Имена вокзалов Чтобы сердце зазря не вязала Ностальгии настырная боль, Имена ленинградских вокзалов Повторяю себе, как пароль. Пахнет свежестью снежной Финляндский, Невозвратною школьной порой, Неумелой девчоночьей лаской, Комаровской янтарной сосной. Ах, Балтийский вокзал и Варшавский, Где когда-то стоял молодой, Чтобы вдоволь потом надышаться Океанской солёной водой! Отзвенели гудков отголоски, Убежала в каналах вода, Я однажды пришёл на Московский И уехал в Москву навсегда. Но у сердца дурные привычки: Всё мне кажется, будто зимой Я на Витебском жду электричку, Чтобы в Пушкин вернуться домой. Очень жалко, что самую малость Я при этом, увы, позабыл, — Никого там теперь не осталось, Только пыльные камни могил. Дым отечества, сладкий и горький, Открывает дыхание мне. Ленинградских вокзалов пятёрку Удержать не могу в пятерне. Но когда осыпаются кроны На исходе холодного дня, Всё мне снятся пустые перроны, Где никто не встречает меня. Индийский океан Тучи светлый листок у Луны на мерцающем диске, Вдоль по лунной дорожке неспешно кораблик плывет, Мы плывем на восток голубым океаном Индийским, Вдоль тропических бархатных благословенных широт, Пусть, напомнив про дом, нагоняют меня телеграммы, Пусть за дальним столом обо мне вспоминают друзья, Если в доме моем разыграется новая драма, В этой драме, наверно, не буду участвовать я… Луч локатора сонный кружится на темном экране, От тебя в стороне и от собственной жизни вдали, Я плыву, невесомый, в Индийском ночном океане, Навсегда оторвавшись от скованной стужей земли, Завтра в сумраке алом поднимется солнце на «осте», До тебя донеся обо мне запоздалую весть, Здесь жемчужин навалом, как в песне индийского гостя, И алмазов в пещерах, конечно же, тоже не счесть. Пусть в последний мой час не гремит надо мной канонада, Пусть потом новоселы мое обживают жилье, Я живу только раз, мне бессмертия даром не надо, Потому что бессмертие то же, что небытиё, Жаль, подруга моя, что тебе я не сделался близким, Слез напрасно не трать, позабудешь меня без труда, Ты представь, будто я голубым океаном Индийским Уплываю опять в никуда, в никуда, в никуда… Как грустна осеняя вода… Как грустна осенняя вода, Как печальны пристани пустые! Вновь сентябрь на наши города Невода кидает золотые. И, еще спеша и суетясь, Все равно — смешно нам или горько, Трепыхаясь в лиственных сетях, Мы плывем за временем вдогонку. Ни надежд не будет, ни любви За его последнею границей. Ах, поймай меня, останови, Прикажи ему остановиться! Только ты смеешься, как всегда, Только ты отдергиваешь руки. Надо мной осенняя вода Начинает песню о разлуке. Как грустна осенняя вода, Как печальны пристани пустые! Вновь сентябрь на наши города Невода кидает золотые. Канада
Над Канадой, над Канадой Солнце низкое садится. Мне уснуть давно бы надо, Отчего же мне не спится? Над Канадой небо сине, Меж берёз — дожди косые. Хоть похоже на Россию, Только всё же не Россия. Нам усталость шепчет: «Грейся!» И любовь заводит шашни; Дразнит нас снежок апрельский, Манит нас уют домашний. Мне снежок — как не весенний, Дом чужой — не новоселье. Хоть похоже на веселье, Только всё же — не веселье. У тебя сегодня слякоть, В лужах солнечные пятна. Не спеши любовь оплакать — Подожди меня обратно. Над Канадой небо сине, Меж берёз — дожди косые. Хоть похоже на Россию, Только всё же не Россия! 1963 Канада, порт Галифакс Колымская весна Потянуло теплом от распадков соседних, Голубою каймой обведён горизонт. Значит, стуже назло, мой седой собеседник, Мы холодный с тобой разменяли сезон. Нам подарит заря лебединые трели, Перестанет нас мучить подтаявший наст. Пусть болтают зазря о весеннем расстреле, — Эта горькая участь, авось, не про нас. Станут ночи светлы, и откроются реки, В океан устремится, спотыкаясь, вода. Нам уже не уплыть ни в варяги, ни в греки. Только сердце, как птица, забьётся, когда Туча белой отарой на сопке пасётся, И туда, где не знают ни шмона, ни драк, Уплывает устало колымское солнце, Луч последний роняя на тёмный барак. Нас не встретят друзья, не обнимут подружки, Не дождётся нас мать, позабыла семья. Мы хлебнём чифиря из задымленной кружки И в родные опять возвратимся края, Где подушка бела и дома без охраны, Где зелёное поле и пение птиц, И блестят купола обезлюдевших храмов Золотой скорлупою пасхальных яиц. 23 августа 1995 Переделкино |
