Теперь Генри стало ясно, почему его мать дружила с леди Линнет. Между ними было много общего: они внушали уважение, смешанное с ужасом.

— Не буду отрицать, что моя репутация целиком и полностью незаслуженна, тем не менее я человек чести. Если я дал слово, то можете мне верить — я не причиню вреда мисс Мерриуэзер.

Линнет долго и молча смотрела ему в лицо, затем кивнула головой:

— Я верю в честность ваших намерений. Однако, как известно, благими намерениями вымощена дорога в ад.

Генри не успел, а вернее, не сумел бы достойно парировать сей выпад, но на его счастье в гостиную торопливо вошла Диана. Она завязывала под подбородком ленту своей широкополой шляпки и с тревогой всматривалась то в лицо матери, то в лицо Уэстона, как бы ища следы словесной перепалки.

В ответ на ее обеспокоенный взгляд Генри ободряюще улыбнулся и предложил ей руку:

— Вы не возражаете, мисс Мерриуэзер?

Диана не возражала, но оперлась на протянутую руку не без внутреннего трепета. Поклонившись леди Линнет, Уэстон произнес:

— Миледи, было приятно с вами побеседовать.

— Мне тоже, мистер Уэстон. Дорогая, только не оставайся слишком долго на открытом солнце.

Генри молчал до тех пор, пока они не оказались в саду и не отошли от дома на достаточно большое расстояние.

— Немного досадно, что вы обо всем рассказали матери. Все-таки это было соглашение между нами двоими.

— Между нами не было никакого соглашения, мистер Уэстон. Помнится, я не давала вам согласия.

— Да, да, — поспешно согласился он и тут же лукаво добавил: — Пока не дали.

— Пусть так, но прежде чем я дам его, вы должны принять кое-какие мои условия.

— Выкладывайте, — благодушно сказал Генри.

— Никаких других женщин. Слишком много за последние годы я встречала сочувствующих взглядов и слышала перешептываний за моей спиной. Мне не хочется, чтобы меня опять жалели или злорадствовали по моему поводу.

— А если я буду соблюдать осторожность…

— Нет. — Диана вырвала руку из его руки. — В таком случае ищите для своего плана другую даму и ухаживайте за ней столько, сколько вам заблагорассудится.

Генри заколебался. В Лондоне было полно дам, каждая из которых с радостью приняла его ухаживания. С другой стороны, обходиться без женщины в течение нескольких месяцев — не слишком тяжелое испытание.

Перед его мысленным взором возник собственный конезавод. Речь шла о конезаводе, а не об увлечении рисованием или музыкой, тут нельзя быть несерьезным. Необходимо во что бы то ни стало добиться успеха. Диана Мерриуэзер, ее положение в свете как нельзя лучше подходили для его целей. Ее общество должно было решить все проблемы, успокоить его мать и, самое главное, завоевать доверие лорда Парра. Для поисков другой женщины требовалось время, а времени у него как раз не оставалось. Кроме того, он испытывал тайное желание доказать Диане, что она ошибается, что он гораздо лучше, чем она думает о нем.

— Хорошо. Никаких других женщин, — согласился Уэстон, про себя прощаясь с маленькой танцовщицей, с которой провел ночь. Впрочем, она уже начинала ему надоедать, и рано или поздно он попрощался бы с ней, а условие Дианы приблизило их расставание.

— Какие еще условия?

Диана наклонила голову вбок и искоса взглянула на него из-под края шляпки.

— А вы не задумывались над тем, что ваше ухаживание приведет к тому, что вашей популярности будет нанесен непоправимый вред?

Генри на минутку задумался, затем решительно, словно отметая напрочь подобную нелепость, тряхнул головой:

— Поверьте мне, этого никогда не произойдет. Да, пока не забыл, вам надо нанести визит одной из моих сестер в ближайшие день или два. Выбирайте, кто вам больше нравится, Оливия или Изабелла. Впрочем, я почти не сомневаюсь: кого вы бы ни выбрали, в любом случае вы увидите обеих.

Диана отбросила кончиком туфли камешек с тропинки.

— Похоже, семейство Уэстон берется предоставить мне не только кавалера, но также и подруг.

Не обращая внимания на раздражение в ее голосе, Генри продолжал:

— Я буду навещать вас все ближайшие дни плюс ваш ответный визит к моим сестрам, совместные прогулки, и скорее всего через неделю в столбцах светской хроники во всех газетах появятся сообщения о том, что я ухаживаю за вами.

— Не слишком ли вы высокого мнения о себе?

— Не о себе, а о вас. Я хочу вам сказать, — хитро улыбаясь, произнес он, — что моим сестрам, как Изабелле, так и Оливии, не терпится поговорить с вами.

— А им известно о нас, точнее, о нашем соглашении?

— В общих чертах. Они хотят удостовериться в честности ваших намерений, что вы не раните мою мужскую гордость и не разобьете моего сердца.

— Сомневаюсь, что я способна задеть хоть в малейшей степени вашу гордость, а насчет разбитых сердец мы с вами уже договорились, не так ли?

Генри машинально нежно провел пальцами по тыльной стороне ее ладони, ему хотелось успокоить ее, и только. От этой, по сути, невинной ласки у Дианы прервалось дыхание, она замерла на миг, а он, моментально заметив это, сразу вспомнил все, что случилось между ними вчера на балу. Как они подходили друг другу, как их тела слились в одно целое в объятиях. Какой опьяняющий аромат от нее исходил. Когда вчера ночью он спал со своей танцовщицей, в его воображении не раз возникали длинные стройные ноги Дианы, обхватывавшие его бедра. Он отдернул руку.

Она вопросительно посмотрела на него:

— Что случилось?

— Ничего. Просто мне захотелось узнать, который час. — Он сунул руку в карман для часов и только тогда вспомнил, что не носит часов.

Страсть опять овладела им.

Вчера вечером Генри принял это за случайность. Позже он спал с другой женщиной и не считал свое поведение чем-то предосудительным. Та страсть была чем-то обыденным, тогда как неожиданно возникшее чувство к Диане тревожило и волновало его. Но еще сильнее его взволновало неожиданное стеснение в груди, когда она сказала, что беспокоится, как бы его ухаживание не навредило сложившемуся о нем представлению как о дамском угоднике.

— Вы куда-то спешите? — спросила Диана.

— Нет. С чего вы взяли?

— Но вы же искали свои часы.

— Я хотел проверить, как долго мы с вами гуляем. Матушке вряд ли понравятся наши совместные прогулки, если ваша кожа покраснеет от солнца.

Диана отошла в тень на самый край аллеи и уставилась на растущие вдоль нее цветы.

— Вы напомнили ей о моем отце, — тихо и задумчиво заметила она. — Он также владеет конезаводом. Наверное, вы слышали о Суоллоусдейле-Грейндж. Там мы жили раньше, прежде…

Диана осеклась.

— Прежде чем ваши родители расстались. — Генри закончил за нее мысль.

— Верно. Отец очень похож на вас: он такой же высокий, симпатичный и очень обаятельный, никто не может сопротивляться его обаянию. Знаете, он работал наездником, а потом его взял к себе дедушка. Он ездил на континент с программой верховой езды. Его вольтижировка и конные трюки ничего, кроме страха за него, у моей матери не вызывали. — Диана на миг замялась. — Вопреки всем слухам о неверности, я вам клянусь, моя мать никогда ему не изменяла.

— Я верю вам, — спокойно и внушительно сказал Генри. Однако он понимал: как бы там ни было, но настроенное против леди Линнет светское общество считает ее виновной и никогда не изменит свою точку зрения, пусть даже она и дочь герцога.

— Я подумала, быть может, прошлым вечером… то, что произошло между нами… — Диана зарделась от смущения. — Одним словом, я не хочу, чтобы мое поведение каким-нибудь образом отразилось на репутации моей матери, — решительно закончила она.

Для того чтобы ее успокоить, Генри ласково взял ее за руку.

— Я не очень понял, что вы хотели этим сказать. Я готов обо всем забыть, только давайте устраним какие бы то ни было недоразумения, чтобы впредь ничего не вызывало у меня смутного раздражения. Признаюсь вам, что в таких делах мне хочется ясности. Мисс Мерриуэзер, прежде чем ответить на мой вопрос, обдумайте как можно лучше ваш ответ. Неужели вам стыдно от того, что вы целовались со мной?