XI столетие ставит нас лицом к лицу не только с усилением земледелия, но и с торговым оживлением; последнее получало импульс из двух центров: один лежал на юге, другой на севере: Венеция и Фландрия. Соприкосновение с иностранной торговлей, поддерживаемой в этих двух пунктах, повело к ее дальнейшему расширению. Это же могло произойти и в другом месте. Торговая деятельность могла оживиться в силу направления всей экономической жизни. Как торговля Запада исчезла вместе с падением ее внешних рынков, так она возобновилась, когда рынки открылись. Венеция, влияние которой ощущалось с самого начала, имела признанное, особое место в экономической истории Европы. Подобно Тиру, она проявляет исключительно торговый характер. Венецию основали беглецы, спасавшиеся от гуннов, готов, лангобардов; они искали убежища на бесплодных островках, как Риальто, Оливоло, Спиналюнга, Дорсодуро^[62]. Чтобы существовать в этих болотах они должны были использовать всю свою изворотливость и бороться против самой природы. Всего нехватало; даже пресной воды для питья. Но достаточно было моря, чтобы могла просуществовать та группа людей, которая умела использовать обстановку. Рыболовство и добыча соли доставляли непосредственные средства существования венецианцам. Они оказались способными обеспечить хлеб обменом своих продуктов с жителями соседнего побережья.

Таким образом, самые условия, среди которых жили венецианцы, вынуждали их к торговле. Они имели энергию и талант обратить в свою пользу те неограниченные возможности, которые им предоставляла торговля. В VIII веке население Венеции так увеличилось, что был создан новый морской диоцез.

В эпоху основания города вся Италия принадлежала Византийской империи. Благодаря островному положению Венеции, завоеватели, которые последовательно господствовали над полуостровом, сначала лангобарды, потом Карл Великий, наконец, позднее германские императоры — не были в состоянии увенчать успехи свои попыткой овладеть Венецией. Она оставалась, в силу этого, под господством Константинополя, составляя таким образом у конца Адриатики и подножия Альп изолированный форпост византийской культуры. В эпоху отделения западной Европы от Востока, Венеция продолжала быть его частью. Венеция не переставала оставаться в орбите влияния Константинополя. Через водный путь она была подчинена притягательной силе этого большого города и сама росла под его влиянием.

Константинополь самый большой город в XI в. на Средиземном море; его население около 1 000 000; оно было очень деятельно.^[63] Оно не довольствовалось, подобно населению республиканского и императорского Рима, тем, чтобы потреблять не производя; оно с ревностью, которую фискальная система стесняла, но не задушила, отдавалось торговле и промышленности.

Константинополь был большим портом и первостепенным промышленным как и политическим центром. Здесь можно было найти всякого рода образ жизни и всякого рода форму социальной деятельности. В тогдашнем христианском мире он представлял картину, похожую на картину больших современных городов со всей их сложностью, со всеми их изъянами и со всей утонченностью городской культуры. Непрерывное мореплавание ставило его в соприкосновение с берегами Черного моря, Малой Азии, Южной Италии, с берегами Адриатики. Военный флот обеспечивал Константинополю господство на море, без чего он не был бы в состоянии жить. Пока он был могуществен, он был в состоянии, перед лицом ислама, сохранять свое господство над всеми водами восточной части Средиземья.

Легко понять, как Венеция использовала связь с миром, столь отличным от Запада. Этому миру она была обязана не только успехами своей торговли, но от него она узнала высшие формы цивилизации, совершенной техники, деловой предприимчивости, политической и административной организации, которые ее выделяли в Европе средневековья. Она снабжала продовольствием Константинополь с VIII века. Ее корабли везли туда продукты смежных стран: пшеницу и вино из Италии, лес из Далмации, соль с лагун и, невзирая на препятствия папы и императора, рабов, которых она легко себе доставала среди славянских народов на берегах Адриатики; оттуда везли обратно драгоценные ткани византийских мастерских и специи, которыми Азия снабжала Константинополь; в X в. деятельность порта получила чрезвычайные размеры.^[64] Жажда наживы стала чрезвычайной; вместе с ростом торговли, совесть не имела значения для венецианца. Их религия — религия деловых людей; для них мало имело значения, что мусульмане — враги Христа, если тут была замешана выгода. Их купцам, начавшим посещать Восток с IX века, торговые договоры обеспечивают привилегии на рынках Востока: Алеппо, Каир, Дамаск, Палермо, Кайруан.

К концу XI века власть Венеции и ее богатство сделались громадны. При доже Петре II Орсеоло она очистила Адриатику от славянских пиратов, подчинила Истрию и имела военные отряды в Царе, Веглии, Арбе, Трау, Спалато, Курцоле и Лaгосте.

Павел Дьякон превозносит блеск и славу золотой Венеции, а Вильгельм Апулейский восхваляет город „богатый деньгами и людьми" и объявляет, что „ни один народ в мире не смел так в морской войне, не искусен в управлении флотилиями на море".

Мощное экономическое развитие, которого Венеция была центром, должно было сообщаться Италии, которую только лагуны отделяли от Венеции: здесь она получала пшеницу и вино для потребления и вывоза, здесь она думала создать рынок для восточных товаров, которые ее моряки выгружали в большом количестве на набережных По. Она вступила в сношение с Павией, которая скоро была воодушевлена ее заразительной активностью.^[65] Она получила от германских императоров право свободного торга с соседними гражданами, затем со всей Италией, так же как и корабельную монополию на все товары, которые приходили в ее порт.

Торговля быстро проникла из Павии в соседние города. Все это заставляло спешить принять участие в торговле; Венеция давала городам выдающийся пример и заинтересовывала их в развитии торговли. Дух предприимчивости развивался последовательно в одном месте за другим.

Это были не только продукты земли, которые составляли предмет торговли с Венецией; и промышленность начала зарождаться рано, уже в IX в. Лукка обратилась к производству сукон и продолжала его много позже. Вероятно, мы бы знали гораздо больше о начале этого экономического оживления Ломбардии, если бы наши источники не были так скудны.^[66]

Самое сильное влияние в Италии венецианское, но оно не было исключительным; юг Италии за Сполето и Беневенто, до появления норманов в XI в. был под властью Византии. Бари, Таренто, Неаполь и Амальфи поддерживали связи с Константинополем, как и с Венецией. Они были центром обмена и не колебались торговать с мусульманскими портами.^[67]

Их флот нашел потом конкурентов среди жителей береговых городов, расположенных на севере. В начале XII в. мы видим, как обращается к морю Генуя, а затем Пиза; сарацины в 935 г. разграбили Геную, но приближался момент, когда она в свою очередь перешла в наступление. При этом не могло быть вопроса о заключении ею торговых сделок, как это делали Венеция или Амальфи, с врагами веры. Мистическая, чрезвычайная совестливость людей Запада в религиозных вопросах не позволяла это сделать; в течение столетий скопилось слишком много ненависти. Море можно было открыть только силой оружия.