что Мелвилл не был среди ее клиентов. Теперь Джо знала правду, как и весь остальной

мир, и было бы трудно найти объяснение в длинном списке правды и полуправды.

Но облегчение и страх переплетались с сожалением. Да, Лондон была вынуждена

признаться самой себе, что сожалеет, что больше у нее не будет повода встречатьсяс

Дереком Эмброузом. Она отвергла все его ухаживания, поскольку считала это

необходимым, но мужчина был настолько сексуальным и потрясающим,что она готова

была себе признать, что была уже у него на крючке.

Она вздохнула, перемешивая муку с яичными желтками. В те краткие моменты… держа

его за согнутую руку на мероприятии, или в его машине в ночной темноте, когда своей

обжигающей кожей он касался ее, она получила представление о совсем другой жизни,

жизни, о которой она даже не осмеливалась мечтать в ближайшие десять лет. Ее сердце

болело от сожаления, что в дальнейшемтакого больше не повторится, и теперь ей не стоит

больше притворяться.

Тридцать минут и домашний хумус будет готов, но раздался звонок в дверь. Она смахнула

остатки муки со штанов для йоги и майки, подошла к входной двери. На крыльце стоял

мужчина, который и вызывал все ее сожаления.

— Можно войти? — спросил он, его глаза были более голубыми, чем обычно, оттеняемые

цветом ярко-голубой футболки. Он был одет,можно сказать,небрежно, она никогда не

видела его в таком виде — в потертых джинсах, обтягивающих его во всех нужных

местах. Более выпирающих и труднодоступных местах, можно и так сказать. У нее тут же

пересохло в горле, пока она окидывала его взглядом сверху-донизу.

Она подняла глаза на его лицо, как только поняла, что во без зазрения совести просто

таращилась на него. Уголок его губ приподнялся с одной стороны в ухмылке, словно он

точно прочитал ее мысли.

— Да, конечно, — наконец ответила она, отступив в сторону, пропуская его вперед.

Он улыбнулся, и ее сердце екнуло.

— Вкусно пахнет, — произнес он, заходя в дом.

— Это торт, —ответила она, проводя его в гостиную. — Я могу предложить тебе, но он

еще не готов. Может ты хочешь стакан воды или чашку чая?

Он отрицательно покачал головой.

— Нет, но я надеюсь, мы сможем поговорить.

Она села на дальний конец дивана, подальше от него.

— Конечно.

Он наклонился вперед, облокотившись на колени.

— Сожалею, что не смог связаться с тобой сегодня утром, когда появилась эта новость.

Утро выдалось просто сумасшедшим, и мне не хватало реально времени, чтобы

поговорить с тобой раньше.

— Предполагаю, что на самом деле нам не о чем реально говорить, — сказала она. – Все

просочилось в прессу, и получается, что мы покончили с нашим маленьким фарсом.

Его глаза сузились, а губы превратились в одну тонкую линию.

— А если я скажу нет?

Она моргнула от удивления.

— Что ты имеешь в виду?

Он прошелся рукой по волосам, нахмурившись.

— Я рассматриваю варианты на ближайшие дни. Я не хочу отказываться от кампании. Я

никогда не был в такой жесткой ситуации раньше, но был почти в такой же однажды, и

все смог разрулить тогда, уверен, что смогу и сейчас.

Внутри нее снова появились противоречивые чувства, но он продолжил, прежде чем она

смогла сформулировать свой ответ:

— Знаю, что ты не испытывала удовольствия от всего этого притворства и обмана..., — он

замолчал ивопросительно взглянул на нее.

Ее щеки покраснели, и она опустила взгляд.

— На самом деле быловсе намного лучше, чем я предполагала. Я не люблю врать, но

передышка в работе была несколько щекотливой, я так полагаю.

Его челюсти сжались, прежде чем он продолжил:

— Может, ты не будешь против подождать еще несколько дней? Я не хочу, чтобы что-то

просочилось в прессу. Мой адвокат работает в данный момент над несколькими вещами

—иск против газет, пытаясь таким образом выяснить, откуда они получили свою

информацию. Большую часть сегодняшнего дня я разговаривал с Мелвиллом, и он

наконец-то согласился подождать несколько дней, прежде чем сделать публичное

заявление. Я хотел бы попросить тебя сделать то же самое.

Ее сердце трепетало, и она вспомнила, как говорила мама — будь осторожна в своих

желаниях. Час назад она размышляла, насколько ей будет не хватать подыгрывать Дереку

Эмброузу, а теперь он сидел здесь перед ней и просил подождать еще несколько дней.

— Но если все уже всѐ знают, что Мелвилл все же был связан со мной, с какой целью мы

будем продолжать делать вид, что у нас есть отношения? — спросила она.

Дерек почувствовал себя некомфортно, что с ним почти не бывало, поскольку для этого

мужчины комфорт был врожденным качеством, его второй кожей. Он потер затылок и

откашлялся.

— Не могу тебе сказать, но хочу пока сохранить наши отношения,мне нужно все до конца

выяснить, — он посмотрел на нее искренне и понизив голос произнес:— Всего лишь

несколько дней. Пожалуйста.

Она понимала, о чем он ее просил — логики было ноль. Интересно, каков его реальный

повод, поддерживать вид их отношений в течение нескольких дней? Она также

рассматривала существующую опасность, впервые, как только увидела заголовок,

поскольку очень опасалась дополнительного пристального внимания прессы, которая

начнет капать глубже, если она продолжит общаться с Дереком. Лучшим вариантом для

нее на данный момент было вернуться к ее прежней жизни, и позволить этой истории

идти своим чередом, и она сомневалась, что к ней долгое время будет столь пристальное

внимание прессы. Чем скорее Мелвилл официально объявит о снятие свой кандидатуры,

тем быстрее СМИ потеряют к нему интерес.

Но сейчас Дерек не позволял Мелвиллусделать заявление об отставке и просил ее,

рассиживаясь здесь без дела, в то время, когда пресса била копытом и хотела получить

жареное с большим количеством грязи, и вполне возможно ее грязи. Дерьмом, которое

погубило уже однажды ее жизнь, и она поклялась сама себе, что больше такого никогда не

повторится.

Но у нее начинало покалывать и болеть в груди, как только она думала, что больше

никогда не увидит Дерека, хотя умом понимала, что с ее стороны было бы несусветной

глупостью продолжать быть частью его мира.

— Не думаю, что это хорошая идея.

— Почему? — спросил он с выражением, напоминающее малыша, у которого отняли

любимую конфетку.

— Я не хочу оставаться под пристальным вниманием прессы. Если мы признаемся…

Мелвилл и я… папарацци отстанут, и я смогу вернуться к своей жизни.

Он поднялся, его разочарование ощущалась, как теплая волна от радиатора.

— И ты действительно этого хочешь?— спросил он, пройдясь по комнате и

останавливаясь перед камином, она молча уставилась в его широкую, накаченную спину.

— Ты хочешь вернуться и спать с мужчинами, оставаясь все время в тени, продолжая

лгать окружающим тебя людям?

Она вздернула подбородок, пытаясь побороть стыд, прожигающий ее от его слов, и

который в течение восьми лет она прятала очень глубоко внутри себя.

— Нет, я хочу вернуться к своей высокооплачиваемой работе, своей личной жизни и

иметь выбор, что и с кем делить.

За считанные минуты он прошел через всю комнату и очутился на коленях перед ней, с

обеих сторон обхватив ее за бедра, с мольбой в глазах ибурей яростных эмоций,

сменяющихся на лице.

— Хватит, — потребовал он. — Не говори мне, что ты хочешь, чтобы все эти мужчины

снова дотрагивались до тебя. Не говори мне, что ты отвергла меня, но позволишь им…, —

его голос дрогнул и он сглотнул. — Я прошу всего лишь несколько дней.

Она чувствовала жжение в глазах, и пыталась совладать с натиском чувств, которые

готовы были выплеснуться из нее. Чувства, заставляющие совершать и делать такие вещи,