Но враг почему-то не спешил падать в корчах. Медленно поднял руку, провел ладонью по лицу, смахнув парочку игл. Выступившие капельки крови размазались по щекам короткими черточками.

«Сейчас», — подумал я, — «вот сейчас…»

— Ты, наверное, не з-с-с-нал, что на нас-с-с не дейс-с-ствуют яды. Никакие.

Тонкая сухая кожа под его подбородком беззвучно заходила вверх вниз — Охотник смеялся.

— Язс-с-с-ык, ты с-сказ-с-сал? Сс-с-соглас-сен…

И, не переставая смеяться, шагнул вперёд. Ну, вот теперь действительно всё. Весь остальной бой я честно старался «не умереть раньше свой смерти», хотя с каждой секундой все явственнее ощущал полную бесполезность своих стараний. Вне сомнений, в силах Охотника было закончить бой пятком ударов, но он умышленно затягивал его, раз за разом пытаясь нанести мне рубящий удар снизу поперек подбородка — явно целясь выполнить свою угрозу. Тоже глупость, конечно, но в своей неспособности воспользоваться этой глупостью противника я уже не смоневался. Да и глупость ли — все кошки играют с мышами, и не в праве мышей называть это глупостью. Слишком разны силы. Про прячущегося где-то арбалетчика я уже и думать забыл — толку-то — поэтому прозыучавшее вдруг «дзак!» было для меня такой же неожиданностью, как и для моего противника. Был я в этот момент уже совсем плох; отбивался, прислонившись к дереву и держа меч в левой руке — правую он мне отсушил, просто локтем в плечо заехав и ногу левую проткнул под коленом — не смертельно, но и не попрыгаешь. Не без оснований считал я эти секунды последними в своей жизни, поэтому вид падающего набок тела противника меня просто вогнал в ступор на секунду-другую. Хлопая глазами, я разглядывал неподвижное лицо противника: высунувшееся над виском окровавленное острие болта; выпученный глаз с огромными чёрным зрачком, остекленевшим взглядом уставившийся в никуда; оскаленные в жуткой гримасе странные зубы — ни клыков, ни резцов — ряд одинаковых иззубренных треугольников.

А ведь однажды со мной что-то такое уже было. Я поднял глаза.

— Дерек? — тихонько позвал я, абсолютно уверенный, что сейчас кусты шелохнутся и из-за поваленного дерева, деловито отряхиваясь, поднимется Капитан. Ну а кто же еще?

Кусты шелохнулись, и над поваленным деревом выросла фигура бестии. Верга легко перемахнула ствол, подошла ко мне, фыркнула, заглянув мне в лицо.

— Должок тут у меня перед тобой был, — бросила разряженный арбалет мне под ноги, — вот, пришла вернуть.

Тут способность соображать ко мне вернулась. Я сглотнул, перевел дух и окинул вергу быстрым взглядом. Видок у неё, надо сказать, неважный. Шерсть свалявшаяся, грязная, взгляд потухший. Доспеха на ней нет, зато на плечах какой-то жилет драный — тряпье тряпьем — не иначе, с пугала сняла. Ткань под левым плечом от старой крови темная, да и рубцы на месте тавра сквозь прорехи примечаются. Вот оно как, значит.

Верга мой взгляд перехватила, коротко взрыкнула, отошла к моему недавнему лагерю. Подняла с земли кусок солонины, понюхала, чихнула.

— Ну и гадость! Как вы это едите? — брезгливо откинула мясо в сторону.

— Ты голодная?

— Нет, — бросила безразличный взгляд на лежащее тело, — он меня кормил.

Морщась от боли, я присел возле тела, орудуя одной рукой, перевернул его на спину. С некоторым трудом разогнув застывшие в каменной хватке пальцы, вынул из руки твари меч — на удивление легкий для своей длины. Осмотрел внимательно серое дымчатое лезвие — ни зазубрины, ни царапины глубокой. Удивительно. Взмахнул пару раз, поморщился. Весу мало, баланс странный — непривычно. В иной раз и подбирать бы не стал — иногда на бой лучше безоружным выйти, чем с незнакомым оружием в руках. Но не в моем положении оружием разбрасываться. Снял ножны вместе с поясом — с пояса кошель на траву выскользнул. Я заглянул внутрь — деньги. Сплошь денарии — много. Зачем ему деньги?

— Как так вышло? — спросил я, продолжая осмотр. Правая рука потихоньку начинала шевелиться, кости вроде целы — хорошо, но дня три мне левшой еще побыть придется. Ну, это не беда — любой егерь с оружием обоими руками одинаково хорошо управляется. Вот с ногой похуже. Крови почти нет, да и та уже остановилось, но боль в колене адская и сгибать ногу почти не получается.

— Рорх меня и раньше не любил, а вожаком еще сильнее на меня злился — простить не мог, что я его поражение видела. Ну а сейчас…

Отвернулась, помолчала.

— По правилам, только совет клана тенью сделать может, но Рорх не стал ждать, а в стае никто против него слова сказать не смеет. Да и прав он во многом, — снова ко мне повернулась, глаза подняла, огонек жизни в них легкий затеплился, — первое время ни о чём другом не думала, кроме как тебя найти и за свой позор посчитаться. Убить — любой ценой — а потом и самой умереть. Каждую ночь вокруг стен кружила — следы вынюхивала.

Как ума лишилась — не понимала, что бесполезно. Потом он меня нашёл. Не знаю как. Я под деревом спала, голос сверху услышала. Предложил меня к тебе привести и дать оружие, которым тебя наверняка победить можно будет.

— Понятно, — я хмыкнул, — а как ты промахнулась, он, значит, решил сам дело закончить.

Так чего ж ты…

— Р-Р-Р! — глухо рыкнула верга, — я не промахнулась! Специально момент подгадала, чтобы и в тебя не попасть, и чтобы он не заподозрил. Я надеялась, что ты сильнее него окажешься.

— Тогда не понимаю. Зачем? Ты ж меня убить шла, разве нет?

— Уже нет. Если бы он меня в первый же день к тебе отвел, я бы всё сделала, как он сказал.

Но мы долго тебя искали. Я думала. Плохое оружие он дал мне. Бесчестное. Пусть не мне, безымянной, говорить о чести, но плохим оружием не сделаешь хорошего дела. И еще — Рорх своевольничал, своей властью меня тенью сделав. Не думаю, что совет клана поддержал бы его. Но после союза с дитем Апофа — неважно ради какой цели — никто в мою защиту не то, что слова сказать — мысли бы не подумал.

— Дитё Апофа? Это еще кто?

— Апоф. Хозяин Глубин, Проклятый бог. Одно из его созданий лежит перед тобой.

Я открыл рот, но так и не нашел что сказать.

— Мы — новые. Варга на нас надеялась. Зря. Мы стали слишком сильно похожи на вас. И на него, — кивнула мне под ноги.

— Так, — я подобрался, — давай подробнее. На что надеялась Варга? Что вы будете сильнее нас?

— Сильнее них. Детей Апофа. Тебе бы лучше кого-нибудь из Говорящих с ветром поспрашивать, Сарху, например. Они больше намного с Варгой общались, больше знают.

Тебе известно, что если убить земное воплощение бога, то ворота для него в этот мир закрываются?

— Да, — я аж про раны свои забыл, все внимание свое в слух обратив. Сколько… всего. И почему мне так кажется, что для Капитана всё это откровением бы не было?

— Конечно, — верга мрачно усмехнулась, — тебе известно. Пусть. Я рождена здесь, в этом мире, но вергов раньше тут не было. Раньше мы жили в другом мире… Такемет. Я не знаю никого, кто своими глазами видел бы его, мы знаем наш старый мир только по рассказам.

Но я знаю, что все воплощения богов мертвы на Такемете. Все, кроме Великого Змея — воплощения Апофа.

Мысли вскачь понеслись в моей голове, как стадо вспугнутых косуль. Зверобогов выгнали из их родного мира, но тут неожиданно подвернулся наш. И всего-то надо шугануть дикарей из под стен какого-то города. Зато сколько возможностей в обмен!

— А эти, — я кивнул, — твари? Заодно с вами к нам свалились?

— Я не знаю. Говорят, раньше их не было. А потом Апоф узнал о новом мире и нашел способ переправлять сюда своих созданий. Он очень силён.

Появились у меня подозрения насчет того, каким образом они к нам попали, эти детки. Нехорошие подозрения.

Жил-был один крестьянин. Да завелись у него в амбаре мыши, зерно портить стали.

Позвал крестьянин к себе кошек. Кошки пришли, мышей съели. А потом озоровать начали — сыр, сметану воровать, цыплять душить, орать под окнами. Разозлился крестьянин, позвал собак. Собаки пришли, кошек порвали. Да стали озоровать — мясо воровать, кур таскать, выть ночами. Разозлился крестьянин, позвал волков. Волки пришли, съели собак.