-Спасибо, - кокетливо сказала Оля, застёгивая куртку.

-Извини за пощёчину - сказал я. А что ещё можно сказать в такой ситуации? - Выхода не было.

-За что? Если я ничего не помню, значит - ничего не было. Максим Павлович, можно мне поспать часок?

-Нет. Скоро выходим.

-Опять? - заныла Оля. Я смотрел на её пухлые щёчки, на которых снова заиграл румянец. И думал: вот, оказывается, что чувствуют супергерои после своих подвигов. Ничего.

-Внимание!!! - Палыч захлопал в ладоши, и измученные люди вяло подняли головы. - Ребята, я понимаю, что все устали, но надо набраться сил на последний рывок. Сейчас штурмуем эту горку, и сразу привал, обещаю.

-Давайте здесь привал сделаем, - пробормотала Оля.

-Надо уйти подальше от этих люков.

-Макс, ты думаешь, там что-то серьёзное? - спросила Марина, нервно прикусив верхнюю губу.

-Я такого ни разу в жизни не видел. Может, это какое-то хранилище. Скорее всего, там всё герметично, но лучше убраться подальше отсюда.

-Ну и что тогда сидим? - заметно побледневший Аверин поднялся с пенька, демонстрируя готовность штурмовать хоть десять горок. Страшно тебе - подумал я. А вот нечего было шляться не пойми где, и всякие люки находить. Сейчас, глядишь, не знали бы ничего и топали себе потихонечку.

-И то верно, - согласился Палыч. - Подъём!

Я скривился: лезть в крутую горку не было никакого желания. Хотелось поставить палатку, забраться в неё, вставить в уши ватные тампоны, чтобы не слышать, как стучит дождь. И подремать часов десять. Но оказалось, что скривился я рано, и не по тому поводу, по которому следовало бы.

-Максим Павлович, пристрелите меня, бросьте, что хотите, делайте. Но я в этот косогор не полезу!

-Рад бы, Оля, да не могу, потому, что отвечаю за тебя и остальных. Если что случится - меня посадят. - Серьёзный вид Палыча говорил о том, что в этой шутке самой шутки лишь малая доля. - За тобой Женя проследит, чтобы ты добралась в целости и сохранности. Да, Женя?

Я, было, решил возмутиться, но, заглянув в умоляющие Олины глаза, смирился. Не затем же за ней возвращался, чтобы устраивать сейчас скандал. Некрасиво как-то.

Маршрут подъёма я продумал заранее. Сначала надо подняться вон до того орешника, там ветки почти по земле стелятся, можно ухватиться. Затем небольшая ложбинка - там не такой крутой склон, можно остановиться передохнуть. И потом, зигзагами, по косенькой, до самого верха.

Но жизнь, в лице упрямой Оли, внесла в мои планы коррективы. Я подталкивал её сзади, рассудив, что эту тушу легче толкать, чем тащить за собой. Но корни в её руках обламывались, и она падала, снова и снова, съезжая вниз по склону на локтях и коленях. А я её ловил, и снова подталкивал вверх, упираясь в задницу. При этом было полное ощущение того, что кисти моих рук погружаются в вязкое и тёплое тесто. Тесто пыхтело, сопело, снова поднималось на ноги, и упорно не желало меня слушаться.

В итоге мы всё-таки доползли до вершины, чумазые, как кабаны и подыхающие от усталости. Живые напоминания себе самим: у всего на свете есть конец, даже у этого склона. Ещё бы дождь сейчас кончился - и вот оно, настоящее счастье. Попросить Хозяина, что ли? Плевать, какую он там возьмёт цену - лишь бы получилось развести костёр и немного обсохнуть.

-Мамочки! - прошептала Оля, крепко обнимая руками и ногами тоненький ствол, росший на самом краю оврага - будто очень крупный коала.

-Встань, - сказал я, борясь с желанием рухнуть рядом. - Или сидушку постели, а то застудишь себе всё самое интересное. Потом детей не будет.

-Плевать, - задушенно ответила она. - Всё равно все нормальные мужики уже разобраны.

Хоть мы и вползли на холм последними, но остальные выглядели не свежее нас. В относительном порядке был только Палыч, и то по его опущенным плечам и согнутой спине было видно, что он очень устал. В порядке был разве что Аверин - этому, кажется, была нипочём любая горка. Вот и сейчас, немного отдышавшись, он повис на опасно наклонившейся к краю обрыва сосне, вглядываясь сквозь серую колыхающуюся пелену.

-Есть, Палыч! - радостно закричал он. - Есть речка - я её вижу! Граждане туристы, поздравляю! Через десять минут, наконец, будет привал!

-Отойди от края, - сказал Палыч, растирая колено.

-Ладно, ладно, - покорно согласился Аверин. Наверное, вспомнил про люки и пинок для ускорения. Отлипнув от сосны, он сделал шаг по направлению к нам, и машинально подпрыгнул на месте, поправляя сползшую с плеча лямку. В ту же секунду за его спиной что-то затрещало, и сосна с душераздирающим стоном начала медленно крениться вниз.

-Санёк!!! - только и успел крикнуть Рифат. Остальные не успели и этого. Земля под ногами Аверина обвалилась тихо и торжественно. Сначала по траве и опавшим хвоинкам пробежала косая рваная черта, потом что-то ухнуло, и ушастый камнем ушёл вниз, вместе с сосной и подмытым грунтом. Последнее, что врезалось в память - его удивлённые, непонимающие глаза. После этого был только отдалённый шум катящихся камней, что-то похожее на сдавленный крик и пустое, мутное от дождя, пространство на том месте, где совсем недавно стоял человек.

-Санёк, - уже вполголоса, будто не веря глазам, повторил татарин. Остальные молчали, молчало и небо над нашими головами. Только капли холодного дождя отстранённо шелестели в листьях. Лишь после этого раздался крик Оли, и я понял смысл эпитета "душераздирающий".

Первым к обрыву бросился Горбунов - Марина всё же была права насчёт него. Человек явно жил по принципу: сам погибай, а товарища выручай. Палыч постарался остановить безумца, крепко обхватив вдоль туловища, но безуспешно: тот вырвался, теряя пуговицы, и, кинув быстрый взгляд вниз, завис над обрывом.

-Стоять!!! - заорал Палыч. - Назад!!!

Но никто его уже не слушал. Ни Серёжа, уже скрывшийся из вида, ни остальные, что, побросав рюкзаки, летели следом. После короткой борьбы с собой, прыгнул и я: коллективный порыв - дело заразительное.

Обрыв оказался не таким высоким, каким представлялся. Внизу, метрах в трёхстах, сквозь прибрежные кусты сверкала узкая серая полоска реки. А прямо подо мной лежал засыпанный песком, но, вроде бы, живой, Аверин. Его голова была откинута назад, и, хотя рот был открыт, мне показалось, что он никак не может вдохнуть. Грязные пальцы скользили по дереву, накрывшему ноги. На серый песок из-под царапающих сосну ногтей всё сыпались и сыпались кусочки коры.

Сзади раздался тяжёлый удар и шелест осыпающегося грунта - Палыч, красный и бешеный, сиганул вниз, не глядя, наплевав на все техники безопасности. Главная заповедь руководителя: не можешь остановить подчинённых, возглавь их. Я вжался спиной в песок, пропуская его вперёд. Но, по-моему, он меня даже не заметил.

Те, кто добежал до Аверина раньше, переводили дух и испуганно переглядывались: никто не знал, что делать дальше. Выглядел ушастый кошмарно. Судя по закатившимся белкам, он был без сознания, а из его открытого рта доносилось только слабое шипение. Первое, что бросилось мне в глаза - выступившие бусинки пота: над губой, под глазами, на лбу. Капли падающего дождя смывали пот, смешивались с ним и бежали по белым, как потолок, щекам, словно слёзы. А может, это и были слёзы.

Палыч с треском разорвал грязную майку и приложил ухо к тщательно прокачанной груди. Потом отцепил от сосны руку Аверина, нащупал пульс и стал считать. Кто-то бесстрастный в моей голове отметил, что повисшие в воздухе пальцы всё ещё шевелятся, загребая пустоту в горсть.

-Что с ним, Палыч? - нетерпеливо спросил Горбунов. Судя по его виду, он готов был заплакать.

-Шок у него, - отрывисто ответил Палыч. - И давление падает... Ребята, ну как же так, а? Почему вы никого не слушаете?.. Где аптечка?

-Там, - испуганно ответил Серёжа. Глаза Палыча налились кровью.

-Серёжа, на хрена ты тогда здесь нужен - без аптечки?

-Я хотел, - сказал Горбунов, и на этом его мысль прервалась. Сверху показались два женских лица. Одно, перепачканное в глине, с прилипшим на щеке листиком, было испуганным, второе - скорее раздосадованным.