Целых полминуты я честно собиралась с силами для грозного крика, прекратившего бы это бесчинство, но вспомнив, что, во-первых, мне не тридцать, а семнадцать, а во-вторых, я скоро уезжаю и, возможно, никогда больше не увижу сестер, присоединилась к ним, искренне надеясь, что старичок-матрас сумеет выдержать тяжесть четвертой принцессы и не развалиться.

Ника приветствовала меня сияющей улыбкой и торжествующим возгласом, близняшки Вита и Иля удивленными взглядами карих глаз, которые, однако, быстро сменились веселыми улыбками и восторженными хлопками в ладоши.

Я же...я не понимала, зачем я это делаю, да и, если быть до конца честно, не хотела понимать. Я просто взлетала к потолку, пружиня на мягком матрасе и на потеху сестрам кувыркаясь в воздухе - благо физическая форма вполне позволяла, смеялась вместе с ними и в первый раз за последние полтора месяца была счастлива, пусть так глупо и мимолетно, но в эти минуты я была свободна. И от осознания того, что совсем скоро все вернется на круги своя, эти детски-беззаботные мгновения казались мне еще более сладкими. И я от всей души была благодарна сестренкам, сумевшим ненадолго вернуть меня в пору кажущегося сейчас таким далеким детства!

Напрыгавшись вдоволь, мы с хохотом повалились на кровать, причём Иля почему-то выбрала в качестве места своего приземления мой живот.

А потом мы долго лежали, раскинув руки и ноги, и девочки рассказывали мне о своей жизни, просили советов и жаловались на строгих учителей. А я с ужасом и стыдом понимала, как они, несмотря на обилие нянек и гувернанток, одиноки. И как сильно по ним, таким юным, ударила смерть мамы, ведь Нике едва исполнилось одиннадцать, а близняшкам еще нет и семи!

Я прикрыла глаза, пытаясь удержать слезы, но не смогла. Несмотря на все усилия, прозрачные капли вскоре покатились по лицу.

- Кайо! - три встревоженных возгласа слились в одни. - Что с тобой, Кайо?

- Не плачь!

-... пожалуйста, не плачь.

- Я такая плохая сестра, - прошептала я, вглядываясь в их перепуганные мордашки, так похожие на мамины, - совсем вас позабыла. Как же вы... - я не смогла договорить.

- Да все нормально, Кайо. Я за ними присматриваю, - пожала плечами Ника, глядя на меня не детски серьезными карими глазами, словно и не она несколько минут назад, счастливо улыбаясь, рассказывала мне о том, как она сбежала от учителей и спряталась в папином кабинете, а он, найдя ее, не прогнал и не выдал, а накормил конфетами и рассказал смешную историю.

- А кто присмотрит за тобой? - тем же шепотом спросила я, садясь на кровати и притягивая ее к себе, Иля и Вита, слегка напуганные моей вспышкой, тут же прижались к ногам, уложив светловатые головки мне на колени и умиротворенно засопели, словно пригревшиеся котята. Я высвободила одну руку, другой продолжая крепко прижимать к себе Нику, и нежно погладила близняшек по волосам.

Ни одна из девчонок не попыталась отодвинуться, наоборот, прижались теснее, вызвав новую порцию влаги на моих глазах. Я поняла, что в своем эгоизме наследницы и последующем упоении собственной значимостью - как же, спасительница целого государства! - совсем забыла об этих малышках, так остро нуждающихся в любви.

А что было бы, если бы они не пришли ко мне? Я бы так и уехала, оставив их на попечение, пусть сколько угодно хороших, но чужих людей?

Какая бы из меня вышла правительница, если я не могу позаботиться о собственных сестрах, а только и делаю, что лью слезы, столкнувшись с препятствиями?

В этот момент я впервые задумалась, что быть может, мое расставание с Ликом совсем не означает конец жизни.

Может, именно так взрослеют?

Раньше, громкие слова об ответственности казались мне более чем абстрактными, даже несмотря на то, что меня готовили править государством, но сейчас я почувствовала, что за этих малышек я несу самую настоящую ответственность.

Но ведь я совсем ничего не могу для них сделать. Разве что...

- Будете мне писать?

- Конечно, - удивленно ответила Ника, словно не могла понять, зачем мне нужен ответ на столь элементарный вопрос, а близняшки поддержали ее согласными кивками и робкими улыбками.

И я в который раз ощутила себя последней сволочью и вместе с тем порадовалась тому, что не все мое во мне умерло. Или я не могу быть той, в которую меня превратили, только перед сёстрами и Ликом? Ведь со всеми остальными, я веду себя именно так, как от меня требуется. Я холодна, сдержанна и расчётлива. Но, выходит, это лишь притворство? И я настоящая - та, которая еще не разучилась плакать и может позволить себе прыгать на кровати - еще жива под нагромождением светских условностей и предельно рациональным мировоззрением будущего политика?

Эта, в общем-то, несложная, но показавшаяся мне в тот момент поистине гениальной мысль, так обрадовала меня, что, не в силах сдержаться я вскочила с кровати и весело предложила:

- Хотите попробовать меня расчесать? Но предупреждаю - это будет сложно.

Сестренки ответили радостным согласием и, вооружившись расческами, принялись разбирать то воронье гнездо на моей голове, в которое превратились мои длинные - до колен - волосы после беспокойного сна и многочисленных акробатических упражнений.

- Интересно, почему здесь еще нет ни одной моей служанки. А вас с воплями не ищут по дворцу? - я слегка поморщилась в ответ на очередной резкий рывок и успокаивающе улыбнулась не рассчитавшей силу Вите.

- А, это просто, - рассмеялась Иля, - ведь еще очень-очень рано!

Удовлетворившись подобным объяснением, я расслабилась, жадно вслушиваясь в веселую болтовню перебивающих друг друга малышек и пытаясь успеть узнать об их жизни как можно больше.

***

Все последующие ночи - дни мои были заняты с раннего утра до позднего вечера - до моего отъезда мы провели все вместе в моей кровати, болтая, смеясь и засыпая лишь тогда, когда сквозь плотные шторы начинали пробиваться рассветные лучи. А утром я ревниво оберегала их сон и, не впуская служанок, медленно и бесшумно собиралась самостоятельно, то и дело, останавливаясь, чтобы полюбоваться на безмятежные личики.

В последний наш совместный вечер сестренки подарили мне тоненькую золотую цепочку, переплавленную придворным ювелиром из их собственных браслетов. На нее тот же почтенный господин, с умилением выполняя просьбу юных принцесс, прикрепил кулоны в виде первых букв наших имен, включая отца, маму и Диамина, у колыбели которого они также бывали довольно часто.

Я тут же надела подарок и поняла, что в какой бы наряд мне ни предстояло облачиться, эта тоненькая цепочка будет со мной всегда, если не на шее, то спрятанная где-нибудь под платьем, и что по своей воле я не сниму этот знак, напоминающий мне о сестрах, которые пусть не заставили меня забыть Лика и маму, но поддержали, сами того не зная, в это трудное время, лучше всяких успокоительных настоев и заклинаний.

Уезжала из родного дома я порядком опечаленная видом трех зареванных мордашек, но успокоенная обещанием Ники присматривать за младшими и нежными взглядами отца, которые он время от времени бросал на девочек.

Не знаю, было ли это правдой или же я выдала желаемое за действительное, но у самых дверей портального зала, из которого я должна была отправиться в свой новый дом, мне привиделся Лик - его высокая фигура, шапка темных кудрей и любимые глаза.

Я не была уверена и все же. Шагая в рамку портала вслед за Пелегрином, я продолжала цепляться взглядом за его фигуру. Надеясь и страшась. Прощая и прощаясь.