— Сколько мушкетов имеется в арсенале колонии?

— Едва наберётся четыре тысячи. И в большинстве своём это старьё, заржавевшее от долгого бездействия. Нарезных ружей почти нет, а все говорят, что их дальнобойность и точность намного превосходят старинные образцы.

Миссус Марта выглядела явно обеспокоенной разговорами о войне.

— Джентльмены, насколько я знаю, ни один из вас ещё не имел случая скакать на врага с саблей в руке или стрелять в него из пушки. Даже если вам удастся собрать милицию и вооружить её, кто поведёт её в бой? Разве не следует озаботиться тем, чтобы пригласить на помощь опытных офицеров и генералов?

— Все опытные командиры сейчас служат в Континентальной армии, — сказал масса Томас. — Или командуют гарнизонами в портовых городах: Бостоне, Чарлстауне, Саванне.

— Иногда я просыпаюсь ночью от неясного шума за окном и со страхом думаю: «А вдруг это британцы? Вдруг они подплыли бесшумно и уже высадились на берег?» Для них захватить губернатора штата Виргиния вместе с женой и детьми было бы заманчивым призом.

— Твои страхи, конечно, преувеличены, дорогая, — сказал масса Томас. — Однако наша ассамблея до какой-то степени разделяет их. Идут разговоры о том, что Уильямсберг расположен в опасной близости к океану. Возможно, будет принято постановление о переводе правительства колонии в Ричмонд.

Джеймс не знал, как ему отнестись к услышанному. Объявят призыв в милицию — но будут ли принимать в неё чёрных? Если британцы высадятся неподалёку, даст ли это ему шанс перебежать к ним и поступить в их армию? А переезд в Ричмонд — приблизит он исполнение мечты или отдалит?

Вечером, оставшись один, он уже собирался извлечь мундир и попытаться поработать над ним с иголкой и ниткой. Но тут за дверью раздались шаги. Вошёл Мартин и мрачно объявил брату, что хозяин призывает его к себе в кабинет.

— Не знаешь зачем? — испуганно спросил Джеймс.

— Не знаю. Но сердитым не выглядит. Иди, не бойся.

Масса Томас уже переоделся в халат, сидел за столом с пером в руке. Он обернулся к вошедшему Джеймсу, улыбнулся, указал на стул перед собой.

— Присаживайся. Хочу поговорить с тобой о деле, которое может представить интерес для нас обоих. Ты помнишь иностранных гостей, посещавших нас весной?

— Я помню пленного британского генерала. И толстую баронессу, которая распевала немецкие песни. Она приезжала с мужем и дочерьми.

Вот-вот. Не знаю, заметил ли ты, как эти гости вели себя за столом. Они явно опасались брать в рот некоторые непривычные для них продукты. К помидорам, например, не прикасались. То же самое и с устрицами. Картофель ели осторожно и лишь после того, как мы с миссис Мартой показали им пример. Авокадо, артишоки, батат всегда оставались на тарелках нетронутыми.

— Миссус Марта специально просила нас, чтобы мы потом на кухне не дали пропасть такому добру. Попировали на славу.

— То, что для нас деликатес, непривычным людям кажется просто несъедобным. И я подумал: иностранцы будут приезжать в Америку всё чаще, многие нанесут визит в Монтичелло. Хорошо бы на эти случаи иметь в доме повара, который умел бы готовить европейские — и особенно французские — блюда. Не хотел бы ты стать таким поваром?

— Я?!.. Но как же?.. Почему вдруг я?..

— Твоя сестра Мэри призналась миссис Марте, что утром ей нездоровилось и что завтрак готовила не она. Мы с женой в жизни не ели такого вкусного омлета. И подумали: а вдруг Творец наделил Джеймса Хемингса особым кулинарным талантом? И если его развить, из него может получиться превосходный повар. Что скажешь?

— Ох, прямо не знаю, масса Томас… Это ж надо столько лет учиться… А где? У кого?

— В Ричмонде есть неплохой ресторан, которым владеет эмигрант из Парижа. Когда мы зимой переедем туда, для начала я мог бы отдать тебя ему в апрентисы[3]. Если у тебя учёба пойдёт, будем думать, искать настоящих мастеров этого дела. Может быть, даже в Филадельфии.

— Вы же знаете, масса Томас, для меня слово хозяина — закон. Как вы скажете, так и будет.

— Это я знаю. Но также я знаю, что талант насиловать нельзя. Нельзя человеку приказать: «Научись играть на скрипке». Если в нём не будет таланта и желания, ничего не получится. Думаю, и в искусстве кулинарии дело обстоит таким же образом. Поэтому и позвал тебя для разговора. Ну как: хотел бы ты выучиться и стать первоклассным поваром?

— Вообще-то… Всё это так неожиданно… Не знаю, что сказать… Наверное «да»… Даже очень, очень «да».

— Не исключено, что мне, мистеру Мэдисону и другим удастся добиться, чтобы ассамблея отменила закон, требующий немедленной высылки освобождённых рабов из колонии. В этом случае я смогу освободить тебя и нанять поваром как свободного человека, за жалованье.

Про заключительную часть разговора Джеймс не стал рассказывать братьям. Его пошлют учиться поварскому ремеслу — вот всё, о чём шла речь. Уже и этого было довольно, чтобы возбудить зависть в окружающих. Но волна ликования и надежд поднималась в душе будущего шеф-повара с такой силой, что рот в самые неподходящие моменты растягивался в дурацкую улыбку — хоть руками возвращай его в серьёзную мину.

И как быстро мечта о свободе меняла свои обличья! Ещё недавно она воплощалась в свинье-копилке, потом в военном мундире, теперь в поварском колпаке. Всё это перемешивалось в неправдоподобных причудливых сновидениях. Он видел себя верхом на коне, объезжающим празднично накрытый стол, расставленный на просторной лужайке, а красавица Маргарита выходила из дверей дома, всплёскивала руками и восклицала в тревоге: «Мы забыли купить мадеру!» А он отвечал ей со спокойной улыбкой: «Мадера вышла из моды. Теперь пьют только яблочное бренди».

Зима, 1780

Весна, 1780

Лето, 1780