Помните поговорку «Бойтесь свои желаний, они имеют свойство сбываться», так вот, я готов подписаться под каждой буквой. Не знаю, что это проклятье или благословление, но все мои желания, всегда, рано или поздно, но исполнялись. Я не говорю о желаниях сиюминутных, или каких-то отвлеченных, я имею в виду желания самые-самые, сокровенные. Те желания, для исполнения которых не жалко ничего. Одни сидят и ждут, мечтают, а другие ползут, обламывая ногти, истирая руки и ноги в кровь, идут по колено в крови и в дерьме, как в своих, так и чужих, не оглядываясь и не мандражируя, и все ради одной цели - исполнения своего желания. На этом пути многие теряют человеческий облик, превращаются в двуногих животных, отринувших все и вся, а небольшая часть остается людьми, может быть не совсем привычными большому стаду под именем электорат, потребитель, или там демократическое сообщество, но людьми, живущими по закону, в основном, конечно, по-своему, но соблюдающими определенные понятия. Первые, если добиваются своего, то становятся политиками, олигархами, воровскими авторитетами, а вторые становятся героями, подвижниками, учеными и первооткрывателями. Если вам больше шестнадцати, то поразмыслив вы и сами сможете привести примеры как первых, так и вторых. Что самое интересное, так это то, что почему-то последних помнят, а тех, на все способных, забывают очень быстро. Почему-то всю жизнь тех, кто живет по закону окружают друзья и соратники, любящие и чистые сердца, а тех, «поймавших Жар птицу», только слуги и лизоблюды, вместо любимой женщины «классные телки», вместо друзей - подельники. Когда я рос, героем был Мальчиш Кибальчиш и Павлик Морозов, а сейчас героями делают Мальчиша Плохиша и Бандеру, оправдывают Власова, восхваляют Солженицыны и Сахарова. Жизнь становится скучной и серой, Человека заменили на потребителя, праведника на угодника, уважаемыми людьми стали не космонавты и сталевары, не строители и ученые, а собачьи парикмахеры и ростовщики, певички и дорогие шлюхи. Вопрос, почему? Хотя может быть я и ошибаюсь, может за прошедшие пятнадцать лет на Земле что-то изменилось, хотя навряд ли, не верю.

Да, кстати, забыл представиться, Урусов Руслан Витальевич. Потомственный кубанский казак, родился и вырос в станице Червленная. А сейчас сижу и жду смерти и что самое смешное, что я точно знаю когда она придет. Мне осталось ровно пятнадцать стандартных суток или триста земных часов, хотя нет, уже немного меньше, а всему виной исполнение моих желаний. Хочется верить, что я все-таки отношусь ко второй категории и обо мне будут помнить, и друзья, и враги, правда кого больше, сказать не могу, потому как пройти всю жизнь прямо и честно у меня не получилось. Приходилось и убивать, и предавать, и врать, и красть, да и желания бывали всякие от низких, до самых возвышенных, и как я уже говорил все они исполнились. Даже последнее, именно исполнению этого желания я и обязан тем, что точно знаю время своей смерти. А желание было самым обычным, стать свободным и богатым, и шел я к его исполнению целых пятнадцать лет. Хотя и появилось оно у меня тоже пятнадцать лет назад. В принципе время у меня есть, делать нечего, почему бы и не рассказать.

Не знаю, кому как, а мне иногда казалось, что я не такой как все, что меня по жизни кто-то ведет, помогает, оберегает, готовит к чему-то особенному, значимому. Как я уже говорил родился я в станице Червленая, это не та что на Северном Кавказе, наша была поменьше, как говорится «и труба пониже, и дым пожиже», от нас до Ставрополя было не далеко, километров около, сорока, так что основных благ цивилизации, с точки зрения гражданина СССР восьмидесятых годов, мы лишены не были. Школа восьмилетка, клуб, правление колхоза, кафе «Кубань», почта, фельдшерский пункт и детский сад с яслями, что еще надо на полторы тысячи человек населения. Рассказывать об истории станицы смысла не вижу, скажу только, что и в восьмидесятых станичники помнили и об расказачивании, и об карателях СС, старики рассказывали о голоде тридцатых и послевоенных голодных годах, но власть не ругали, так, слегка журили. Потому, наверное, я и вырос далеко не правоверным коммунистом, а скорее нигилистом, ну и может быть чуть-чуть циником. В 1984 закончил станичную восьмилетку и удивив всех рванул в Ставрополь в медучилище. А что, представьте себе на пять сотен молодых девчонок восемь парней, да и преподы сильно на нас не наезжали, ну какой с мужика медбрат в советской больнице, смех, да и только. Так что, осенью 87 я вышел из родного училища с дипломом медбрата и распределением в родную станицу. Ставрополь прощался со мной до весны, так как я собирался поступать в Ставропольский Государственный Медицинский Институт. А вы что думали, что я всю свою жизнь мечтал выносить утки и ставить клизмы? Ага, просто после медучилища в институт идут вне конкурса и зачисление идет почти автоматом, тем более с красным то дипломом. Да только не судьба. За пару дней до отъезда, возвращаясь в родную общагу, от очередной пассии, в парке увидал занятную картину, четыре мордоворота, неопределенной сексуальной принадлежности, молча и с остервенением месят ногами какую-то девчушку, лет пятнадцати, на вид. Правила жизни и поведения, вбитые с детства широким офицерским ремнем отца, а еще более, тяжелой рукой деда, пройти мимо не позволили. Да вот только силенок не рассчитал, не помогли и четыре года занятий спортивным самбо. Трое из парковой четверки грамотно зажали меня у ограды и начали превращать в хорошую такую отбивную. Пытаясь в очередной раз встать на ноги, я ощутил под рукой кусок арматуры, видать, когда варили ограду этот кусок просто бросили за ненадобностью. Вой рассекаемого железякой воздуха, казалось, только подстегнул парковую топоту, но теперь им уже ничего не светило, регулярные, изматывающие занятия с дедом сделали свое дело. Конечно кусок арматуры — это не привычная казачья шашка, любовно сберегаемая дедом на чердаке хаты, но ломать кости получилось ничуть не хуже, чем рубить лозу дедовым клинком. Несколько десятков секунд, и троица валяется на земле с перебитыми руками и разбитыми головешками, а потом на меня не знаю, что нашло, четвертый, продолжавший избивать малолетку, вдруг резко приблизился и сквозь красную пелену я увидал только его глаза, расширившиеся от боли и непонимания, а потом странный треск и как-то сразу уменшившияся и ставшая тяжелой арматурина. Полметра ржавого железа торчавшие из грудины мужика быстро привели меня в чувство. Голова заработала ясно и четко, как, наверное, еще никогда не работала. Бежать бессмысленно, если девчонка меня явно не видела, то трое покалеченных легко опознают, да и сами никуда не уйдут, хорошо я над ними поработал, кончать и их, нет не смогу, состояние уже не то, да и не убийца я. Любой мало-мальски грамотный опер без особого труда разберет что тут произошло, домов в округе не много, да и общагу, стоящую в трехстах метрах от парка, проверят обязательно, а меня в моем состоянии не заметить и не запомнить сложно. Время не позднее, кто-нибудь обязательно пойдет через парк, а может уже и прошел и уже крутит диск телефона набирая 02. Вывод? Надо уходить, но уходить красиво. Так сперва осмотрим девчонку. Били грамотно, с чувством с толком. Позвоночник цел, про ребра не скажу, вместо лица одна огромная гематома и море крови, платье разорвано, нужна Скорая. Вывод? Прятаться не будем, понадеемся на наш суд «самый гуманный и справедливый», по возможности перевязываю девчонку, на руки ее и бегом в общагу, там телефон, там пара преподов из училища, аптечка в конце концов.

Доблестные стражи порядка нарисовались на вахте общежития через десять минут, Скорая была уже тут, меня как был, избитого и грязного, в изорванных брюках и рубашке, под белы рученьки и в воронок. Девчонку в больницу скорой помощи. Пока опера опрашивали вахтершу и моих добровольных помощников из общаги я сообщил охранявшему меня ППСнику, что в парке лежат еще четверо, тот по рации вызвал еще машину Скорой Помощи и криминалиста в парк. Три дня бесконечных допросов, куча подписанных бумаг, мой энтузиазм заканчивался прямо на глазах. Труп был не один, их оказалось два, как оказалось с раскроенным черепом выжить проблематично, плюс два инвалида-калеки на всю жизнь.