-А ты поменьше думай. Знаешь, что - продиктуй мне телефон этого Рифата, я с ним сама поговорю. А потом иди, а то на пары опоздаешь.

Но он никуда не пошёл, а присел на корточки и начал, вооружившись веточкой, счищать грязь с кроссовок. Фу, ну не прямо же на моих глазах этим заниматься?

-Ты мне ведь не расскажешь ничего, да, Марина?

-А что, должна? - искренне удивилась я.

-Ты обещала, что в обмен на помощь я могу попросить у тебя что угодно. Мне угодно, чтобы ты рассказала, зачем был нужен этот спектакль.

-Обещанного ждут три года, - сказала я, слезая с пенька. - Вот и приходи на это же место двадцать девятого апреля две тысячи... Ну, в общем - сам посчитаешь. И я тебе всё расскажу.

-Так не пойдёт, - возразил он, отбрасывая веточку в кусты. Надо же, какой настырный. Что ж, значит, настало время спецприёмов. Я подошла к нему вплотную, так, что моя грудь упёрлась в его лицо.

-Ты хороший парень, Женя. А это чужая и очень вонючая тайна. Не надо её трогать, и она не станет вонять.

-Я тебе сейчас кофту испачкаю, - глухо сказал он, стараясь не шевелить головой. - У меня лицо грязное.

-А ты не ёрзай, - посоветовала я.

И погладила его по волосам. Но он не угомонился.

-Марина, у тебя что: проблемы серьёзные? Тебя что, преследуют? Шантажируют? Может, я могу помочь?

-Извини, Женя. - Я улыбнулась, криво, одной половинкой рта. Он вытаращился на меня так, словно увидел привидение. - У меня всё в порядке. Было приятно с тобой познакомиться. Тебе пора, наверное.

-Дай мне телефон Палыча, - сказал он и требовательно протянул руку. - Я ему свои паспортные данные продиктую.

-Зачем? - спросила я и только спросив, поняла - зачем. - Нет. Даже не думай. Нечего тебе там делать.

-Не хочешь рассказывать, что ты скрываешь - пожалуйста. Только учти: тогда я иду с вами.

-Ты больной, что ли? - опешила я. Сумка сползла с локтя, пару секунд покачалась на запястье и рухнула в мокрую траву.

-Я нормальный, - ответил он. На его некрасивом лице горела печать мрачной решимости. - Я просто не хочу потерять тебя снова. Не хочу, чтобы с тобой что-то случилось.

-Да ты мне кто такой? - Стоило большого труда сдержаться и не заорать. Что толку орать на ненормального?

-Я твой парень, забыла, что ли?

-Больше нет! - Я помахала перед его лицом сложенными крест-накрест запястьями. - Женя, это была просто игра! И она кончилась! Всё! Чурики, я в домике! Ты мне - никто!

-Никто, так никто, - невозмутимо сказал Женя. - Тогда я сейчас позвоню Палычу, и расскажу, что мы его обманули. Ты этого хочешь?

Я с размаху плюхнулась на пенёк, не веря своим глазам и ушам.

-Ты меня шантажируешь, что ли? Посмотри на себя: грязный, длинный, ноги кривые, а на лицо полный Квазимодо! Ты... Ты - рыжий, вообще! Ты мне, зачем там нужен, многоборец липовый?

-Ты всё равно не поймёшь. - Женя, не моргая, смотрел на что-то вдали. - Или не поверишь.

Внезапно меня охватило странное чувство. Что-то похожее творилось со мной у Семёныча: я не отдавала отчёта тому, что делаю и говорю. Мощное течение тащило меня на глубину, и сопротивляться ему не было сил, ни физических, ни моральных. Как бы я не барахталась, конец был одинаков: моё тело разрывали на куски острые подводные скалы.

Я потрясла головой. Мозги вернулись на положенные им места, и наваждение исчезло, как и не бывало.

-Представляешь, дежа вю поймала. Знаешь, что это?

-Ложное воспоминание. Или предсказание будущего.

-Умница. Телефон в сумке.

-Я не буду в твоей сумке копаться, - быстро сказал Женя.

-У меня просто слов нет. Ты - ходячее моральное совершенство.

-Ты на меня злишься сейчас, а зря. Просто поверь, что у меня есть причина. - Тут он сбился, не закончив мысль. Очень благородно с его стороны: избавить меня от экскурсии в своё шизофреническое подсознание.

-Да что я с тобой спорю! Иди, куда хочешь... Только не надейся - ничего тебе не обломится.

-Не надо мне ничего, - смутился он и, кажется, немного покраснел. - Главное, чтобы ты была в безопасности.

-Ну-ну. - Похоже, в безопасности я больше не буду уже никогда. Потому, что рядом этот навязчивый шизик. - Хочешь позвонить - давай, звони...

-Что говорить? - напрягся он, ожидая моего решения. Ну и дурак: ведь когда течение тащит маленькую девочку на дно, абсолютно всё равно, кто будет принимать решения. И - какие.

Поэтому я со спокойной совестью свалила всё на рыжего:

-Что решил, то и говори. А от меня отстань.

ЖЕНЯ

Искушение блаженного Евгения.

Марин Рябининых было в нашем городе ровно две. Может, конечно, их было и больше, но "В Контакте" они не регистрировались, а "Одноклассники" не знали такой девушки вообще.

Обе аватарки были мелкими и размытыми. Я ткнул наудачу, в верхнюю, и попал. Марина сидела на бревне, сложив руки на коленях. Неподалёку дымил костёр, и синеватый дым упорно лез в кадр. Снимок был сделан на старый телефон и давно, наверное: на нём она выглядела совсем девчонкой.

Ты очень похожа на мою первую любовь, объяснил я ей, как мог. У неё была такая же причёска и куртка. И глаза зелёные. Да, и духи, конечно.

Из моей внутренней темноты поднялась другая женская фигура, и застыла, на самой границе мрака и света. Как я ни пытался вдохнуть в неё жизнь, она так и осталась колеблющимся бесплотным привидением.

Определённая схожесть есть, сказала Марина, оглядев соперницу, не вставая с бревна. Но что, если я постригусь короче, если перекрашусь в брюнетку? Если вставлю голубые линзы? Ты её, вообще, хорошо помнишь, свою тётю Стешу? Всё-таки тебе было только восемь лет.

Ты права, подумал я, закусив губу. Не помню я её хорошо. Черты её лица движутся, меняются, оплывают как плавящийся воск. Должно быть, в моей памяти сохранилась лишь пустая внешняя оболочка: одежда, причёска, движения. Эту оболочку вновь наполнила жизнью ты, Марина.

Две девушки, так похожие друг на друга, смотрели на меня и молчали. Думай сам, Евгений, делай сам. А потом прильнули друг к другу и стали одним целым. После чего взорвались, разлетевшись на миллионы маленьких капель, в каждой из которых сверкали зелёные глаза и грустная улыбка.

Я прикрыл глаза, откинувшись в кресле. Мать, не отрывая взгляда от вязания, слушала, как по телевизору бубнит диктор. Изображение давно пропало с экрана, остались только смутные тени. У старых телевизоров всё так же, как у старых людей: сначала пропадает изображение, потом звуки.

-За людей страшно, - сказала мать. - Ужас, что творится... Ты учись, сынок. Может, большим человеком станешь!

-Может, - на автомате согласился я. - А может - маленьким.

-Не умничай! Спать пора... Тащи свою бандуру на кухню, и чтобы ни звука: мне завтра на работу!

Как же меняет людей отсутствие минимального стажа, нужного для начисления пенсии... Придётся подчиниться - если гардеробщица поликлиники проспит, тысячи людей останутся без медицинской помощи.

Какая же отвратительная вещь - нищета, думал я, накручивая на кулак провода. Взять системный блок: собран на коленке из запчастей, подаренных друзьями. Или старый монитор. Или древнюю "Нокию"... Да, Евгений, вы завидный жених. На оставшиеся до стипендии сто рублей вы вполне можете позволить чахлую розочку для своей любимой.

На этом месте скрученные узлом провода полетели в угол. Вспышка ненависти к себе и своей глупой жизни пронзила меня дугой в миллионы вольт. Загремело задетое мусорное ведро, и из-за стенки завопили:

-Женя, я же просила!

Я рухнул на табуретку, уронив голову на кухонный стол. Надо бы и, правда, забыть о Марине, исчезнуть с её горизонта. Ничего. Через некоторое время стыд уже не будет грызть так сильно, а потом и вовсе останется без зубов: когда мы взрослеем, наша кожа становится толще.

Стоило, конечно, задуматься об этом раньше - когда я предложил Марине проводить её до остановки, а она отказала, в нецензурной форме.