Города Ломбардии и, следуя их примеру, города Тосканы и Прованса шли гораздо дальше в развитии той торговли, которую церковь напрасно думала приостановить. В начале XIII века итальянские банкиры уже раскинули свои операции на север от Альп, и их успехи здесь были так быстры, что полстолетие позднее, благодаря обилию своих капиталов и более совершенной технике своих операций, они всюду заняли место местных ростовщиков.

Сила движимого капитала, собранного в городах, не только давала ему экономический вес, но и содействовала также тому, чтобы он получил свою долю влияния в политической жизни. Ибо, — поскольку общество не признавало никакой другой власти, чем власть, которая исходила из владения землей, постольку духовенство и дворянство тогда имели участие в управлении. Феодальная иерархия всецело базировалась на земельной собственности. Феод был, действительно, только держанием, и отношения, которые он создавал между вассалом и господином, были только особым видом отношений, которые существовали между собственником и держателем. Только та была разница, что службы, которым обязан был первый второму, вместо того, чтобы иметь экономическую природу, имели природу военную и политическую. Как каждый местный государь требовал помощи и совета от своих вассалов, так он сам, будучи вассалом короля, помогал с своей стороны королю подобными же обязательствами. Таким образом те, кто владел землей, вступали в управление общественными делами. Они вступали в управление, только платя своим досугом за это, то есть, оказывая „совет и помощь", concilium et auxilium. Денежная повинность для нужд своего суверена не могла спрашиваться в эпоху, когда капитал, в форме недвижимого владения, служил только для поддержания жизни его владельца. Может быть, более отчетливый характер феодального государства выявлялся в абсолютном отсутствии финансов. В нем деньги не играли никакой роли. Вотчинные доходы государя составляли его частное достояние. Было невозможно для него увеличить свои средства оброками, и его финансовая бедность предостерегала его брать на свою службу сменяемых и платных агентов. Вместо чиновников он имел только наследственных вассалов, и его власть над ними ограничивалась требованием клятвы, которую они ему давали.

Но как только экономическое возрождение сделало для него возможным увеличить доходы и деньги начали стекаться в его сундуки, он получил непосредственную выгоду от этих обстоятельств. Появление бальи, в течение XIII века, было первым симптомом политического процесса, который сделал возможным для государя создать настоящую администрацию и заменить свой сюзеренитет мало-помалу суверенитетом. Бальи был в полном смысле слова чиновником.

Вместе с этими сменяемыми чиновниками, вознаграждаемыми не пожалованием земли, но должностью, утвердился новый тип правления. Бальи имел место вне феодальной иерархии. Его природа была совершенно отлична от природы старых судей, мэров, кастелянов, которые исполняли свои функции по наследству. Между ними и им здесь была та самая разница, какая была между старыми крепостными держателями и новыми свободными. Тождественные экономические причины одновременно изменили организацию деревни и управление народом. Как они сделали способными крестьян освободиться, а собственников заменить вотчинный свободной рентой, так они сделали способными государей, благодаря их наемным агентам, взяться за прямое управление территориями.

Это политическое нововведение, как и социальное нововведение, которому оно современно, предполагало распространение денег и усиление оборота их. Это совершенно ясно показывает тот факт, что Фландрия, где торговая и городская жизнь развивалась скорее, чем в других частях Нидерландов, узнала значительно раньше этих последних институт бальи. Связи, которые необходимо были установлены между государями и бюргерами, имели таким образом политические последствия очень большой важности. Было необходимо внимательно относиться к городам, растущее богатство которых давало им постоянно усиливавшееся значение, которые, в случае нужды, могли выставить тысячи хорошо экипированных людей. Феодальные консерваторы питали сначала только презрение к надменности городской милиции. Отто Фрейзингенский был разгневан, когда он увидел жителей коммун Ломбардии одетыми в шлемы и кирасы и готовыми бороться с благородными рыцарями Фридриха Барбароссы. Но выдающаяся победа, выигранная этими грубиянами при Леньяно (1176) над отрядами императора, показала, на что они были способны. Во Франции короли не пренебрегали обращаться за помощью к их службе и привлекать их на свою сторону. Короли взяли на себя задачу быть покровителями коммун, хранителями их свобод и сделали дело короны по-видимому солидарным с освобождением городов. Филипп Август должен был пожать плоды такой искусной политики. Сражение при Бувине (1214), которое окончательно установило перевес монархии внутри Франции и позволило ее престижу распространиться по всей Европе, было обязано по большей части военным контингентам городов.

Влияние городов было не менее важно в Англии в ту же эпоху, хотя оно обнаружилось совершенно иным образом. Здесь, вместо поддержки монархии, города поднялись против нее на стороне баронов. Они полагали равным образом создать парламентское правление, отдаленное происхождение которого может быть датируемо эпохой великой хартии (1214). Это было не только в Англии, что города требовали и получили более или менее широкое участие в правлении. Их естественное устремление влекло их к тому, чтобы стать муниципальными республиками. Но здесь закрадывается сомнение, что если бы они имели власть, то они везде захотели бы стать государствами в государстве. Но они не успели осуществить этот идеал, исключая того случая, когда власть государства была бессильна противостоять их напору.

Таков был случай с Италией в XII веке и позднее с Германией, после полного упадка императорской власти. Всюду они не успели сбросить верховную власть государей или в силу того, что как в Германии, и во Франции монархия была слишком сильна, чтобы капитулировать перед ними, или в силу того, что, как в Нидерландах, их партикуляризм удерживал их от комбинирования их усилий в том направлении, чтобы получить независимость, которая непосредственно сталкивала их взаимные интересы. Они оставались тогда, как общее правило, подчиненными территориальной власти.

Но эта последняя не трактовала их просто как подданных. Она слишком нуждалась в них, чтобы не иметь уважения к их интересам. Ее финансы опирались на финансы городов, и, по мере того, как они увеличивали силу государства и его расходы, она чаще и чаще чувствовала нужду обращаться к карманам бюргеров. Хорошо уже установлено, что в XII веке власть территориальная занимала деньги у городов. А эти деньги города не давали без обеспечения. Они хорошо знали, что они идут на большой риск не быть никогда оплаченными, и они требовали новых свобод в возврат за те суммы денег, которые они согласились дать взаймы. Феодальный закон позволял сюзерену требовать у своих вассалов только некоторые точно установленные повинности, которые определены для особых случаев, всегда одинаковых по характеру. Вследствие этого было невозможно для него подчинить их произвольно поголовному налогу и получить от них помощь, как бы ни была в том сильна нужда. В этом отношении городские хартии давали им очень торжественные гарантии. Была настоятельная необходимость придти к соглашению с ними. Мало-помалу государи усвоили привычку призывать бюргеров на советы прелатов и дворян, с которыми они совещались о делах. Примеры таких созывов были редки в XII веке; они умножились в XIII веке, а в XIV веке обычай был твердо узаконен через установление штатов, на которых города получили, после духовенства и дворянства, место, которое стало первым по важности, хотя оно было третьим по достоинству.