Хотя средний класс, как мы уже видели, имел очень обширное влияние на социальную, экономическую и политическую перемену, обнаружившуюся в западной Европе в XII веке, это не значит, что он играл очень большую роль в интеллектуальном движении. Этого не было фактически до тех пор, как в XIV веке литература и искусство не создались в недрах среднего класса и не были воодушевлены его духом. До тех пор знание оставалось исключительной монополией духовенства; не употребляли другого языка, кроме латинского. Какая литература была написана на местном языке, ту употребляло только дворянство, или по крайней мере литература выражала только идеи и чувства, которые касались дворянства, как класса. Архитектура и скульптура создавали свои шедевры только при постройке и украшении церквей. Рынки и башни, самые старинные типы которых относятся к началу XIII века, — как, например, удивительный полотняный рынок Ипра, разрушенный во время мировой войны, — оставались верными архитектурному стилю больших церковных сооружений.
При ближайшем рассмотрении не трудно открыть, что городская жизнь, действительно, отдала должную дань нравственным устоям средневековья. Можно быть уверенным, духовная культура городов была под влиянием духа практицизма, который, перед периодом ренессанса, удерживал ее от проявления какой-либо независимости. Но с самого начала городская культура показала то характерное, что она была исключительно светской культурой. В средине XII века муниципальные советы были заняты основанием школ для детей бюргеров, которые были первыми светскими школами со времени античности. Благодаря им, обучение перестало служить исключительно для монастырей и будущих приходских „батюшек". Уменье читать и писать, совершенно необходимое для торгового дела, перестало быть достоянием одних только клириков. Бюргер взял инициативу в школьном обучении задолго перед дворянством, потому что для дворянина оно было только умственной роскошью, а для бюргера насущной необходимостью. Естественно, церковь требовала непосредственного надзора за городскими школами, что давало повод к многочисленным конфликтам между ней и городскими властями. Вопрос о религии был естественно совершенно чужд этих споров. Они не имели другой основы, кроме желания городов контролировать школы, созданные ими, и управление которыми они сами хотели держать в своих руках.
Как бы то ни было, обучение в этих городских школах ограничивалось, вплоть до Возрождения, элементарными знаниями. Всякий, кто хотел иметь больше, должен был обращаться к церковным учреждениям. Из этих последних вышли клерки, которые, в конце XII века, вели городскую канцелярию и городскую отчетность, также и публиковали разнообразные акты, необходимые в коммерческой жизни. Все эти клерки были, далее, светские люди; города никогда не вмешивались в их службу, в противоположность феодалам, членам клира, которые в силу привилегий, которыми они пользовались, уклонялись от их юрисдикции.
Язык муниципальных клерков был сначала, разумеется, латинский. Но в начале XIII века стали пользоваться чаще и чаще национальными наречиями. Таким образом, благодаря городам общий язык был введен в первое время в административный обычай. Они проявили тут инициативу, которая вполне соответствовала тому светскому духу, выдающимися представителями которого они были в культуре средневековья.
Этот светский дух тем не менее сопровождался очень напряженным религиозным рвением. Если бюргеры были очень часто в конфликте с церковными авторитетами, если епископы грозили обрушиться против них с отлучениями и если, чтобы противодействовать этому, бюргеры иногда выступали решительно против церковных тенденций, то они, несмотря на все, были воодушевлены глубокой и горячей верой. Чтобы убедиться в этом, надо только сослаться на многочисленные религиозные учреждения, которыми города изобиловали, на благочестивые и благотворительные братства, которых было там так много. Это благочестие выявлялось с наивностью, искренностью, неустрашимостью, которые переходили всякие границы строгой ортодоксии. Во все времена эти проявления религиозного чувства были отмечены избытком мистицизма. Это побудило горожан в XI веке страстно принять сторону религиозных реформаторов, которые вели борьбу с симонией и с нарушениями целибата; вот почему в XII веке распространялся созерцательный аскетизм бегинок и бегардов; вот чем в XIII веке объяснялся новый прилив энтузиазма францисканцев и доминиканцев. Но здесь также надо искать объяснений успеха всех новинок, всех крайностей и всех извращений религиозной мысли. После XIII века не появлялось ереси, которая бы не находила немедленно многих сторонников. Достаточно тут будет сослаться на быстроту и силу, с которой распространилась секта альбигойцев.
Одновременно исполненные мирского и мистического духа, бюргеры средневековья таким образом были чрезвычайно хорошо подготовлены для роли, которую они должны были играть в двух больших будущих движениях идей: в Возрождении, продукте мирского духа, и в реформации, в которой религиозное начало было руководящим.
