-Уже уходишь?

-А что - можно остаться? - ответила я, застыв в неловкой позе: голова в тамбуре, остальное тело в палатке.

-Задержись немного, - сказал он, втаскивая меня обратно, роняя на спальники и целуя в губы. К счастью, это продолжалось недолго, потому, что при всём желании я не смогла ответить ему с той же страстью. У него даже язык был холодным, а губы - вообще ледяными.

-Что с тобой? - снова прошептала я.

-Что-что, - передразнил он меня. - Эхо войны. А то я не слышал, как вы меня между собой называете: "Контуженый".

-Не знаю, откуда ты это взял, но положи обратно, - строго сказала я. - Мы все зовём тебя только Палыч, и никак иначе. У тебя что, голова болит?

-Болит немного, - признался он. - Но не из-за контузии.

-Слушай, можно я выкину эту твою книжку? - попросила я. Даже закинутая в угол и замотанная в спальник, она внушала какое-то запредельное отвращение, словно дохлая змея. - Она меня раздражает. И потом, читать при таком свете вредно: вот голова и болит.

-Стоит пустить женщину в дом, и она начинает наводить свои порядки, - усмехнулся Макс - Она не моя, а Андрюши.

-Что за Андрюша? Расскажи... Хотя нет, не хочу ничего знать. Просто выкинь эту гадость - и всё. Хотя нет - расскажи.

-Эта история не для детских ушей.

-Эта гадость. - Я брезгливо подняла мизинец, показывая на мерзкую книжонку. - И тот мужик на холме. Они что, как-то связаны, что ли?

-Ты же знаешь, Лиса, в какой организации я служил? - сказал Макс после недолгого молчания. - Вот и Андрюша служил там же. А познакомились мы в... В одной гордой республике, которая никак не желала понять, что она - субъект Федерации. Ну, как познакомились - скорее мне его показали. Он к этому времени был уже овощ. Даже не узнавал никого.

-Из-за ранения? - осторожно спросила я.

-Из-за водки. Когда я приехал в командировку, Андрюша был уже на последней стадии. Мог в душе, извиняюсь, на полу навалить, подтереться трусами и повесить их на крючок в раздевалке.

-Что же у вас таких никчёмных в ряды набирают?

-Всяких набирают. Люди, они не железные. А этого просто всё достало. Понял он, что ошибку совершил, когда сюда приехал, что по кабакам агентуру искать - оно спокойней. Стал Андрюша домой проситься, а его не пустили: это же не пионерлагерь. Намекнули: если что-то не нравится, клади рапорт на стол. Вот у него в головёнке что-то и сломалось.

-Сильно?

-Сначала он начал косячить, нарочно, чтобы его домой отправили. За это ему люлей навешали, физически - для повышения квалификации. Суд офицерской чести, так сказать. После этого у него вообще из рук всё стало валиться, и стал он очень странный. Ну, а про ручки - это вообще анекдот!

-А что про ручки? - спросила я, выбравшись из-под руки. Если лежать там дальше, то можно пригреться и уснуть. Лучше уж сесть, в своей любимой позе: обняв колени руками.

-У Андрюши каждый день пропадали ручки. И каждый день он у кого-нибудь спрашивал новую. Мужики уже начали подшучивать: мол, какой ты опер без ручки? Как кобель без сучки. Потом надоело. Скинулись, и купили Андрюше на рынке целую коробку этих ручек. И что ты думаешь, хватило их только на месяц! Стали думать - куда же он их девает?

-Нашли?

-Нашли. Санёк Яшкин случайно телефон уронил в... Ну, представляешь, как устроены удобства на улице? Оказывается, этот Андрюша садился на горшок, отрывал бумажку и подписывал - "52", к примеру. Потом подтирался, заворачивал в бумажку ручку и кидал в дырку. Отмечал, так сказать, каждый прожитый день. Короче там, внизу, все ручки и оказались.

-Господи, - поморщилась я, пытаясь прогнать возникшую перед глазами картину. - Так вот почему в этой книжке страниц не хватает...

-Когда об этом узнал товарищ подполковник, то приказал Андрюшу никуда не брать. Сказал - пускай дела подшивает. Андрюша посидел денёк, поподшивал, да и запил, по-чёрному. Дошло до того, что ему стали сопровождение выделять, чтобы его местные не украли. И вот так он жил месяца три: нажрётся и лежит эту самую книжку читает, пока не вырубит его.

-Чувствую я - не очень хорошо это всё кончилось.

-Не очень. Подорвался он на гранате. Может, сам так захотел, а может, просто доигрался по синьке. В общем, увезли Андрюшу в цинке, а книжку эту я взял себе. Сам не знаю зачем. У меня в детстве сосед был, Генка-алкаш. И вот вздумалось ему повеситься. В общем, провисел он с месяц, пока не спохватились. Так вот - мы с уроков сбежали, чтобы посмотреть, как Генку выносят. А он чёрный, страшный, жижа какая-то с него течёт. Вроде противно, мерзко - а всё равно, интересно. Вот и здесь то же самое, наверное.

-Что в этом может быть интересного? - скривилась я.

-Ну, например, как молодой здоровый мужик сумел сам себя сломать о коленку? Ведь причин для того, чтобы сходить с ума, у Андрюши особо не было. В общем, я решил, что всё дело в этой книжке: не зря же он от неё не отрывался. Вот и вычитал, наверное, что-то на свою голову.

Макс потянулся в угол, отчего палатка заходила ходуном. Со второй попытки он выудил красный томик из-под скомканных спальников.

-На, посмотри...

Я пересилила отвращение, и посмотрела, одним глазом. Прикасаться, а тем более, держать в руках эту гадость - увольте.

-Видишь: вот этот отрывок он подчеркнул.

-Одной из тех ручек? - спросила я, борясь с тошнотой.

" А ему вдруг стыдно своих белых шелков.

Подальше бы отсюда, снова стоять одному, в латах.

С ног до головы в латах".

-Стоять одному с ног до головы в латах... И что это значит?

-По сюжету, молодой корнет находится у женщины. Но ему хочется обратно, на войну. А может, наоборот, хочется любви - этих модернистов и постмодернистов хрен поймёшь.

-Макс, убери это от меня, я больше не могу. От этого бреда кто угодно с ума сойдёт, тут и алкоголь не нужен.

-Текст, конечно, сложноват, - сказал Макс, закрывая книгу. - Вот и я поначалу ни хрена не понял. Потом дела навалились и книжку я в тумбочку забросил. А ещё через неделю агент сдал нам одного абрека.

-Какой ещё агент? - не поняла я. - Как Джеймс Бонд, что ли?

-Почти. Если по-простому, то это - осведомитель. Вообще, мы агентурную работу почти не вели - не шли местные на контакт. Поэтому с этим, считай, повезло. Нашли мы у абрека в подвале грязные бинты и шприцы. Тот упёрся: по-русски не понимаю, кровь моя - барана колол и обрезался. Подполковник велел его везти в управу и колоть до победного. Ну, прихватили заодно ещё троих - чего два раза ездить. Колонна ушла, а мы приотстали: "Нива" у нас была капризная в плане электрики. Предохранители часто горели, а в тот раз вообще серьёзно задымило. "Тяжёлые"- спецназ, в смысле - предложили к ним на трос, к бэтэру. А Яшкин отказался: не хотел перед местными операми позориться. Было у нас с ними кое-какое недопонимание.

-Понятно... Мужской коллектив...

-Плюс национальный колорит. Ну, наши второй раз предлагать не стали, уехали. Мы замотали всё изолентой, кое-как, и рванули следом. От колонны ещё хвост видно было. Ну, а через пару километров опять дым в салоне, дышать нечем. Мы вылезаем, все красивые такие, чёрные броники, надпись "РосГосСтрах" на всю спину. И стоим, репу чешем, раздолбаи.

Я смотрела на лицо Макса. Оно стало похоже на кипящую воду.

-Не знаю, зачем они стали стрелять. Казалось бы - дождись ночи и уходи себе без проблем. Может, нервы сдали, может броники увидели, с буквами. Справа от меня Горе стоял - Пашка Горин, из Читы. У него желудок сильно болел. И вот он говорит, коротко так: ой. И складывается пополам, как стол-книжка. У меня первая мысль - ну всё, отпился Пашка коньяку, похоже, язва. А потом, по ушам - хлесть, хлесть. И звон такой тупой, металлический, как будто град по железной крыше бьёт. Бам, бам, бам.

Я затаила дыхание, глядя, как Макс ожесточённо лупит раскрытой ладонью по сгустившемуся воздуху.

-Автоматы в машине, броник Яшкинский в машине, а сама машина уже как решето, насквозь прострелена. Дёргается, прыгает - как живая. Стекло с неё летит во все стороны, пластик. Я лежу, а через дырки видно, как за ней трава растёт. Красиво, прямо, как в кино. Потом они ещё ВОГами добавили - а я уши закрываю и думаю: ну почему мы людей с тросом не послушали? Давно бы уже дома были.