— Не знаю. Но что-то грандиозное.

Эрик Джексон больше не спал с включенным светом.

И не помнил, когда перестал. Выбросив наконечник стрелы в озеро, он нашел другие. Еще и еще. Много. Казалось, стоит ему сделать шаг, и он натыкается на следующий наконечник. Сначала Эрик оставлял их на месте. Потом выбрасывал в мусорный бак в гараже. И в какой-то момент перестал их бояться. Его заинтересовали их особенности, разница в размере и форме, технике изготовления и материалах. Наконечники стрел скапливались на его бюро, вытеснив коллекцию камней, и как-то незаметно он снова стал выключать свет по ночам.

Эрик сидел на цементном полу гаража и прикреплял обсидиановый наконечник к бамбуковому дротику собственного изготовления. Он украл бамбук со двора семьи Ямасито и хотел испытать его сегодня утром, проверить, подходит ли бамбук для этих целей. Эрик уже смастерил больше тридцати дротиков из разной древесины и в маленьком зеленом блокноте, которой хранил в ящике с инструментами, вел подробные записи: как далеко они летят, насколько точно и какой силы получается удар. Только три штуки оказались совсем негодными, и он сломал их, оставив наконечники для повторного использования. Остальные лежали у задней стены гаража, ждали.

Ждали чего?

Пока Эрик не знал. Узнает, когда придет время.

Он закончил бамбуковый дротик и пошел с ним на задний двор, где целый час метал его в разные мишени, тщательно записывая подробности каждого броска. Бамбук был легкий и обладал хорошей аэродинамикой, и хотя заостренный наконечник дважды отскакивал, а сила удара во всех попытках была невелика, дротик летал, и Эрик решил добыть более длинный кусок бамбука, чтобы провести еще один эксперимент.

Весь бамбук во дворе Ямасито был маленьким. Они посадили его всего пять лет назад, когда переехали в Бауэр. Эрик срезал самое крупное растение и теперь пытался вспомнить другое место в городе или о́круге, где мог расти бамбук.

Парк.

Он запер дом, поехал на своем пикапе на восточную окраину города и остановился на стоянке рядом с детской площадкой. Между детской площадкой и бейсбольным полем находились велосипедные и пешеходные дорожки, пруд и ручей. Здесь росло больше всего чужой для этих мест зелени, и если где-то можно обнаружить бамбук, то только здесь.

Эрик достал ножницы из ящика с инструментами, который возил с собой в кузове пикапа, и пошел мимо горки, качелей и конструкции для лазания к грунтовой дорожке, ведущей в глубь парка. Проходя по маленькому мостику через ручей, он ногой столкнул в воду обертку из-под картофельных чипсов. Ему повезло — парк был пуст. На площадке не играли дети, дорожки были безлюдными, от спортивных площадок не доносились голоса. Если удастся найти бамбук, никто не увидит, как он его срезает.

Кусты становились гуще, и Эрик замедлил шаг, потом остановился, вглядываясь между двух высоких чайных кустов в заросли камыша на краю пруда. Тропинка шла под уклон и сворачивала вправо. Впереди он не видел ничего, даже отдаленно напоминавшего бамбук, и уже собирался повернуть назад, к развилке, которую недавно прошел, как вдруг заметил…

Ноги.

В кустах лежало тело — из-под густой, склонившейся к самой земле ветки торчали короткие ноги в маленьких теннисных туфлях. Эрик остановился и замер, пытаясь уловить какое-то движение. Ничего не увидев и не услышав, он осторожно шагнул вперед и приподнял ветку.

Мальчика лет четырех или пяти убили и бросили тут в неуклюжей попытке спрятать тело. На ребенке были обрезанные джинсы и желтая безрукавка с изображением куклы Элмо. Эрик увидел следы от веревки на шее и выпученные глаза на распухшем лице — жертву явно задушили. У ребенка отсутствовали пальцы; их отрезали.

Удивился Эрик не тому, что тело мальчика бросили здесь, а что его не раздели. Разве убийцы маленьких детей не извращенцы?

Он наклонился, чтобы тщательнее осмотреть тело, хотя сам не знал, что рассчитывает найти. Ужас он не чувствовал, только странное любопытство. Несмотря на отрезанные пальцы, крови на земле не было, но полоска белой засохшей слюны на пухлой щеке мальчика вела к солоноватой лужице на крупном листе.

Эрик вдруг почувствовал голод. В животе заурчало. Кто-то жарит мясо? Приятный запах…

Мальчик.

Эрик нахмурился, потом наклонился ниже и понюхал кожу детской руки. Запах… как у курицы.

Он не отказался бы от жареной курицы. Мастеря и испытывая дротик, Эрик совсем забыл о ланче. Теперь он так проголодался, что был готов зажарить и съесть мальчика.

Зажарить мальчика…

Эрик ущипнул руку ребенка, почувствовал мясо под кожей.

Почему бы его не зажарить?

В этой логике есть что-то неправильное, подумал Эрик, но не мог вспомнить что. Жалкие сомнения подавил приступ голода, ставший почти невыносимым. Проклятье! Он умирает от голода! Эрик не помнил, чтобы ему когда-либо в жизни так хотелось есть. Он стоял, оглядываясь на тропу и прислушиваясь. Парк по-прежнему был пуст.

Поспешно, боясь передумать, Эрик присел на корточки и поднял тело. Мальчик оказался тяжелее, чем он думал, и ему с трудом удалось выпрямиться. Он не хотел нести ребенка на руках, не хотел смотреть в эти выпученные глаза и поэтому закинул тело на плечо, придерживая за ноги. Рубашка промокла, но Эрику было все равно — он быстро шел назад по той же тропинке, вдыхая сладкий запах свежей плоти.

Дома он раздел мальчика, вымыл из шланга на заднем дворе и обработал, потыкав вилкой и полив соусом для барбекю.

Гриль «Вебер» оказался маловат, но у Эрика имелось барбекю в форме бочки, самодельное сооружение, оставленное предыдущим хозяином дома. Он выволок барбекю из затянутого паутиной дальнего угла сарая, примыкавшего к забору, и установил в центре заднего двора. Потом вычистил веником, наполнил древесным углем, бросил несколько сухих веток, плеснул жидкости для розжига и поднес спичку.

Час спустя угли были готовы. Мальчик мариновался на столе в патио; Эрик взял его за руку и за ногу и положил на гриль, с удовлетворением слушая шипящие звуки. Волосы ребенка вспыхнули.

Он стоял рядом с барбекю и смотрел.

Черт возьми, запах приятный.

Переворачивать будет трудно, подумал Эрик, но в гараже есть пара старых асбестовых перчаток. С их помощью он приподнял тело и неловко перевернул. Глаза мальчика уже расплавились, почернели и больше не смотрели на него. Черные горизонтальные полосы от решетки гриля пересекали то, что было лицом, придавая ему вид стейка необычной формы, и Эрик подумал, что это вполне мог быть поросенок.

Длинный поросенок, подумал он. И хихикнул.

Ему пришлось еще два раза надевать перчатки, чтобы удостовериться, что все прожарилось, но не подгорело. Решив, что все готово, он взял вилку, отковырнул кусочек от бедра, подул на дымящееся мясо, положил в рот и принялся жевать.

Сочное.

Вкусное.

Продолжая жевать, он прошел в кухню и вернулся с разделочным ножом. Затем посмотрел на коричневое тело и улыбнулся.

Кушать подано.

Кэмерон проснулся рано с ощущением беды.

Он не знал, откуда у него эта уверенность, но перед тем, как выйти из комнаты, он полностью оделся — штаны, рубашка, носки и ботинки, — а не бросился на кухню босиком и в пижаме, как делал всегда. Он хотел быть готовым, если придется бежать из дома. На всякий случай.

Из кухни доносились голоса родителей, но когда Кэмерон вошел, там никого не было. На термосалфетках стояли пустые тарелки и стаканы, а в центре стола — колечки для завтрака, молоко и апельсиновый сок, но мама и папа куда-то пропали. Он пошел в гостиную — осторожно, готовый ко всему.

— Мама? — нерешительно окликнул Кэмерон. — Папа?

Тут тоже никого. Ни в гостиной, ни в спальне, ни в двух ванных комнатах, ни в гараже. Он открыл раздвижную стеклянную дверь, вышел на улицу и проверил двор вокруг дома, спереди, сзади и сбоку. Ничего. Машины на месте, но родителей не было, и Кэмерон остановился на лужайке перед домом, размышляя, что же ему делать. Пойти к соседям, позвонить в полицию?