Раздаётся стук в дверь, и я, точно из-за пелены, слышу невнятный голос жующего что-то Диди:

- Ты не умер, Том? – на него еда так положительно действует, что он способность шутить себе вернул?

С трудом вырываюсь из своего транса и хрипло отвечаю:

- Я сейчас выйду.

Отмираю и принимаюсь одеваться. От заторможенности избавиться сразу не получается, и на кухне я появляюсь с наверняка убийственным выражением лица, потому что Диди застывает с кружкой у рта и пялится на меня, как на привидение.

- Что с тобой?

- Яйца отморозил, - безрадостно заявляю я и приземляюсь на стул напротив.

На подносе три бутерброда со старательно размазанным по мякоти маслом и положенными сверху небольшими кусочками колбасы и сыра. Всё это венчает какой-то лист. Из Диди получился бы отличный домохозяин или просто холостяк. Он бездумно жует салатный лист, не притрагиваясь к самой булке, и становится понятно, что ничего он не встряхнулся.

- Не хочешь по магазинам пробежаться? – хлебнув щедро подслащённый кофе, спрашиваю я. – Развеешься хоть.

- А зачем?

- Что зачем? Зачем развеяться или зачем по магазинам?

Пальцами показывает, что второе: он, наконец-то, вспомнил, что к самому бутерброду не притронулся и, видимо, решил восстановить справедливость, впихнув в себя сразу половину.

- У Аниты День рождения завтра. Ты идёшь?

Диди морщится и даже перестаёт жевать. Судя по всему, о предстоящем празднике подруги он напрочь забыл. Когда у тебя проблемы, они встают на первое по важности место. А у других людей первую важность занимают другие вещи. И эти два первых места компромисс найти не могут, поэтому ты чаще всего портишь настроение тем, кому весело и у кого на первых позициях стоит нечто радостное.

- Вообще-то да, - проглотив, отвечает парень. – Спасибо, что напомнил. А что мне Франци сказать?

Нерешительно пожимаю плечами. У них стоит вопрос о ребёнке. Вот это очень показательный пример того, каким должно быть решение. Он идёт на вечеринку к Аните. Но у него вообще-то проблемы с девушкой, а точнее - с её новоиспечённым положением. Лично у меня сомнений больше нет, и я в своём совете теперь уверен.

- Бросить её будет просто по-свински. Но сейчас ты не с ней.

Диди снова уходит в глубокие раздумья. Мне же как будто делается легче: то ли душ, то ли убеждение в моей правоте сделало своё дело. Мне кажется, что моя миссия исполнена, я могу выполнять роль поддержки, но больше от меня ничего не зависит. Это их жизнь и их выбор, они должны разобраться сами. Никто не исключает советов со стороны, их нужно выслушать, но не слушать. Сколько людей, столько и мнений.

- Я загнусь, если и завтра с ней сидеть буду. Мы и так на вечер договорились.

- Снова нет родителей?

Диди пожимает плечами и закусывает губу. Тяжело это, конечно. Но на ошибках учатся, и из произошедшего нужно сделать какой-то вывод.

А вот что я могу вынести из своей истории, не знаю. Через дверной проём видна тумбочка в прихожей, на ней валяется мой мобильник, и я тут же вспоминаю о Билле. Часы на стенке дотикали до девяти, первый урок ещё не закончился. А мне хочется ему позвонить. Но сам виноват, не придумал ничего дельного, поэтому придётся порядком подождать. А с другой стороны, зачем мне ему звонить? А что будет, если я позвоню Каю? Спохватываюсь и вспоминаю, что у меня нет его телефона. Прекрасно.

- Ну, тогда за подарком?

Скидываю чашки в посудомойку, в которой посуды уже порядочно, и надо бы всё это вымыть, но решаю оставить до обеда: тарелок у нас полно.

***

Ничего хорошего нас в магазине не ожидает. Я снова путаюсь в мыслях, Диди размышляет о своей жизни, и мы бестолково проходим по торговому центру, периодически заглядывая в какие-то бутики. Консультанты везде выученные на отлично, я давно не шатался по магазинам, поэтому уже успел подзабыть, что в них улыбаются во все тридцать два и готовы растянуть улыбку ещё шире, лишь бы ты что-нибудь приобрёл. На кассах в супермаркетах чувствуешь себя раз в десять свободнее.

До крайней точки в своей мозговой деятельности Диди доходит, когда видит впереди магазинчик с детской одеждой. Я уже готовлюсь отбивать атаки, если он вдруг выдумает какую-нибудь чушь, но Диди молча пялится на витрину и ничего не говорит. В конце концов мы просто проходим мимо и заворачиваем за угол, спеша скрыться от манекенов-детей с безжизненными взглядами.

- Ты предполагаешь, что хотел бы купить?

- Нет, у меня на это плохо фантазия развита, - признается Диди.

- А давай разойдёмся и встретимся в кафе на третьем этаже через полчаса.

- Хорошо, - соглашается Диди, и мы расходимся в разные стороны.

Не могу сказать, что испытываю чувство облегчения, даже наоборот становится ещё неуютнее. Диди смотрел очень тяжёлым взглядом, возникало ощущение, что я ему чем-то обязан, но без него отрицательные чувства не пропали. Только добавились мои собственные мысли о бытии.

Однако подарок выбирается более оперативно. Мне вспоминается светло-зелёный плащик Аниты, который я неизвестно когда видел, но видел точно, и я покупаю шёлковый шарфик такого же цвета с каким-то ненавязчивым рисунком. Девушка упаковывает шарф в подарочную коробочку, и я чувствую себя даже как-то получше.

- Ваша подруга будет довольна, - уверяют меня, и я, сдержанно кивнув, вырываюсь на свободу из манекенного рая.

Как и следовало ожидать, Диди в кафе ещё нет. Он, скорее всего, прошляется все отведённые полчаса, а может, и больше. Беру себе колу и усаживаюсь к окну, лениво наблюдая за происходящим на улице. Снова начинается дождь. Кто-то убыстряет шаг, кто-то раскрывает предусмотрительно взятый зонтик. Взгляд цепляется за маму с двумя девочками. Одна из них постарше, но обе одинаково радуются крапающим каплям. Дождик «грибной»: солнце уходить с пьедестала не собирается и блистает всё так же ярко.

- Купил?

Возле меня возникает Диди, на удивление приободрившийся. Глаза у него стали не такие забитые, и вся его фигура как-то оправилась.

- Да, вот.

Поднимаю коробочку с соседнего стула и демонстрирую Диди шарф. Он в свою очередь показывает купленную подвеску, ссылаясь на отсутствие воображения и совет очередной ходячей улыбки.

- Ну, а теперь что делать будем?

- Не знаю, - безразлично отзывается Диди, и я начинаю беспокоиться, что он сейчас снова погрузится в раздумья о нелёгкой судьбе.

- Диди, ты знаешь Карен Ромберг? – без всякого перехода спрашиваю я, вдруг вспомнив свою бывшую.

Это отвлечёт Диди, это поможет мне.

- Решил сменить ориентацию?

Недовольно закатываю глаза. Он всегда ко мне цепляется с этой чисто дружеской подколкой, или виной его нерадужное настроение?

- Нет, - со слащавой улыбкой говорю я. – Знаешь?

- Впервые слышу.

Отлично. Карен толпы народа знают. Это может означать только одно – у меня совершенно точно поехала крыша, и ничего с этим на данный момент не сделать. Мне искренне хочется отделаться от того, что меня душит и мешает жить нормально, но, как выяснилось, слишком много факторов этому препятствует.

- А цыганки в окружении вообще есть? Точнее не цыганки, а похожей наружности.

Диди задумывается, и во мне начинает трепетать слабая надежда на то, что я просто перепутал имя девушки. С кем не бывает. Усмехаюсь этой мысли: я так второй день не рассуждаю.

- Нет, я не припоминаю. Тебе погадать надо? – скептически спрашивает Диди. – Я бы тоже не отказался.

- Брось, - отмахиваюсь я. – Это всё бред. Просто вдруг стал интересен контингент приближённых.

- Я знаю точно, есть один или несколько монголов.

Нда, монголы мне вряд ли сумеют чем-то помочь. А Карен может?

Диди, кажется, отвлёкся и даже задумался на тему моих вопросов. Хоть какая-то польза от неосведомлённости в нынешнем настоящем.

Меня прошибает новым вопросом, и я нерешительно смотрю по сторонам. Будет очень странно, если я спрошу, какой сейчас год или век. Не просто подозрительно, а по-идиотски это будет. В принципе, можно посмотреть на мобильнике, но я побаиваюсь ему доверять. Тем не менее, лезу в карман и слегка подрагивающими пальцами открываю календарь. 2008 год. Всё правильно. Или неправильно?