— Органика не может существовать в застывшем состоянии. Она всегда как-то взаимодействует с окружающим. В живой клетке всегда и непрерывно протекают десятки тысяч реакций. В неживых соединениях эти реакции идут гораздо медленнее. Но все равно идут. Окисление кислородом воздуха (тление) или восстановление в атмосфере аммиака, сероводорода, метана… И вот это…
Профессор опять ткнул рукой в ясно-желтые волны.
— …несомненно, поточные системы. Что-то из воды поступает в них, как-то перерабатывается, и что-то выбрасывается. Мы говорим о химических реакциях потому, что в живом мире белков они — главное. А здесь…
Он остановился. Мелькнула мысль: «Я говорю так уверенно, как истину. А между тем- это всего лишь мои предположения…»
— Здесь прежде всего действует температура, возможно, давление. «Выживают» системы, наиболее энергетически выигрышные. В живой клетке наиважнейшие процессы — химические. А здесь электрические, термоэлектрические, фотоэлектрические. Как с наибольшим коэффициентом полезного действия заставить работать теплоту? Только через термоэлементы, только благодаря полупроводникам. И вот они вокруг — полупроводники…
Профессор сделал рукой жест, как бы пытаясь обнять все, что видят глаза.
— Вокруг одни полупроводники. Кремний-полмины оказались наилучшими полупроводниками. Теплота превращается в электрический ток, ток в свет. И возник этот, мир, такой разнообразный и, кажется, такой застывший… Смотрите! Смотрите, как серебрится вода у этих валунов.
Леля пристально смотрела на светящуюся пульсацию воды. Частое подрагивание желто-зеленых волн у гигантского красного камня.
— Нет! Это далеко не застывшее. Оно эволюционирует… Но нам не уловить… Изменения можно обнаружить через сотни миллионов лет…
Профессор молчал очень долго.
Леля всем своим существом чувствовала: отца поразило что-то очень простое. И, наверное, потому, что простое, — верное.
— Надо сопоставить образования разных периодов! Эта пещера более поздняя…
Он подошел к палеометру. Прибор по соотношению изотопов углерода и изотопов свинца определял время, когда возникло данное образование.
— Миллиард сто миллионов лет тому назад. И в этих полиинах кремния больше… А там… у самой поверхности — около двух миллиардов лет…
— Когда палеонтологи ищут древнее, — вставила Леля, они опускаются все глубже в землю. А здесь — наоборот…
— Вполне логично, — подтвердил профессор, — там энергетическое начало — солнце и кислород воздуха. Здесь — жар магмы. Там эволюция на поверхности. Здесь — в более близких к интрузиву областях…
7
Эдик прав, произошла переоценка ценностей. А может быть, это случилось еще там, в лаборатории Воронина. Кремень-человек… Кремень? Нет! Огонь-человек!
Теперь все люди казались другими… Как будто земные недра приоткрыли Лелькиным глазам не только существование разноцветных вод… Она в другом свете увидела людей…
Эдик очень рассеян. Эдик допускает много неточностей. Лелька молча исправляет его ошибки, благо что особенно грубых нет. Но если так дальше будет продолжаться…
Однажды она все-таки не выдержала, сказала как можно мягче:
— Так нельзя, Эдик. Если тебе трудно сосредоточиться — не делай. А то в этой путанице скоро совсем не разберешься…
И губы ее, как показалось Эдику, презрительно дрогнули.
Он промолчал, но внутренне весь вспыхнул.
«Она презирает меня… И еще больше за Нелю. Не может простить, что та набросилась на нее тогда. А если сравнить ее и Нелю! Что Неля видела в жизни! Трудное детство. Деньги, наряды, кавалеры — только это интересовало ее мать. А ведь и Нельке хотелось чистой жизни! Вот почему Неля так ненавидит холеных чистеньких Леночек, которых с самого рождения ласкали и нежили. И не желает признавать их превосходства».
— Да что с тобой такое! — не выдержала Лелька. — И смотришь на меня волком.
— Прости, — спохватился Эдик, — выйду, рассеюсь немного.
Лелька не заметила, когда он ушел.
«Много элементов платиновой группы. Можно предположить, что они улучшают свойства полупроводников…»
— Все думаешь…
Лелька подняла голову. Вадик стоит рядом.
— Димка, мне очень некогда…
— Мешаю?
Она не ответила. Он сел на место Эдика. Сидит очень тихо, без движенья. Кажется, даже дыханье затаил. Но его присутствие отвлекает. И не скажешь так просто, как раньше: уйди. Обидится…
Конечно, она помнит все…
Верстак с душистыми стружками, что врос в траву на Вадькином дворе… Его отец с шершавыми руками. А матовый лед катка… Блаженная легкость движений… Зачем сейчас этот тоскливый напряженный взгляд? Сейчас она очень далека от него… И только сожалеет, что Вадика не тянет в дебри констант, комплексов, ионов, статистики… Сухо. Лаконично. Но для Лельки за сжатым росчерком формул и цифр встает поэтический мир непознанного, полный гармонии и строгой красоты. Он жаден, этот мир, раз захватив человека, больше не отпустит. За лабораторным столом Воронина впервые пришло это чувство. Или, может быть, только тогда она созрела для него? В пятнадцать лет тянет широкий мир. Не в его глубину, а в ширину. Потом захватывает борьба с вечным — с природой. Чем. больше знаний, тем этот конфликт острее.
«Я смогла бы полюбить только такого, кто повяз в этих дебрях по самые уши».
А Вадик сидит и молчит. Только смотрит на нее.
Каждое утро ровно в восемь часов ребята выплывали на разведку.
И Лелька не могла не любоваться сильными, уверенными, даже изящными движениями Вадима.
Все вокруг спокойно. Стабильно.
«Надо быстрее кончать, надо возвращаться», — понимал профессор Логинцев.
Чтобы ускорить исследования, он решил опять разъединить лодки. Каждая пойдет своим маршрутом. Вадим, как более опытный водитель, отправится с Сашей и Ксенией Михайловной. Профессор знает: Саша и Вадим не любят друг друга. И даже догадывается: из-за Лельки. Ничего, несколько дней выдержат.
А Лелька впервые в жизни изучала товарищей. Раньше она бездумно относилась к людям: один ей приятен, другой нет — и только. Сейчас — у каждого свое сокровенное «я». И это «я» может меняться.
Она с болью услышала презрительный голос Александра. Он зло выговаривал Вадиму:
— Здесь не топором рубить. Соображать надо.
И зачем Ксения Михайловна уверяет, что Саша — молодой Старик.
Неисследованным оставался один потолок. Лодки на расстоянии десяти километров друг от друга круто шли вверх.
Саша не выпускал из рук кинокамеру. Пленка зафиксирует то, что упустит глаз.
Сверху сочились пары. Где-то там, в невидимых трещинках-капиллярах, выделялись они, двигались, насыщались солями и, наконец, изливались здесь.
Как идет круговорот подземной воды — Саша не понимал. И вдруг… Страшная мысль… Почему она пришла? Конечно, потому, что Александр Каменских не находил сколько-нибудь удовлетворительного ответа на вопрос: куда стекает вода?
Она сочится миллиарды лет, ни на мгновенье не останавливаясь… Они прошли три моря — голубое, зеленое, розовое… И все они, как панцирем, скованы толщами водонепроницаемых пород. Гейзеры, даже если их много, практически ничего не меняют. Значит, выход один — катастрофа… Новые трещины, новые ходы, избыток воды изливается. И все становится на место. Вокруг не распыленные кремнийорганические образования, а строго организованная система, как единый организм, или, вернее, как один энергетический узел. Все подчинено определенным закономерностям. Специальные электромеханизмы охраняют стабильность этого мира.
Страх Александра достиг апогея. Сейчас… Сейчас произойдет что-то непоправимое… Ворвавшись в этот мир, странствуя в его дебрях больше месяца, люди не могли не нарушить равновесия… И реакция последует незамедлительно! Хотелось закричать:
— Назад!
Но почему? Почему? Все по-прежнему вокруг. Вверху клубятся серо-белые непрозрачные облака. Желтая светящаяся пучина под ними…
Вадим застыл у штурвала: ни волнения, ни нервозности. Кажется, он даже вспоминает что-то приятное. Чуть-чуть улыбается.
