматели. Когда они берут наши деньги и тратят их, последние так или иначе появляются вновь – в форме чьего-либо оклада, заработной платы или прибыли.

Но – и это очень важно – связывающий сбережения с инвестициями канал нельзя воспринимать как данность. Бизнесу не требуются деньги для осуществления своих ежедневных потребностей – он покрывает свои расходы из тех денег, что получает в качестве выручки. Фирмы нуждаются в сбережениях в том случае, если расширяют собственное производство, – как правило, регулярные поступления от продаж не в состоянии покрыть затраты на возведение новой фабрики или полномасштабное обновление оборудования.

Именно здесь и начинаются неприятности. Не чуждое бережливости общество будет постоянно стараться откладывать часть своего дохода. Но бизнес вовсе не всегда находится в положении, благоприятствующем росту и расширению. Когда будущее не внушает оптимизма – в силу «перенасыщения» на одном из рынков, напряженности международной обстановки, переживаний бизнесменов в связи с инфляцией или же любой другой причиной, стимул совершать инвестиции тут же исчезает. Зачем предпринимателям увеличивать мощности, если они смотрят в будущее с содроганием?

Отсюда и возможность наступления спада. Если наши сбережения не инвестируются фирмами в целях расширения своей деятельности, наши доходы обязательно снизятся. Нас ждет та же сжимающаяся спираль, что и в случае, когда мы заморозили сбережения.

Может ли нечто подобное случиться в реальной жизни? Мы поговорим об этом позже. А пока заметим, с каким необычным и бесстрастным противостоянием мы имеем дело. Перед нами лишь весьма добродетельные граждане, благоразумно пытающиеся сберечь часть своих доходов, и не менее добродетельные предприниматели, столь же благоразумно старающиеся понять, располагает ли текущая ситуация к принятию рисков в виде закупки нового оборудования или постройки нового завода. Как ни удивительно, от этих с виду невинных решений зависит судьба всей экономики. Случись так, что они разойдутся – например, фирма предпочтет инвестировать меньше, чем люди собираются сберечь, – экономике придется приспосабливаться к хватке депрессии. Важнейший вопрос о том, стоит нам ждать роста или спада, зависит главным образом именно от этого.

В каком-то смысле подобная уязвимость перед лицом колебаний в инвестициях и сбережениях – вот цена, которую мы платим за экономическую свободу. Этой проблемы не было в Советской России или, если на то пошло, в Египте времен фараонов. Ведь в тех странах, что управляются по указанию сверху, объемы инвестиций и сбережений определяются властями, и полный контроль над экономической жизнью страны означает, что сбережения народа пойдут именно на строительство пирамид и электростанций. В капиталистическом мире все по-другому. Здесь сбережения и инвестиции возникают в результате решений свободных экономических агентов. И ровно потому, что решения эти никем не направляемы, они могут оказаться не соответствующими друг другу. Может быть, инвестиций будет недостаточно, чтобы впитать все сбереженные нами деньги, а может, последних не хватит для того, чтобы профинансировать все желаемые инвестиции. Спору нет, экономическая свобода крайне желательна, но не надо забывать, что ее обязательными спутниками являются колебания от расцвета к упадку и обратно.

Начинает казаться, что мы совсем позабыли о Джоне Мейнарде Кейнсе и его «Трактате о деньгах», но это не совсем так. «Трактат…» представлял собой блестящий анализ этих расхождений между сбережениями и инвестициями. Идея не принадлежала Кейнсу – многие экономисты до него указывали на ключевую роль этих факторов для понимания циклов деловой активности. Но, как и всегда, прикосновение Кейнса заставило сухие абстракции играть новыми красками. Вот что он писал:

Несмотря на мастерство анализа, стоило Кейнсу поставить точку в «Трактате…», как он сам же, образно выражаясь, и порвал его на мелкие кусочки. Оказалось, что в его теории колебаний сбережений и инвестиций есть одно слабое место, причем очень важное: она совершенно не объясняла, каким образом экономика может задерживаться в состоянии депрессии. Если использовать аналогию, согласно которой эти колебания напоминают движение качелей, то, казалось бы, отягощенная избыточными сбережениями экономика должна в скором времени исправить свои недостатки и качнуться в противоположную сторону.

Действительно, поведение сбережений – Бережливости – нельзя назвать независимым от состояния инвестиций – Предпринимательства. Напротив, они встречались там, где предприниматели «покупали» сбережения, или, во всяком случае, одалживали их, – на денежном рынке. Как и любой товар, сбережения имеют свою цену – речь идет о ставке процента. Таким образом (так казалось всем), в разгар спада поток незадействованных сбережений должен приводить к снижению цены – точно так же, как скопление ботинок снижало цену обуви. Стоило же цене сбережений – ставке процента – снизиться, как стимул к инвестированию, по всей видимости, должен был вырасти: если постройка фабрики казалась слишком дорогой при ставке в 10 % годовых, вполне вероятно, что она будет видеться вполне доступной при снижении этой ставки до 5 %.