Любовь поражает внезапно, мгновенно, захватывая целиком. Любовь напоминает разряд молнии. Он мог судить об этом по тому, как вел себя Джеймс с Изабеллой. У Джеймса, когда он впервые увидел Изабеллу, был такой потрясенный вид, как будто его ударили кулаком в солнечное сплетение. Другой его зять признался: как только он увидел Оливию, так сразу его прежняя жизнь утратила для него всякий смысл.
Ничего подобного Генри при знакомстве с Дианой не испытал. Более того, он даже не мог припомнить, когда в первый раз увидел ее. Это случилось несколько лет назад. Диана вошла в его светскую жизнь тихо и почти незаметно, как партнерша для танцев. Причем если бы не его мать, которая побуждала его танцевать с ней, он не стал бы ее приглашать.
Ну что ж, пусть их первые встречи не ознаменовались никакими разрядами молний, зато теперь от одной мысли о Диане он вспыхивал как спичка. А она все эти годы ждала его. Пусть его не поразил гром, но ведь не зря говорят, браки заключаются на небесах. И благодаря божественному вмешательству он прозрел.
Нет-нет, его чувства не вспыхнули мгновенно. Напротив, его страсть росла медленно и постепенно. Это был длинный путь, он двигался шаг за шагом, пока, наконец, не обрел любовь. Да, любовь.
Генри обомлел.
Вне сякого сомнения, это была любовь.
От подобного осознания у него подогнулись колени, и он рухнул на стул. Когда перед тобой стоит дама, такое поведение недостойно джентльмена. Впрочем, сегодня он вел себя так скверно, что о джентльменстве лучше было не вспоминать.
Он любит Диану.
— Генри?
Он отсутствующим взглядом смотрел прямо перед собой, осмысливая то, что только сейчас осознал.
— Генри, что с тобой?
— Я, я… — Но тут Генри окончательно пришел в себя. Ему было ясно, что не время сейчас говорить об этом. — Ты не ответила на мой вопрос.
— На какой? — насторожилась Диана. — Ты меня ни о чем не спрашивал.
— В таком случае позволь мне напомнить.
Кое-как встав, он попытался было опуститься перед ней на колени, но Диана, схватив его за отвороты сюртука, едва ли не силой удержала в вертикальном положении.
— Пожалуйста, не надо, — прошептала она. — Я хочу выйти за сэра Сэмюеля.
От одного имени баронета гнев ослепил Генри. Он подскочил, словно его кольнуло чуть пониже спины.
— Чем он так приворожил тебя? Что в нем такого особенного по сравнению со мной? — взорвался Генри. — Он не любит тебя, и ты не любишь его. Так почему ты хочешь выйти за него?
— Он никогда не разобьет мне сердца.
— Я тоже…
Но тут Диана остановила его, приложив свои тонкие пальчики к его губам. По его горящим глазам, говорившим красноречивее любых слов, ей было все ясно. Она ласково погладила его по щеке и тихо промолвила:
— Ты обязательно разобьешь.
Она закрыла глаза, прежде чем признаться:
— Ты уже разбил.
— Диана…
Она опять прервала его. На этот раз поцелуем. Приподнявшись на цыпочки, она прижалась к его губам и замерла, пытаясь утихомирить щемящую боль и тоску. Поцелуй вышел горьким. От этого поцелуя лучше было бы уклониться. Но это был прощальный поцелуй.
Наконец к ней вернулись силы, и она оттолкнула его от себя.
— Желаю тебе счастья, я знаю… — Диана запнулась. — Я не сомневаюсь, твою затею с конезаводом ждет успех.
— Не надо, Диана. — Голос Генри дрогнул, и он обхватил ее обеими руками. — Не делай этого. Я не отпущу тебя.
— Отпустишь. Если я тебе не безразлична, если я тебе… дорога. — В ее голосе звучала неизбывная печаль, смешанная со слезами. Диана торопливо выскользнула из комнаты, прежде чем он успел остановить ее, удержать, сломить ее решимость.
Хотя сегодня ему удалось прорваться сквозь все ее оборонительные заслоны, проделать огромную брешь в стене благоразумия и отчуждения, она не сдалась ему. Генри Уэстону была нужна женщина, которая целиком и полностью принадлежала бы ему, целиком и полностью подчинялась бы его желаниям.
Пойти на такое Диана боялась. Лучше спокойное тихое существование, чем страсть, причиняющая столько страданий. Он считает ее трусливой, ну и пусть. Диана торопливо спустилась вниз в дамскую комнату. Прежде чем вернуться в обыденную реальность, прежде чем устремиться навстречу такому же обыденному и заурядному будущему, следовало привести себя в порядок — как свой наряд, так и настроение.
Служанка в дамской комнате, едва увидев Диану, удивленно воскликнула:
— Что с вами, миледи? Вам плохо?
Зеркало на стене показало Диане, что она выглядит несколько лучше, чем ожидала. Беспорядок в одежде, прическе в сочетании с бледностью создавали впечатление болезненности. Это мало успокоило Диану, она по-прежнему находилась на грани истерики или временного умопомешательства.
— Приготовить чай, миледи?
— Нет, нет, благодарю вас. Лучше помогите мне привести мою прическу в порядок. И тогда все уладится.
«Все будет хорошо», — успокаивала себя Диана, подходя к толпе гостей и высматривая мать.
«Все будет хорошо», — твердила она на обратном пути домой, сидя в карете с матерью. Диане очень повезло. Одно из блюд, приготовленное из испорченных крабов, вызвало явное замешательство в рядах обедающих. Для многих званый обед закончился несколько преждевременно, с расстроенным желудком они торопливо рассаживались по каретам, чтобы ехать домой.
Диана страдала от сердечных переживаний, но и от этой болезни тоже ведь можно излечиться. Ей хотелось, чтобы сэр Сэмюель как можно скорее сделал ей предложение. Особая лицензия позволила бы ускорить венчание, а потом она уехала бы в Уилтшир, подальше от разных соблазнов, главным из которых был обаятельный Генри Уэстон.
Хотя баронет обещал нанести визит старому герцогу, чтобы переговорить об обручении и обсудить приданое Дианы, о сэре Сэмюеле несколько дней не было ни слуху ни духу, ибо Стикли попал в число несчастных, отравившихся за обедом. Заболевшие укоряли себя за свою собственную неосторожность, но еще больше переживала хозяйка званого обеда и ее личный повар, который лишился места.
Несмотря на ее подавленное настроение, врач заверил Диану в скорейшем выздоровлении. Он был близок к истине и одновременно далек от нее, думая, что лечит желудочное расстройство, в то время как Диана страдала от сердечной раны.
Бедняга сэр Сэмюель написал ей записку, в которой с прискорбием сообщалось, что они не смогут видеться по меньшей мере целую неделю. Времени для размышлений у Дианы оказалось более чем достаточно.
Она принялась читать книгу «Сельское хозяйство графства Уилтшира», специально купленную для нее матерью, но дальше нескольких страниц чтение не пошло. Шесть страниц за шесть дней. Ей хотелось видеть Генри, говорить с ним. Между прочим, он не без вызова заявлял, будто вообще не читает, за исключением особых книг с картинками…
Нет, нет, лучше об этом не думать. Хватит думать о нем. Но несмотря на все старания, Диана только и делала, что думала о Генри Уэстоне.
Это было глупо, очень глупо и очень опасно. За короткое время он совершенно вскружил ей голову.
Диана принялась перебирать драгоценные воспоминания: как он подбил ее на неприличное поведение на маскараде у леди Гэллоуэй, страстный поцелуй в Воксхолле. А их ранние утренние поездки верхом вдоль Роттенроу. Всякий раз, когда он, поддразнивая, называл ее «моя дорогая мисс Мерриуэзер», у нее так приятно становилось на сердце. Их беседы ни о чем, так как он главным образом слушал ее. А как он смотрел на нее, удивленно, нежно, любяще, как настоящий мужчина, — отчего все внутри нее трепетало и радовалось жизни.
Было в Генри что-то такое, что пробуждало в ней смелость, желание мечтать и любить. Это было так чудесно. Три месяца в обществе нахала и насмешника, и Диана перестала узнавать себя. Впрочем, она вовремя остановилась.
У Дианы буквально гора упала с плеч, когда дворецкий наконец-то объявил о приезде выздоровевшего сэра Сэмюеля. Последний сиял словно сигнальный маяк, указывающий путь к спасению. Если бы сэр Сэмюель протянул к ней свою спасительную руку, Диана, не задумываясь, схватилась бы за нее.