-Лиса, ну хватит, может, а? - попросил он. - Самой не надоело? Я духи твои имею в виду.
-Диор какой-то. Не помню. Отец маме дарил, давно ещё... Макс, не трогай меня, пожалуйста.
Он, подумав пару секунд, отступил назад.
-Почему вчера можно было трогать, а сегодня - нельзя?
-А ещё взрослый мужик, - покачала я головой.
Максим что-то прошептал и отвернулся, нервно почёсывая заросший чёрным подбородок. Слишком уж заросший, насколько я его знаю. Наверное, и, правда, развёлся - пятна на джинсах, нет нижней пуговицы на рубашке. Из-под ремня виден кусочек молочно-белого живота, поросшего жёсткими тёмными волосами. Раньше такого он себе не позволял. Странно - почему я вчера не обратила на эти мелочи никакого внимания?
-Марина, я устал уже от твоих загадочных поступков! Скажи мне нормально, пожалуйста, и я услышу, на слух не жалуюсь! Что это было?
Он широко развёл руки, словно вызывал на драку - давай, выходи!
-Мне отношения нужны, - сказала я, пытаясь застегнуть молнию сумочки, зажевавшую дермантин. Получалось плохо - молния шла туго, рывками. - А у нас с тобой был только секс. Всегда, и вчера тоже.
-Да? А я думал, что тебя всё устраивает.
-Потому, что я всё время молчала? Ты вспомни: когда ты мне что-то приятное сделал? Подарок, например?
-Какой ещё подарок?
С этими словами бывший офицер и кмс по боевому самбо от души пнул бордюр ногой, вымещая на нём рождающуюся ярость. Мамочки, подумала я. Пора сваливать, не то сейчас он меня прибьёт, оттащит за ноги в парк и где-нибудь там прикопает.
-Обыкновенный, - сказала я. - Что дарят маленьким девочкам?
-Куклы, - ощерился он. Жёсткий ёжик волос поднялся, как шерсть на волчьем загривке. - Куклу, что ли хотела?
-После того, что ты со мной сделал? - нервно пошутила я, думая, куда можно дать дёру. - Розочку чахлую. Серёжки самые дешёвые. В знак внимания. Просто, потому, что я девочка, а девочки любят внимание.
Тут я увидела, как его тёмные глаза становятся чёрными. Полностью, включая даже белки. Мне показалось, чернота уже не помещается в них, хлещет наружу, течёт по щекам, словно уголь, растворённый в слезах.
-Господи, Макс! - отчаянно закричала я, и, кажется, добилась своего: темнота в его глазах дрогнула и начала рассеиваться. - Возьми себя в руки!
Он вздрогнул, прислушиваясь к чему-то внутри себя, и уронил руки. Они немного покачались, будто часовые маятники и остановились. Из-за угла появилась троица увлечённо обсуждающих что-то студентов. Увидев нас, они замолчали и, ускорив шаг, прошли мимо.
-Присядь, присядь... - Я давила его вниз всем весом, но с таким же успехом могла повиснуть на железобетонном столбе. - Ну, пожалуйста...
Макс, опустившись на бордюр, согнулся, закряхтел и начал массировать лицо ладонями. Даже не массировать - мять, как тесто. Особенно сильно давил пальцами на глаза, словно пытался вдавить их в череп.
-Ты не вставай пока... Голова закружится. Я пойду...
Он хотел схватить за руку, но промахнулся, уцепившись за ремешок.
-Я тебя провожу.
-Не надо, Макс, - вполголоса сказала я, аккуратно расцепляя его пальцы. К нам приближалась группа радостно щебечущих вьетнамцев. Макс, кажется, тоже услышал их: встряхнул головой и отпустил сумку.
-Всё холосё? - спросил один из вьетнамцев, наверное, самый вежливый. На голове у него красовалась огромная синяя шапка, в совокупности с ростом делающая его поразительно похожим на смурфика. - Помочь н-надо?
-Нет, - сказала я, стараясь не рассмеяться. - Спасибо. Не н-надо...
Макс поднялся с бордюра, и вяло отряхивал джинсы. На мой взгляд, никакой грязи на них не было, но что видели его глаза, покрытые сеткой лопнувших сосудов, знал только Бог.
-Тебе надо в больницу... Посмотри на свои глаза. Это всё из-за контузии, наверное.
-Просто давление скакнуло. У меня таблетки есть... Там, в машине.
-Тогда, давай я тебя провожу, до машины.
-Я боевой офицер! - усмехнулся он. Его ощутимо пошатывало. - Это я тебя провожу. Чтобы никто в парке к тебе не пристал. Ручку извольте...
-Макс... Ну зачем это?
-Мне до утра так стоять? - Он приподнял локоть, ожидая моей ручки. Я, обречённо вздохнув, изволила. И мы двинулись прогулочным шагом по направлению к зарослям сирени, начавшей опасливо, с оглядкой, цвести. От неё к стоянке вела узкая асфальтовая дорожка.
Лёгкий запах маленьких цветков слегка перебивал аромат, струящийся от Макса. У меня сложилось ощущение, что после нашей встречи он так и не сходил в душ. Потому, что уснул в обнимку с бутылкой виски.
-Ты до сих пор боишься, что нас увидят?
-Привычка, наверное... Ещё со школы.
-А сейчас-то чего бояться?
-Я и говорю - привычка. Ты что, думаешь, я после выпускного всем хвалиться побежала, что с тобой спала?
-И что, до сих пор никто не знает? - заинтересовался он. - Что, даже Селиванова? Она же твоя лучшая подруга!
-А чем гордиться-то? - огрызнулась я. - Вы, Максим Павлович, не Джонни Депп. Что было, то было - зачем об этом кому-то знать?
-Да ты конспиратор, - похвалил он.
-Я умная просто...
-А какие у тебя ещё положительные черты?
Господи, да где уже эта машина с таблетками?
-Я готовлю хорошо, Максим Павлович. Я целеустремлённая: разобьюсь в лепёшку и других разобью, чтоб на пути не стояли. Потому, что я злая. Это моя последняя хорошая черта. Остальные плохие.
-Да и этого за глаза, - задумчиво произнёс он. А потом, должно быть, передышав распускающейся сиренью, заявил: - Выходи за меня замуж, а?
Я вздрогнула. Это был не жаркий трепет бьющегося в истоме сердечка, а резкий и больной укол адреналина. Мы как раз выходили из кустов на поляну, где начиналась долгожданная дорожка. И мне показалось, что на другом краю поляны стоит вылинявший под апрельским солнышком, но всё ещё узнаваемый, призрак из утреннего сна.
"Когда мы поженимся, у тебя не останется вообще ничего. Ни отца. Ни матери. Ни воспоминаний. Ничего. Всё твоё станет моим".
От воспоминания о ледяной воде у меня сбилось дыхание. Моргнув, я снова посмотрела на призрака. Он исчез. Вместо него появился покосившийся фонарный столб, отбрасывающий изломанную тень.
-Что, неожиданно? - Макс истолковал мой мимолётный испуг, как обычно, в свою пользу. - На самом деле я очень долго размышлял, Лиса. С тобой было хорошо, спокойно. Я ещё вчера хотел тебе сказать. Но не успел.
-Ваше предложение мне льстит, Максим Павлович, - аккуратно переступив лужу, ответила я. - Тем более что оно не первое. Помните выпускную ночь? Так в чём разница?
-Помню, - кивнул Макс и, пожевав губы, объяснил. - Тогда я хотел, чтобы ты испугалась и ушла. Сейчас хочу, чтобы вернулась. Вот и вся разница. А Суку надо было давно выгнать. Будешь постарше - поймёшь...
Сукой, с заглавной буквы, Макс звал свою жену Свету. Наверное, было за что. Интересная, наверное, женщина. Жаль, не довелось пообщаться.
С поляны донёсся странный звук: как будто кто-то громко чихнул. Мы, не сговариваясь, повернули головы налево. Там месили грязь футболисты - судя по перекошенным лицам, из последних сил. Я увидела скрюченное тело в когда-то белой футболке, распростёртое в грязи.
Бедненький, подумала я. Хоть бы выжил.
-Ну, так что? - Максим попытался, обняв за плечи, притянуть меня к себе. Я, упёршись локтями в его грудь, старалась этому помешать. Скорее всего, со стороны это выглядело каким-то экзотическим видом единоборств, вроде борьбы на поясах, и вообще чем угодно - кроме объятий влюблённых. Моя голова моталась, как у игрушечной собачки, которую крепят на панель в машине. Вперёд. Назад. Вперёд. Назад.
-Отпустите меня, пожалуйста. Я никуда не убегу.
Макс послушался. Я нащупала в сумке зеркальце. Увиденное воодушевило меня: ожидала гораздо худшего.
-Вы, Максим Павлович, слишком много просите и ничего не предлагаете. Я вам буду щи варить, носки стирать, принимать в себя вашу сперму, никогда не жаловаться - я же сильная... А что получаю я?
