РЕНСКОВ АНДРЕЙ ВИКТОРОВИЧ

ХОЗЯИН ЛЕСА

ИСТОРИЯ БОЛЬШОЙ ЛЮБВИ И МАЛЕНЬКОЙ ЛЖИ

Посвящается первой жене и всем, с кем мы так беззаботно

проводили время. Кажется, ещё совсем недавно.

От строительства по направлению к лесу, неорганизованно, растянувшись в длинную цепочку, шли молодые люди. Так они и вступили в лес.

Геннадий Шпаликов. "Долгая счастливая жизнь".

Я люблю лес. В городах трудно жить - там слишком много похотливых людей.

Фридрих Ницше. "Так говорил Заратустра".

Предисловие.

В этом тексте нет призраков, монстров и маньяков.

Это абсолютно жизненная история, во многом основанная на

реальных событиях. История не моя - я просто воспользовался ей при разработке сюжета.

Если в двух словах - она о том, что мы никогда не знаем, чего хотим на самом деле.

Контактные данные:

INTRO

Я лежу у обрыва, на самом его краю. Там, внизу - море, зелёное море. Всюду, насколько хватает взгляда, только оно - бездонное, бесконечное. Отсюда и до неровной, размытой линии горизонта, а потом ещё дальше, до самого края земли.

Тяжёлые волны бьют в подножие утёса, земля дрожит, а вместе с ней и моё сердце. В воздухе висит низкий звенящий гул. Похожий можно услышать, приложив ухо к привезённой с юга раковине: если закрыть глаза, то кажется, что внутри неё заключено море. Но на самом деле это шумит кровь, прилившая к барабанным перепонкам. На самом деле нет никакого моря.

Но я всё равно закрываю глаза, воображая, что оно гремит и стонет, там, внизу. Обманывать себя - это единственное, что я умею делать хорошо.

Сзади меня тень, безмолвная и холодная. Этот сосняк, вроде бы давно мёртвый, представляет собой непреодолимую преграду. Скрюченные чёрные ветки, похожие на старушечьи пальцы, и сухие иглы, твёрдые как сталь. Самая неудачная мысль - прорваться сквозь всё это бегом.

Конечно, так я и сделал. Потому, что в какой-то момент показалось: впереди, из-под корней и бурелома, брызнуло светом. Должно быть, там опушка, конец этого проклятого леса - подумал я.

Но это оказалась вовсе не опушка, а просто маленькая площадка, размером два на два шага, покрытая толстым рыжим одеялом опавшей хвои. Крохотный кусочек земли, повисший между светом и тенью на высоте девятиэтажного дома. Бежать дальше некуда - впереди обрыв.

Линия, отделяющая свет от тени, проходит прямо по ногам, чуть ниже коленей. Я почти не чувствую их, словно в том сосняке нет тепла, только вакуум, превращающий всё живое в лёд. Кровь, сколько её не стирай, не размазывай по ладони, всё равно сочится из десятка маленьких круглых дырочек, стекает между пальцев и падает вниз, красивыми большими каплями цвета гранатового сока.

Закрыв глаза, я снова вижу, как красная гильза, кувыркаясь в воздухе, падает в заросли папоротника. Как притаившийся в подлеске бьёт меня чем-то горячим под колени. Как я падаю, будто срезанный стебель - покорно и безвольно. Как моё тело не сдаётся: ползёт, волоча за собой разорванные ноги, цепляясь за ветки в надежде спрятаться и выжить. Острое желание, знакомое любой жертве, за которой тихой поступью следует охотник.

В отличие от не умеющего мыслить зверя, я понимаю, что эта моя последняя попытка скрыться безнадёжна. Охотник идёт за мной. Его ведёт моя кровь на листьях, моё тяжёлое дыхание, запах моего страха. И когда у меня больше не останется сил, он заберёт свою добычу.

В мой затылок упрутся горячие от солнца стволы, я почувствую запах пороха и разогретого железа. Он рассмеётся:

-Отдыхаешь?

Я промолчу. А что тут скажешь-то?

Помолчит и он. А потом нажмёт на курок. Боёк ударит по капсюлю, высекая искры, и времени у меня на этом свете останется совсем немного.

Ведь порох горит очень быстро.

МАРИНА.

Пора бы и знать честь.

Потом я долго лежала, глядя в потолок и пыталась понять: что происходит со мной и миром вокруг меня? Что же, всё-таки, не так?

Его ладони гладили меня, начиная своё движение с лодыжек, слегка касались внутренней поверхности бёдер, затем перемещались выше, уверенно ложились на живот, обнимали грудь с набухшим соском - тёплые, знакомые, твёрдые ладони. Первая, самая острая, страсть улеглась, и лежавшему рядом требовалось время, чтобы прийти в себя.

Его нога, зажатая между моими, горячая, жёсткая, и, как всегда - с ледяными пальцами. Сколько не растирай их в ладонях, теплее не станут. Что-то с сосудами, или нервами, последствия давней контузии - никогда не могла запомнить, как это называется правильно. Его запах, мускусный аромат уже не голодного, но ещё не сытого мужчины.

Фотографии жены и сына на прикроватной тумбочке: некрасивой женщины и белобрысого рыхлого карлика с прыщавым лицом, не похожего ни на мать, ни на отца. Пейзаж на стене. Дурацкая красноухая черепаха Павлик, зависшая посреди аквариума в той же позе, что и год назад.

Всё, так же как и раньше. И всё равно - что-то не так.

Просто девочка подросла - подумала я, глядя, как тёплая апрельская ночь медленно заливает чёрным квадрат окна, на который мы забыли набросить штору. Девочка стала старше на триста тридцать дней, двух мужчин, полкило помады и несколько десятков пепельниц, доверху заполненных окурками тонких сигарет. А здесь ничего не изменилось.

-Что-то не так? - спросил он, приподнявшись на локте и заглядывая мне в глаза. Если даже он почувствовал - значит, не показалось.

-Не знаю, - ответила я, погладив его по колючей щеке. И снова испытала прилив раздражения: словно делала это не по собственной воле, а по навязанной кем-то необходимости. - А что значит: не так? И что значит: так?

-Ты какая-то скованная, Лиса. - Чуть влажная ладонь опустилась на мою грудь, зажав сосок между пальцами. - Вообще другая стала...

Странное чувство не проходило, а, напротив, усиливалось. Я была рада тому, что на улице стремительно темнело, и у него не было возможности видеть мои глаза.

-Ты же говорила, что у тебя никого нет, - продолжил он, не получив ответа. Все мужчины одинаковы. Их невозможно заткнуть и невозможно научить думать не только о себе.

-Есть, нет - тебе какая разница? - ответила я, гораздо злее, чем следовало. - Думаешь, я целый год ждала, когда ко мне приедет пожилой принц на белом "Шевроле"?

Пальцы, поглаживающие сосок, застыли, будто в недоумении, а потом разжались и исчезли в темноте. Скрипнула кровать: это он перевернулся на спину и немного отодвинулся.

-Уже не твой уровень, что ли? - спросил он. Хотел, чтобы прозвучало насмешливо, а вышло - чуть ли не растерянно.

Внезапно, за один удар сердца, я поняла, что было не так. Словно луч света пробил облака, ночную мглу и вонзился в мой нелогичный, подверженный гормональным штормам женский мозг. Не так было всё.