... Капитан-лейтенант Тухов, глядя на высветившуюся на индикаторе картинку, лихорадочно соображал. Наползавшая с юга со скоростью восемь узлов масса засветок вызывала ощущение невозможности происходящего, какой-то мистификации. Их не может быть столько! Даже если итальянцы выведут в бой все посудины, до последнего буксира! Маскировка? Ложные цели, наподобие тех уголковых отражателей, что в РККФ используются для тренировки расчётов радиолокаторов? Очень похоже. Но среди них должны скрываться и настоящие. Где же они? Боевые корабли не ходят стадом, у них должен быть ордер. Приглядевшись повнимательнее, командир, будто разгадывая ребус, один за другим выделил из общей массы отдельные отряды. Вот дозорная линия, которую им повезло проскочить во тьме и хмари. Именно эти цели и были первыми контактами, которые засекли "Ураны". Уходят, совершая зизагообразные манёвры, на север. Вот широкое "облако" помех, на самый центр которого выходит "Преображение", находясь в трёх милях от его края. Вот на фланге за ним чёткая кильватерная колонна из четырёх ярких засветок в обрамлении дюжины более слабых. У фашистов как раз четыре линкора. Похоже, что это именно они, да ещё эскорт. На западном фланге ещё два похожих отряда, но у них эскорт пожиже, по восемь штук, да и засветки послабее. Наверное, крейсера. А в центре чёткая коробочка четыре на три - не иначе, транспортный отряд. Десант? И информация, и предположения немедленно ушли в штаб ЧФ. Тухов же, посчитав свою основную задачу выполненной, приказал полным ходом идти на восток, чтобы уйти с пути неприятельского флота, избежать собственного обнаружения и атаковать главные силы торпедами с фланга. Сегодня его день, вернее ночь.
... Немецкие детекторы радиолокационного облучения, установленные на баржах, катерах и подводных лодках, исправно выполняли свою задачу, вот только пеленг на источник они не выдавали. О дистанции можно было судить только по силе входящего сигнала. Поэтому внезапное включение русского локатора в непосредственной близости от конвоя вызвало у адмирала Шустера шок. Радары у русских установлены только на крейсерах и линкорах и он это знал. И теперь все его корабли были в прямой досягаемости вражеских орудий, его видели, а значит, вот-вот откроют огонь! Это понимание точно также пронзило командиров и вахтенных офицеров на всех кораблях и судах союзного флота. Никто не задал себе в первый момент вопроса, как русские смогли просочиться мимо катеров. Они были здесь, больше уже ничего не имело значения. Эфир взорвался лавиной сообщений от капитанов, посчитавших ситуацию экстренной и нарушивших приказ о радиомолчании.
- Ставить дымзавесу! Отходить на юг! - сгоряча приказал адмирал Шустер, решив, что нахождение русских там наименее вероятно. В первые секунды он попросту не подумал о каких-либо уточнениях, а потом было уже поздно. Каждый спасал сам себя, каждый ставил завесу и маневрировал, кто во что горазд. Ночью, в дыму, развив десятиузловый ход, на который только и были способны, БДБ поворачивали в разные стороны, не одновременно, это не могло, при таком количестве судов, обойтись без столкновений. "Преображение Господне", даже не начав стрелять, за какие-то десять минут уже нанёс противнику потери, составившие восемь барж и два транспорта, к несчастью немцев, как раз перевозившие с относительным комфортом штабы обоих дивизий. В этом бардаке лишь катера, считавшие, что противник находится перед ними, продолжали идти на север, готовясь защитить камрадов или хотя бы задержать врага.
Адмирал Якино, поднявшись в рубку "Литторио", включился в происходящее слишком поздно. Понимая, что невидимая в темноте толпа катится прямо под форштевни его боевых кораблей, он отдал приказ изменить курс, выводя свои отряды с её пути. Крейсера отвернули на запад, а линкоры в противоположную сторону - на восток. В тоже время итальянский командующий флотом, имея на своём флагмане полноценный пеленгатор, был в лучшем положении, нежели немцы. Понимая, что всё равно обнаружен, он приказал осветить неприятеля. Для гаубиц эсминцев дистанция была великовата и в 3.35 "Литторио" дал залп средним калибром по пеленгу русских. Повиснув на парашютах в облаках, снаряды озарили их изнутри мертвенно-белым светом, который, рассеявшись в них, достиг поверхности чёрного, будто бездна, моря, изрядно ослабевшим. Но лишь только экипажи немецких торпедных катеров могли оценить жуткую красоту летящего по волнам, играющего размытыми тенями и ярко-белой пеной буруна, советского лидера. От остальных наблюдателей он был скрыт непроницаемой пеленой дымовой завесы.
То, что он обнаружен, капитан-лейтенант Тухов понял чуть раньше, по резким маневрам противоположной стороны, срывающим все расчёты на атаку. Самонаводящиеся по кильватерному следу торпеды - хорошо. Но погрешность на включение головки составляет целый кабельтов, а данные в торпеду надо ввести заранее. Попробуй тут попади, когда всё море переполосовано следами прошедших кораблей, которые, к тому же, наверняка изгибаются и пересекаются самым неприятным для командира БЧ-3 образом. То, что предполагаемые линкоры легли на параллельный курс - хорошо. Надо выждать, когда их эскорт выстроится, дать им время занять позиции в ордере. Только тогда можно рассчитывать точно "упасть на хвост" вражеским главным силам. А пока лидер летел, напрягая машины, как между Сциллой и Харибдой, между дозорной линией врага, в которой мог оказаться кто угодно, хоть катера, хоть эсминцы, и линейной эскадрой.
Немногие в его экипаже, заняв по боевой тревоге места на боевых постах, запертые в отсеках и башнях, сейчас точно знали, что происходит вокруг. Но приказы, приходящие с мостика, гул работающих на пределе форсажных дизелей, частые удары волн в корпус, заставляли людей внутренне сжаться от сознания, что помощи ждать неоткуда. И именно в этот момент тишины перед боем важно было направить их в правильное русло, чтобы в критический момент они проявили все те качества, упорство, талант, бесстрашие и инициативу, за которые и загремели в отверженный экипаж. Не допустить, чтобы испуг, неминуемый в первом серьёзном бою, сработал не на мобилизацию всей воли и энергии на борьбу, а перерос в паническую обречённость. Подумав об этом, Тухов взглянул на забившегося в угол Рубки Старчака. Будь он дельным комиссаром, прошёлся бы по отсекам, настропалил бы моряков на серьёзную драку, но этого от него ждать было слишком. Да и не будут его слушать, чтобы ни говорил. Не тот человек.
- Объявить на всех боевых постах! - используя с толком минуты вынужденного ожидания, приказал Тухов. - Мы находимся ввиду неприятельского флота и вынуждены принять бой! Успех дела зависит от чётких действий каждого краснофлотца и всего экипажа в целом! Командир корабля ждёт, что каждый исполнит свой долг и не подведёт боевых товарищей! - вот так, без "политики", старомодно, коротко и ёмко, капитан обратился к уму и сердцу подчинённых ему людей. Чтобы отбросить в сторону то, что сейчас не важно. Чтобы все, комсомольцы, коммунисты, беспартийные, недовольные, узбеки и евреи, русские и татары, поняли и осознали, что здесь, на "Преображении Господнем", свои. Ради них надо сделать всё, что возможно. А там, во тьме, притаился несущий смерть враг, которого надо уничтожить.
... Получив от торпедных катеров первого эшелона сообщение о том, что русский эсминец один и других кораблей противника не обнаружено, оба союзных адмирала испытали почти одинаковые чувства - смесь стыда, раздражения и ярости. Но действия их были в связи с этим совершенно различны. Если немец быстро совладал с собой, приказав конвою застопорить ход во избежание дальнейших столкновений и заняться оказанием помощи оказавшимся в воде, то итальянец азартно бросил в атаку четвёрку эсминцев из состава своего эскорта, посчитав, что этого будет достаточно, чтобы расправиться с одноклассником. Сам же, развив полный 28-узловый эскадренный ход, немного склоняясь на зюйд спешил выйти из-за крыла второго эшелона, чтобы увеличить дистанцию до противника, исключив даже случайные попадания торпедами, и при нужде поддержать авангард главным калибром флота. Впрочем, четвёрка "Солдати", имея два десятка 120-миллиметровок против пяти-шести стотридцаток, обыкновенного вооружения русских эсминцев, то есть превосходя противника по огневой мощи минимум в два с половиной раза, должна была быстро справиться с наглецом сама. И только опасение дьявольски точных русских торпед, заставляло Якино присматривать за боем лично, чтобы в любом случае не допустить того, чтобы русские ушли безнаказанно.
