― Мы всего второй раз здесь, и в прошлую поездку так и не попали в город, ― объяснил он, ― Местные очень ценят утреннее время. С пяти до шести открываются центральные ворота и всех гостей впускают в город. До семи утра длится время завтрака, открыты таверны, в семь начинается рабочий день и в три заканчивается. В четыре вечера будем давать концерт, а в шесть город закрывается, чужаки вежливо выдворяются за пределы. Даже гостиница, видишь, ― Ким показал на массивное приземистое здание, неподалеку от которого привычной аркой стояли припаркованные фургоны, ― расположена за пределами города. Еще чужаков не пускают в город по субботам, по религиозным праздникам, по четным четвергам и еще по десятку столь же убедительных причин. Но надеюсь, что сегодня повезет.

   ― Звучит заманчиво, ― зевнула я, натягивая через голову платье. Наспех причесала волосы под нетерпеливым взглядом Кима и зашнуровала высокие кожаные ботинки. ― Готова.

   ― Люди, ― крикнул Ким, ― мы ушли. Присоединяйтесь, если проснетесь.

   Из соседнего фургона вышла Селена, как всегда подтянутая и аккуратная: "Я с вами", из другого выскочил Эрин, лохматый, но довольный. Рой, похоже, предпочел отоспаться.

   Ворота, украшенные богатой серебряной инкрустацией, ждали посетителей, распахнутые настежь. Впрочем, ни охраны, ни толпы желающих проникнуть в город чужаков вблизи не наблюдалось, и мы беспрепятственно прошли в город. Улицы пустовали и потрясали геометрической стройностью. На любом перекрестке весь город просматривался насквозь, от восточной городской стены до западной и от северных ворот, через которые мы зашли, до южных. Дома были приземистые и преимущественно серые с тонкой фиолетовой отделкой, ни люди, ни гостеприимные таверны на глаза не попадались. Иногда вдалеке виднелись закутанные в серое фигуры, с неизменным поднятым капюшоном. При виде нашей чужеродно шумной и яркой компании местные переходили на другую сторону улицы и сворачивали в очередной проулок. Мы притихли, как-то съежились, разом и не сговариваясь.

   Ночью выпал неожиданно ранний первый снег, покрыл улицы и еще зеленые листья легкой белой вуалью. Мы прошли еще два перекрестка и оказались на широкой площади правее центральной дороги. В середине бил красивый геометрический фонтан ― обычный, с водой, ничего серебряного. Впрочем, вода выглядела чарующе неуместно на фоне выпавшего снега и сковавшего землю первого льда.

   Почти у каждого дома росли цветы, нежные и экзотические, явно южные. Между клумбами танцевали оросительные фонтанчики замысловатых форм. "Это же сколько ресурса нужно", ― невольно подумала я. Красиво, конечно, особенно на фоне снега, но уж очень нерационально. Даже на демонстрацию силы не тянет, то есть понятно, конечно, что это требует силы, но с другой стороны, это же цветы.

   А еще было чисто. Может быть, конечно, это ощущение давал первый снег, но здесь таилось что-то еще. Ни единый осенний листик не танцевал хаотично в потоках ветра в этом городе, когда за пределами все дороги скрывались под мягким желтым ковром. Все выглядело правильным, геометрическим, выдержанным в едином, строгом и сером стиле, и даже экзотические цветы распустились невыносимо, безукоризненно симметрично.

   Трактир, впрочем, был обычный, и только серебряные столовые приборы напоминали о том, где мы находимся. Столики и барная стойка пустовали, и я отметила, как обескуражен Ким, который обожал новых людей, и искренне надеялся узнать хоть что-то об истории этого загадочного места. Да что там, последнюю неделю он только об этом и говорил: "Там крепостная стена вокруг города, ― пояснял он, ― которую постоянно обходит патруль. Часовые сменяются по времени, используют специальные, постоянно меняющиеся, позывные; все дееспособное население владеет оружием. Горожане воевали, много и жестоко, это видно невооруженным глазом, такой опыт не дается просто так. А я не могу найти никаких, даже мизерных и недостоверных сведений про битвы или конфликты, все соседние города существуют мирно, все, что у меня есть ― это пара нелепых слухов!"

   На звук вышел трактирщик собственной персоной и проводил нас к дальнему столику у настолько безупречно чистого окна, что я не удержалась и протянула руку, проверяя наличие стекла в раме. Стекло было.

   ― Как идут дела в столь ранний час? ― приветливо спросил Эрин.

   ― Спасибо, хорошо, ― сдержанно ответил тот, басовито растягивая слова. ― Кофе-то не желаете?

   ― Вообще не очень, я бы выпил чаю.

   Эрин, как и я, любил ароматные чаи с травами, но трактирщик оказался неожиданно настойчивым. Всплеснул большими холеными руками в неискреннем сожалении, покачал головой, посетовал:

   ― Вчера закончился нормальный чай-то. Только сегерская бурда осталась. Но зато есть замечательный кофе, горький, ароматный. Могу подать с шоколадом. Отлично помогает отогнать сны.

   ― Раз так, давайте кофе, ― кивнул Эрин.

   Мы заказали еду и по чашке кофе, и в рекордно быстрое время миловидная официантка принесла изумительно пахнущее жаркое в горшочках и задержалась, благосклонно отвечая на ухаживания Эрина. Кофе был обычный, только очень крепкий.

   Узнать и увидеть в городе не удалось почти ничего. Никто, кроме официантки и трактирщика с нами разговаривать не стал, все отвечали угрюмо и односложно. Это противоречило элементарному смыслу, ведь мы были путниками, начиненными историями и информацией, которая открывала почти все двери в обычных городах.

   Без десяти семь люди наконец-то вышли из домов, и озабоченным, почти строевым шагом двинулись в сторону южного выхода из города, ведущего к озеру. Мы приникли к стеклу, пытаясь разглядеть местных обитателей. Ртутные переливы одежды отвлекали внимание от нездорового серого оттенка кожи. Я украдкой взглянула на официантку. Даже в полумраке трактира было видно, что кожа на открытых участках тоже обладает специфичным оттенком, соответствующим сероватой окраске слизистой глаза.

  Глава 38

   Последний, Серебряный концерт был красивый. Я старалась, как могла. Заплетала дождевые струи в серебристые косы, закручивала скрипичным ключом звуки, добавляла эффекты за пределами видимости и слышимости. Создавала симфонии для обоняния и осязания.

   Пыталась превзойти саму себя. Ребяческое желание, чтобы вспомнили добрым словом, назвали незаменимой. Смешно.

   После концерта скрестила ноги на кровати в фургоне, откинулась, достала карандаш. Нарисовала на выцветшей карте завершающий штрих ― от Каресских гор до Серебряного города. Все-таки длинный мы проделали путь, тысяч пять километров. Извилистый, петляющий, волнующий. Лучшее время моей жизни, не дорога ― песня. Дорожный романс, путевая баллада.

   Напротив сидела официантка, которую все-таки сумел вытащить из города в гости Эрин. Хорошо, что я не одна сегодня. Хватит сил не прощаться вслух, сохранить лицо, уйти, как пришла ― просто. Без обязательств и сантиментов.

   Девушку звали Дари и она была красивая, несмотря на сероватый оттенок кожи, а может даже благодаря ему ― днем официантка, а вечером ― фея дождя. Хрупкая, серебристо серая, с точеными изящными чертами лица и мелодичным голосом ― про такую могли слагать песни древние менестрели. Дари потрясенно осматривала фургон и моё скудное имущество ― запасное платье, костюм для выступлений, большую металлическую чашку и два комплекта белья.