Эйнар вздохнул. Ну, я так решил, что шум кузнечного меха и небольшой порыв ветра означают именно вздох.
— Нет. Не собрались. Мир — дело хорошее, но всё ж меняется. Климат у нас суровый, хороших пастбищ и полей для посева мало. А народу прибывает. Засылали мы послов в леса и не раз, с дарами и новыми условиями договоров — никак. Дары не берут, послов взашей гонят, договора пересматривать отказываются. Народ ропщет. Уже и до беды недалеко — пару раз крестьяне самовольно деревья рубить начинали, так еле-еле до войны не дошло оба раза. Оттар повелел ярлам людей лесовых набирать — чтобы и поговорить с бестиями могли убедительно, да и подраться, если до этого дойдет, но откуда ж их набирать? Нет таких.
Я хмыкнул.
— И не говори, — кивнул Эйнар, — размягчел народ, жирком оброс. Во времена Ульрика каждый бонд знал, как на какую бестию управу найти, да и сами твари сильно не наглели — побаивались. А теперь — не раз уже задумывался, что договора те с бестиями, хоть и не дают крестьянам леса вырубать, но всё ж нам самим больше во благо, чем во вред.
Поскольку они же не дают и бестиям на людей нападать — слово свое они держат крепко, уж сколько поколений сменилось, а с их стороны ни одной попытки договор нарушить не было. Право же, кое в чем людям у них поучиться бы стоило.
Теперь уже я вздохнул.
— Ты подумай, — Эйнар отвел взгляд в сторону и принялся, прищурившись, разглядывать лежащие перед нами поля, — нам всё одно до вечера тут сидеть, пока не стемнеет. А я вот еще о чем спросить хотел — сколько раз слышал про то, что «клан поднялся», так никак понять не могу — разве вы с ними договора не заключаете? И с чего же они тогда «поднимаются»?
— Так народу у нас, пожалуй, побольше вашего прибывает. Простой народ — ладно, ему прокормиться и имперских земель хватит. А вот сенаторам земли уже не хватает. Нужны новые провинции, новые префектуры, новые должности. Поэтому Империя постоянно растёт. Нашими, егерей, то есть, трудами. Вся граница на области поделена и каждую область потихоньку егеря в оборот берут — сначала замиряют. Договариваются, если по — вашему. Вваливается в лес эдакая толпа егерей, числом тамошний клан раза в три превосходящая — тут уж хвостом не повиляешь, договор на наших условиях за счастье примешь. Да и не такие уж там страшные условия — только что людей не трогать, скот их не утаскивать, да поля не разорять. Потом года два-три бестий никто не трогает — пока селяне поосядут да посмелеют. А вот потом их провоцировать начинают на нарушение договора — тогда вина вроде как на самих бестиях выходит и соседние кланы на нашу драку глаза закрывают. Когда селяне сами справляются, а когда и егерям постараться приходится. Главное — подальше это затевать от тех мест, которые недавно чистили, а то и соседние кланы недоброе почуять могут.
Эйнар выглядел удивлённым. Неприятно удивлённым. Усмехнулся криво, спросил:
— И как же провоцируете?
— Когда как. По-разному.
* * *
Йорх не трус, но и не глупец! — невысокий, серебристо-серого цвета шкуры верг цедил фразы глухо, но медленно, что давало мне нечастую возможность понимать всю его речь до последнего слова, — бежал ли он когда-нибудь от врага? Бросал ли он вас на военной тропе, чтобы вернуться в свое логово? Если он и отступал, он шел последним по вашему следу, повернувшись лицом к врагам и защищая ваши спины, как волчица защищает своих щенков! Или не Йорх вел вас против шуу? Вы называете его трусом?
Йорх — не трус, но и не глупец. Воины, вы подобны малым детям; вы не ведаете, что творите.
Из речи верга нелегко догадаться, что он и есть — Йорх. Если не знать про их манеру говорить о себе в третьем лице перед стаей. Старый вождь пять лет возглявлял клан Песни Ветра и вот сегодня его трон ощутимо зашатался. Расшатывают его два молодых вожака — Урах и Рорик — причем весь остальной клан не то, чтобы всецело на их стороне, но уж не на стороне вождя — точно. Иначе бы он закрыл вопрос простой трёпкой, заданной обоим претендентам. Но дела вождя настолько плохи, что обычные, честные вержьи методы борьбы за власть ему уже не подходят, и он начинает интриговать. А интриговать у вергов всегда выходит из рук вон плохо. Вот что тут — на Совете клана, на котором обсуждается, фактически, один только вопрос: «начинать ли войну с людьми», — делаю я, мало того, что человек, так и еще и егерь? Сидим мы — девять вожаков стай, пара десятков простых вергов, из тех, что поопытнее и пяток молодых, которых вожаки себе в преёмники прочат — на длинной узкой поляне меж двух отрогов Южных Карпат.
Живописные колонноподобные скалы разбросаны по округе, и десяток их расположены вокруг нас почти правильным треугольником, называемым вергами «Пастью волка». В центре, образованного сидящими вергами, полукруга — Йорх стоит. Ну и я с краешку примостился. Вообще-то на Совете клана не то, что людям, даже вергам других кланов появляться запрещено и одно то, что Йорх пригласил меня здесь присутствовать, уже должно было стать поводом для его отстранения. Даже без учета специфики данного конкретного Совета. На что он надеется, интересно? Если у него есть какой-то план, то мне он пока непонятен. Но скорее всего, нет у него никакого плана, и он просто мечется, надеясь, что случится чудо и свалившиеся на него напасти пожрут друг друга. Йорх — категорически против войны с людьми. Он понимает, что в ней у его клана нет ни малейшего шанса, если его не поддержат соседи. А они его не поддержат — это он тоже понимает. Вообще, Йорх — мудрый вождь. Много повидавший, и нас, (и людей, и егерей) неплохо узнавший. Он вообще не из Песни Ветра, он из Небесного Пламени — давно и наровно (за единственным исключением — в лице самого Йорха) нами зачищенного клана.
Он-то сам уверен, что его секрет егерям неизвестен.
Хотя парочку причин, заставивших Йорха меня сюда притащить, я могу и с закрытыми глазами разглядеть. Во-первых, мое присутствие на совете сильно сдерживает сторонников войны в своих высказываниях — не раз и не два уже вышло, что оппоненты Йорха во время своей речи вдруг осекались, о мой внимательный взгляд споткнувшись. А у вергов то, как сказано встократ важней того, что сказано. Так что тут Йорх в яблочко угодил. Конечно, верги, после того, как я уйду, всё ему предъявят, но — после драки кулаками не машут. Или, как сами верги говорят, «рык проигравшего — комариного писка тише». А во-вторых, Йорх передо мной рисуется. Дескать, смотри, егерь, как я горой за людей стою и за соблюдение нашего договора. Агентом влияния меня сделать хочет и на помощь мою рассчитывает. Эх, знал бы он всю подноготную здешней заварушки…
— Вы подобны волкам во время Полной Луны, когда они, взбесившись, кусают собственные тени. Поймите! Люди слабы, но они, как капли ливня, когда тучи застилают небо. Вы можете убить одного, двух, десяток, столько, сколько листьев в том лесу, но их не станет меньше. Убейте одного, двух, десяток, и десять десятков придут убивать вас. Вы говорите, есть другие кланы, которые злы на людей и которые могли бы напасть на них с тыла, когда те придут убивать вас? Да, они есть. Но слышите ли вы их песни по ночам?
Нет. Беги вы к ним, вам пришлось бы бежать два месяца до того места, где вы увидите первого верга, и на всем пути ваша тропа проходила бы среди людей, стоящих так же часто, как камыши в излучинах рек. Да, у нас есть соседние кланы, но, если вы нападёте на людей в нарушение договора, они не помогут вам. И люди истребят вас, и ваших верг, и ваших щенков, как налетевший на деревья огонь пожирает в единый день все их листья, кору и ветки.
— Не мы нарушаем договор! Люди нарушают! На них будет вина, когда мы нападём, а мы нападём, потому что нашу честность они принимают за трусость! — и смотрит на меня рассерженным взглядом. Это Рорик. Самый молодой из вожаков стай клана — восемь весен ему только-только исполнилось (лет четырнадцать, если по человеческим меркам) — и потому, самый горячий. Но — умён, смел и искренен. Я ему даже симпатизириую немного — ну, насколько вообще можно симпатизировать злейшим врагам. Клан шумит одобрительно. Чую множество быстрых недобрых взглядов — как брызги раскалённого масла, остывают они на моей коже. Йорх со вздохом опускает голову.