Том предпочел побыстрее ретироваться, по опыту зная, что сейчас и ему, и Георгу припомнят все грехи от сотворения мира, но обернувшись, чтобы закрыть дверь, он увидел, что супруги страстно целуют друг друга, а Георг нежно гладит большой, круглый живот Сурма. Боль пронзила сердце Софита, но он не позволил себе расслабиться и проявить мягкость.

Билла необходимо было найти как можно быстрее. Отряды Вормаров были подняты по чрезвычайному приказу, во все концы планеты были разосланы приказы об оказании необходимого содействия в поисках Сурма, а также обещания награды любому, кто даст хоть какие-то сведения о месте, где прячется беглец.

Но прошла неделя, за ней – вторая, а о Билле не было никаких известий. Поиски не давали результата, и Том уже не знал, что думать. Ему пришлось признать, что его действиями движет уже не желание наказать изменника и вора, а простое беспокойство. После того, как очередное сообщение о местонахождении Билла не подтвердилось, на Тома вдруг напала страшная усталость, он почувствовал себя ужасно одиноким и покинутым. У него были натянутые отношения с семьей: его отец никак не мог простить ему переворот и отстранение от власти. У него не было возможности даже обратиться к Георгу, ведь после безобразной сцены, которую он устроил дома у Листингов, Том так и не нашел слов, чтобы попросить прощения. А его любимый некогда муж предал его и сбежал.

Том бродил по дому, не зная, куда девать себя, пока, наконец, не вышел на центральную террасу. Здесь стояло заваленное подушками и пледами большое кресло Билла. Мужчина, сам не зная почему, сел в него и накрылся пледом. Билл любил сидеть здесь и смотреть на небо. Билл. Повсюду был Билл: сонно копошился в спальне, бегал за звонко смеющейся дочерью по коридору, разливал чай в гостиной, ждал его в кабинете. Весь дом был наполнен красочными и живыми образами ускользнувшего счастья. Том скучал. Он боялся признаться в этом, но тосковал по изменнику. Его неразумное сердце как будто не знало о предательстве и болезненно ныло, требуя тепла и любви.

Том устал ненавидеть. Теперь, когда не было того, кому так хотелось отомстить и сделать больно, у Тома пропала последняя цель, которая поддерживала его и упрямо заставляла идти вперед, и Софит мог признать очевидное – он не может без Билла. Тому казалось, что из него вынули все кости, и он, как бесформенная тряпка, лежит и не может подняться. Ему нужен был Билл, чтобы жить, быть кем-то, любить, стремиться к большему. И пусть он изменил ему, быть может, стоило его простить, только в этот раз, единственный раз, он сможет все забыть. Возможно, Сурм просто оступился, может, одиночество и постоянное отсутствие рядом мужа толкнули его на измену?

Билл велел ему прислушаться к своему сердцу, если он хочет его найти. Но Том не слышал ничего, кроме тоски, тихонько ноющей внутри.

Софит встал и потеряно побрел в свой кабинет, в последнее время он не мог нормально спать и решил, что аска поможет ему забыться. Он не ошибся – ему понадобилось совсем немного времени, чтобы напиться и погрузиться в тяжелый сон.

Ему снился Билл, совершенно пьяный и веселый. Он приставал к нему, щекоча дыханием шею и игриво проходясь пальчиками по коже спины, вызывая толпы мурашек, возбужденно бегающих по телу. Он кормил его пирожными, развратно размазывая легкий крем по губам, и шептал ему на ухо всякую непотребщину, и хотелось повалить его на мягкий пушистый ковер и вжаться в худое желанное тело, что Том и сделал, уложив Сурма на спину и впившись в блестящие, пухлые, манящие губы.

Они избавлялись от одежды, путаясь, где чья, и тесно прижимались друг к другу обнаженными телами, наслаждаясь жаром обнаженной плоти. Том провел рукой по промежности Сурма вверх, задержавшись на яичках и слегка сдавив их.

- Я так хочу тебя внутри, - глядя совершенно безумными глазами, прошептал Билл, и тут же застонал, когда увлажненный лишь сливками с какого-то пирожного палец проник в него.

Это было так остро и так горячо – снова оказаться внутри Сурма, овладеть им, толкаться внутри него, наслаждаясь покорностью и податливостью, чувствовать, как длинные ноги обхватывают поясницу, а короткие ногти царапают плечи. Разрядка наступила для Тома внезапно, и он, развернувшись так, чтобы оказаться под все еще возбужденным мужем страстно прошептал:

- В меня, сделай это в меня.

И Билл внял его просьбе, раздвинул гладкие половинки и, только слегка смазав проход Тома слюной, вошел в него. Толкнувшись лишь пару раз, он кончил, громко ахая и изливаясь глубоко внутри мужа.

Софит проснулся с тяжелой головой и знакомым покалыванием во всем теле. Он некоторое время продолжал лежать в неудобной позе на кабинетном диване, разглядывая потолок.

Он, глубоко дыша, вспоминал каждую деталь странного сна, и черная, всеобъемлющая ненависть к себе охватывала его все сильней.

Поднимаясь с дивана, он уже точно знал, куда поедет.

Первым на его пути был дом Верховного Вормара, где он имел откровенный и искренний разговор с отцом Алики. Он объяснил доходчиво и четко, что не может жениться на девушке, которая будет врать и сеять раздор в его доме. Он также изъявил готовность загладить свою вину, выдав ее замуж за одного из своих сподвижников, занимающих не последние должности.

Вторым был дом Листингов, где он прошел прямо в личные покои Шелдона. Тот, вопреки ожиданиям Тома, милостиво разрешил попросить прощения и даже обнять его. Георг лишь покачал головой в ответ на извинения друга.

- Помнишь, когда я только женился, ты дал мне совет относительно Шелдона? И оказался прав. Приняв его таким, какой он есть, я смог стать счастливым, – зеленоглазый мужчина мягко улыбнулся. – А тебе надо принять себя каким, какой ты есть. Не надо боятся, что ты любишь Билла слишком сильно. Просто доверься своему сердцу.

Том кивнул, обнимая друга.

Он уехал от Листингов немного успокоенный и направился прямиком в дом на скале, туда, где они с Биллом всегда были счастливы, куда сбегали от шума и суеты, где дурачились в кипящих грязях и летали наперегонки между парящими скалами. Если Билл написал, что он найдет его, как только прислушается к своему сердцу, значит, так и будет. Ему просто нужен был покой и время.

Вечером следующего дня, приземляясь на парящей скале, Том понял, что нашел свою пропажу – звонкий смех раздавался из сарая для животных, это смеялась Агата.

Мужчина постарался как можно тише пройти ко входу, и его взгляду открылась прелестная картина: Билл, задрав рубашку, сидел на куче соломы, а мантикор прижимал свой огромный нос к его животу, время от времени отрываясь и проводя розовым языком по выпуклости, неизменно вызывая счастливый смех Билла и его дочери.

Но стоило Тому подойти совсем близко к двери, как мантикор прервал свое занятие и настороженно повернулся к нему.

Сурм встал и одернул рубашку, а Агата схватилась за его ногу, заинтересованно и немного пугливо разглядывая прибывшего отца.

Том посмотрел в глаза мужу и одними губами прошептал:

- Прости.

Билл же вместо ответа присел, чтобы было удобней разговаривать с дочкой:

- Ну что же ты? – мягко спросил он. – Так ждала папу и теперь его даже не обнимешь?

Девочка перевела глаза с Билла на Тома и неуверенно протянула последнему руки, чтобы он мог взять ее. Против обыкновения, она молчала и, прижавшись лишь на мгновение, тут же завертелась, демонстрируя, что хочет спуститься вниз.

В молчании они прошли в домик, где Билл неожиданно стал суетиться, расставляя посуду на столе и уговаривая Агату поесть. Потом также в полном молчании они искупали притихшую дочь и уложили ее спать.

Остановившись в кухне у Билла за спиной, Том, будучи в полной растерянности, сжимал и разжимал кулаки. Он не готовил никаких речей и вообще не представлял, как ему оправдаться перед мужем.

- Я люблю тебя! – начал он с главного. – Если это все еще что-то значит, пожалуйста, прости меня. Я буду благодарен, если ты хотя бы попытаешься.

Ответом ему было молчание. Сурм опустился на скамью около стола и принялся разглядывать его, будто оценивая. Том не мог понять, о чем он думает и, опустившись напротив, тихо и потерянно прошептал: