- Урод, - еще раз громко всхлипнул Кайл. Потом зло смахнул слезы с щек и именно в этот момент поймал взгляд Авиана. Неизвестно, что он увидел в нем - наверное, веской причины и не требовалось - но Кайл сморщил аккуратный нос и громко, чтобы слышала вся группа, выплюнул: - Ладно, что уж тут? Я же не Крофтон, не могу насосать на отлично.

Звуки вокруг стихли так резко, будто пространство вокруг вдруг накрыли стеклянным куполом. Большинство любопытных взглядов устремились на Авиана - что могло лучше расслабить после напряженного дня, чем громкий скандал? Только некоторые отвернулись, не посчитав возможный спектакль достойным зрелищем.

Авиан равнодушно пожал плечами: поддерживать пламя этого костра он не планировал. Кайл был глуп, если считал, что он сейчас примется оправдываться перед толпой или купится на провокацию. Но тут не вовремя вмешался Эрнест - как же мог этот хороший мальчик пропустить оскорбление своей первой любви мимо ушей?

- Заткнулся бы ты, Кайл. Он, в отличие от тебя, учебник открыл не в последний день.

Авиан взял Эрнеста за ладонь, сжал - безмолвно умоляя закончить эту сцену сейчас, в самом начале. Впрочем, от него сейчас уже ничего не зависело: Кайл учуял добычу, нашел, на ком сорвать злость за свою неудачу. Он подошел к ним: гордая осанка, уверенный взгляд. Этакий король мира. Авиан подозревал, что все это позерство тщательно отрепетировано перед зеркалом, и оно его вовсе не трогало. Где-то там, под дизайнерскими шмотками и глянцевой внешностью прятался мальчишка-бета, с желаниями и амбициями омеги. В другой ситуации Авиан мог бы пожалеть Кайла, но только не сейчас, когда тот, шипя змеей, оскорблял Эрнеста.

- Что, Эрни, выслужился? Тебе же больше никто не дает, да, убожество?

Эрнест весь покраснел, на его обычно белой коже проступили уродливые красные пятна. Он был хорошим, честным парнем и все его эмоции можно было прочитать по лицу, словно открытую книгу. Он не заслуживал такой жестокости - определенно не заслуживал. И Авиан ударил, коротко, без замаха - костяшки пальцев засаднило, Кайл пошатнулся, из носа его брызнули ярко-рубиновые капли крови.

- Эрнест тебя не ударит, уж слишком он благороден. А я могу повторить, если хочешь, - тихо произнес Авиан. Кайл выпрямился, во взгляде его металось что-то такое дикое - смесь удивления, злости и настороженности. И последнее победило: он отвернулся, к нему засеменили его друзья, трагически вздыхая и тоже любопытно зыркая на Авиана. Все вокруг загомонили. Еще бы, если омеги и били кого-то, то лишь театральными пощечинами или попросту вцепляясь в волосы - так показывали сериалы, так писали классики. Немногие из этих вчерашних детей избавились от стереотипов - им Авиан казался в лучшем случае чудаком. Но тому было плевать - этот конфликт окончательно вымотал его. Он прислонился к стене, прикрыл глаза и тут молчавший до этого Эрнест испуганно зашептал:

- Оллфорд сюда идет. Он же не мог видеть...

Вот что за чертовщина! Почему всё всегда наваливается в один день? Сколько же судьба будет подкидывать ему испытания на пределе его возможностей? Авиан напрягся, но усилием воли заставил себя не открывать глаз. Натаниэля это не касается - пускай он сейчас начнет читать ему нотации, но Авиан просто промолчит, проигнорирует. Решить, как обычно, оказалось проще, чем выполнить, а от холодного голоса, которым Натаниэль велел Кайлу направляться в медпункт, у Авиана по спине пробежали мурашки. Он повел плечами и, решившись, открыл глаза. Натаниэль проследил за удаляющимся Кайлом, а потом, словно почувствовав, взглянул на Авиана. Он точно видел все - зачем бы иначе он кивком головы велел Авиану следовать за собой?

Мелькнула шальная мысль - не идти. Собачка он, что ли, чтобы подзывать его подобным образом? Но потом Авиан глубоко вздохнул и, расправив плечи, сделал первый, самый тяжелый шаг. Уж если его планируют отчитывать, так действительно лучше наедине, чем под внимательными взглядами десятков зевак. Эрнест - добрая душа - преданно потащился следом, но Авиан остановил его взмахом руки и, попросив забрать зачетку и встретить Тони, ускорил шаг. Джон Ларсон, не отвлекаясь от атакующих его на планшете монстров, прокричал вдогонку:

- Не дрейфь, Авиан. Оллфорд нормальный мужик, долго тебя иметь не будет.

Подбодрил... Авиан подавил нервный смешок, радуясь, что хотя бы Натаниэль этого не услышал.

***

Кабинет оказался маленьким и безликим. Пахло пылью и старыми книгами. На столе стоял небольшой бронзовый маятник; Натаниэль легко коснулся его, он закачался - вперед-назад, вперед-назад... Авиан следил за ним взглядом так пристально, словно это зрелище было самым интересным, что только можно представить. Следил - и ждал. Ждал, пока Натаниэль заговорит - воспитатель чертов.

- Пальцы хоть целы, боец? - вскоре оправдал ожидания Натаниэль. Только слова - слова! - были совсем не те, которые готовился услышать Авиан. Он так растерялся, что покорно сжал руку в кулак, но кроме легкой ноющей боли не почувствовал ничего.

- Целы.

Натаниэль кивнул и занял стул напротив. Теперь их разделял массивный дубовый стол - и было в этом что-то неуловимо напоминающее комнату свиданий в тюрьме.

- Зачет сдал?

- Да.

- Поздравляю.

- Спасибо.

И снова эта тишина... Но неловкой она, казалось, была только для Авиана. Натаниэль же откинулся на спинку стула, пристальный взгляд его голубых глаз ни на мгновение не отрывался от Авиана. А потом он заговорил - и Авиан забыл о неловкости, стыде, злости - обо всем мире забыл.

- Мне нравится ваше поколение. Ты, наверное, считаешь, что я старомодный зануда, и будешь прав, - хмыкнул Натаниэль и, помолчав, продолжил: - Я в детстве книжки любил. Проглатывал их с удивительной скоростью, ночами сидел с фонариком под одеялом.

- Неудивительно, - робко улыбнулся Авиан. Его не должно было интересовать детство этого человека - ну, зачем, зачем было загонять занозу еще глубже себе под кожу? Но он не мог отказаться от этих осколочных откровений, потому что, как и Далиан, Натаниэль был интересной личностью, с тяжелой жизненной историей - и Авиан никак не мог подавить свое любопытство.

- Знаешь, это потом оказалось, что идеализм романов не совсем применим к жизни. Наше поколение учили защищать омег, а их ждать этой защиты. Дать словесный отпор, а тем более ударить кого-то - да такого позора и представить себе было нельзя! Где-то наедине, за закрытыми дверями всякое, конечно, бывало... Но на публике - уму непостижимо.