Его воображение рисовало образ прекрасного златокудрого мужчины с сильными и решительными чертами лица, он должен был бы обладать достаточной широтой ума, чтобы понять метание души Билла и подарить ему волшебное и возвышенное чувство любви, такое, какое требовало его юное и пылкое сердце.

Вместо этого темноволосый и темноглазый Том, имеющий вид скорее растерянный, чем волевой, часами разглагольствовал о предстоящей свадьбе, семейной жизни, рассказывал о будущих обязанностях, ожидающих его, о детях, которых он должен будет рожать, о положении в обществе, которое необходимо будет поддерживать.

Билл был слишком молод и чужд всего этого, а Том, казалось, не замечал, как его занудные рассуждения о долге и браке заставляют юного собеседника скучать и все больше опасаться своей участи.

Том казался Биллу неотесанным чурбаном, без чувств и воображения, преисполненным собственной важности и напыщенным, словно важный и толстый индюк, которые в изобилии ходили по птичьему двору. Разве мог такой человек понять высокие мысли Билла? Разве мог он оценить всю красоту и широту его души? Разве мог он быть воплощением его юношеских мечтаний?

Конечно же, нет. И раз в месяц, лишь из боязни быть битым за непослушание, Билл вымученно улыбался и односложно отвечал на все те же вопросы.

Том же, влюбившийся в Билла с первого взгляда, считал дни до следующего свидания, каждый раз обещая себе, что поведет себя иначе и смелее, но каждый раз терялся от красоты юноши, усаживающегося напротив.

Билл был прекрасен. Ни одна звезда и даже сами луны не могли сравниться с его ярким сиянием. Один вид его блестящих черных волос, спускающихся ниже плеч, один взмах его длинных пушистых ресниц, один взгляд его медовых искрящихся глаз – и у Тома перехватывало дыхание, и он нес всякую чушь про семью, замужество и общественный статус.

По природе скрытный, он замкнулся в себе еще больше в юношеские годы, когда понял, что его мнение интересует людей меньше всего, а его мысли важны и достойны быть высказанными лишь тогда, когда они касаются его клана и общего блага.

Воспитанный в изоляции, которую может обеспечить лишь большое богатство, и в строгости, граничащей порой с жестокостью, Том, несмотря на изначальную доброту и довольно спокойный нрав, научился боятся и ненавидеть свою робость и застенчивость. Ему легче было притвориться разбитным волокитой и гулякой, чем показаться сочувствующим и понимающим. В ухаживаниях он скорее вел себя нагло и напористо, но перед Биллом терялся, как и всякий, кому довелось внезапно познать сильное чувство. Наследник понимал, что ведет себя глупо и напыщенно, но как только видел равнодушное и отстраненное лицо Билла, опускающего кофейные пузырьки[1] в чашки и накрывающего их крышечками, все его обаяние пропадало, и перед Биллом оказывался неуклюжий и недалекий, самовлюбленный увалень, излагающий мысли из трактатов и не имеющий ни одной собственной. Юноша совсем не помогал своему собеседнику, односложной скороговоркой отвечая на вопросы и смущая его еще больше.

После этих встреч Том думал только о своей глупости и ограниченности, он переживал, страдал, как может страдать только чуткое и открытое сердце. Впервые к нему пришла неожиданная и спонтанная любовь, и каждый раз покидая Билла, он чувствовал, как задыхается без него, и спасался лишь мыслями о скором свидании и грядущей свадьбе.

Он корил себя за страсть, которая прожигала его тело, стоило лишь посмотреть на полные, изредка улыбающиеся влажные губы, за желание обнимать тонкий, гибкий стан, прижимать к себе и владеть этим совершенным, юным телом.

Если бы Том захотел, у него не было бы недостатка в любовниках и любовницах, его положение и богатство предоставляли ему обширные возможности для флирта и плоских утех. Но, обладая по природе чуткой и сострадательной душой, он старался оградить ее от ненужных и бесполезных надежд и чувств и разучился подпускать людей к себе хоть сколько-нибудь ближе, чем для удовлетворения естественной плотской потребности. Вбитая в голову мысль о предназначенном ему Сурме заставляла ждать его одного и мечтать о вечной любви.

И когда почти год назад он увидел Билла, какое-то неведомое чувство родства, непонятного сходства потянуло его к юноше магнитом. С этих пор предметом его страстных мечтаний оставался лишь Билл, и, засыпая по ночам в своей постели, он мечтал лишь о том, что вскоре смежная спальня обретет хозяина, и ему больше не придется томиться в одиночестве.

Его воображение рисовало ему, как он обладает этим волшебным созданием, как сжимает его в своих объятиях, и Билл отвечает ему с не меньшей страстью, с таким же желанием раствориться в их единении. Но больше всего он жаждал проникнуть в мысли Билла, обрести с ним душевную близость, идеальное и совершенное блаженство, найти в нем друга и довериться ему всем своим существом.

Билл же был другим: сосредоточенный на себе и одинокий в своем юношеском эгоизме, он, казалось, хранит внутри целый мир, непознанный и необъятный, проникнуть в который так стремился Том. Но в решающий момент он вдруг понял, что разучился искать контакт с людьми, настолько отгородился от всех, что стал неинтересен окружающим. Он жаждал поведать Биллу о себе и своих чувствах. Ах, если бы он только мог, подобно бедному художнику, не имеющему и гроша за душой, писать стихи или воспевать Билла в своих песнях! Если бы он мог дарить цветы и подарки, выражая свою сердечную склонность, если бы условности не довлели над ним так страшно, он бы ползал у ног Билла, вымаливая хоть толику взаимности, хоть шарик[2] благосклонности.

Но они были лишь теми, кем были. Отсутствие житейской мудрости и взаимопонимания не давало им сблизиться и разглядеть истинное положение вещей. И как Билл не видел за напыщенностью и неловкостью страданий по-настоящему любящего сердца, так и Том, опьяненный красивой оболочкой, не мог разглядеть за ней избалованного, мечтательного и глупого ребенка.

Глава 2

Приятное знакомство

Кто ошибётся, кто угадает,

Разное счастье нам выпадает,

Часто простое кажется вздорным,

Чёрное белым, белое чёрным.

Часто простое кажется вздорным,

Чёрное белым, белое чёрным.

Мы выбираем, нас выбирают,

Как это часто не совпадает,

Я за тобою следую тенью,

Я привыкаю к несовпаденью.

Я за тобою следую тенью,

Я привыкаю к несовпаденью.

(Танич М.)

Порой мы, ожидая исполнения желания или наступления важной встречи, торопим время, подгоняем его, томясь и надеясь, что наступит момент, который изменит всю нашу жизнь.

Так и наши герои. Каждый ждал своего заветного часа, каждый думал, что с наступлением желанного момента, вся его жизнь изменится. И если Том с нетерпением ждал дня, когда будет объявлено о свадьбе, то Билл с трепетом ожидал встречи с мужчиной своей мечты.

Юноша был твердо уверен, что как только на горизонте появится тот самый принц, все разрешится: он будет избавлен от необходимости общаться с глупым и недалеким Софитом и выберется, наконец, из-под неусыпной опеки родителей.

Он часто улетал на своем мантикоре Ио на парящие скалы, где в одиночестве и покое предавался мечтам.

Обычно для езды использовали ящеров, которых запрягали в кареты и повозки, у каждого уважающего себя дворянина был личный летающий ящер. Этих хладнокровных крылатых животных разводили и специально тренировали. Особое внимание уделялось их чешуе и окраске гребней. Самыми ценными были черные с желтыми и оранжевыми гребнями, они считались наиболее умными и сообразительными. Но ни один, даже хорошо натренированный ящер, не мог сравниться с мантикором. Летающая кошка была умна, хитра, проворна и верна своему хозяину. Ее невозможно было ни обмануть, ни задобрить вкусной едой.