Чтобы изменить документ по умолчанию, отредактируйте файл "blank.fb2" вручную.

Тадер Орди

Дорога забытого знания

Как быть, если на винт твоей моторки намотало бороду водяного?

-Аркадий и Борис Стругацкие. Волны гасят ветер

  Пролог

  Меня переполняло торжество.

    Нахальная радость от украденной победы, звенящий смех от удачной шутки.

    Все получилось, все было не зря. Остались последние шаги, необходимые меры предосторожности, и больше никогда в жизни не придется убегать, прятаться и лгать. У меня будет сила богов, я смогу дотянуться до неба, если захочу.

    И почти ничего не было жаль, и я почти ничего не боялась.

    У меня было три мечты -- о свободе, абсолютной и безграничной; о дороге, разнообразной и бесконечной; и о мести, беспощадной и окончательной. И я знала, что я исполню все, потому что мечты не так просто забыть.

    Я свернула лист плотной тканевой бумаги, положила в бутылку и посмотрела в чистое голубое небо, не знающее людей, в котором парили непуганые птицы.

  Часть первая: Реабилитация

  Глава 0

   В голове было восхитительно, до невесомости пусто. И только единственный вопрос бился в виски, всего четыре назойливых слова: "Что я не учла?"

   Помнить свою первую мысль, знать точку отсчета ― странно. Кажется, что это делает меня неправильной, в каком-то смысле менее человечной. Даже сейчас, когда я знаю достаточно фактов, чтобы мучительно хотеть забыть бескомпромиссный финал своей запутанной истории.

   С другой стороны, многие факты всё еще скрыты завесой тайны. Остается лишь гадать по известным фрагментам. Думаю, оправдание бы нашлось, если бы довелось пройти весь путь заново в тех ботинках, что и в первый раз. А так, без истории, я кажусь себе гротескным персонажем из классической пьесы. Чистым злом.

   В самый первый день было светло и безлюдно. Красноватый вечерний свет ложился на дощатый пол просторного коридора пыльными трапециями. Пахло сдобой ― дрожжами и ванилью. Я сидела на грубой деревянной скамье, прислонившись к стене, и ждала чего-то.

   Со скрипом отворилась дверь напротив, полная миловидная женщина негромко позвала:

   ― Кори, войдите, пожалуйста, ― и деликатно уточнила. ― Кори ― это вы.

   Я встала. Ни тени узнавания, восхитительная пустота в голове сменилась множеством вопросов.

   В просторном кабинете с бледно-зелеными стенами было прохладно. От огромных окон в стальных рамах веяло свежим влажным ветром. Вдоль стены стоял огромный стеллаж, заполненный книгами. Учебники, справочники, пособия по первой психологической помощи. "Своеобразное богатство, ― мелькнуло в голове. ― Откуда?"

   Женщина приветливо улыбнулась и сказала:

   ― Кори, вы находитесь в Реабилитационном центре города Нелоуджа. Вы понимаете, что это значит?

   Я захлебнулась воздухом. Всё вдруг встало на свои места.

   Я понимала.

   Реабилитационный центр, большая мрачная территория на окраине столицы, обнесенная высоким бетонным забором с несколькими проломами. Приемный покой, четыре производственных цеха и два общежития. Человек двести постоянных обитателей. Людей, которые однажды оказались на окраине города в состоянии беспамятства. Несчастных, которые не помнят своё прошлое ― а никто на белом свете не помнит их.

   И теперь я здесь. В стандартном холщовом платье, босая и абсолютно забытая. Стёртая, как их называют в народе. Впрочем, почему "их"? Нас.

   Так вот как это происходит. Оказывается, голова не совсем пуста. Я помню просторный приземистый город Нелоудж, готова поспорить, что на улице осень, а на книжной полке есть книги на едином и морэнском языках. И только про себя я не знаю ничего. Возраст, внешность, семья... Как же так?

   ― Присядьте, пожалуйста, ― предложила женщина и придвинула на край стола пузырек. В воздухе повис острый запах нашатыря. Женщина оценивающе на меня смотрела и монотонно постукивала по крышке стола указательным пальцем правой руки. Будто замеряла время реакции.

   Я села и хрипло произнесла:

   ― Я помню, что такое Реабилитационный центр.

   ― Отлично! ― обрадовалась женщина и, наконец, перестала стучать. Видимо, успокоилась, поведение в пределах нормы. ― А можете предположить какой сейчас год?

   ― Девятьсот четвертый от Нарисованного Знания, ― на автомате ответила я.

   ― Чудесно! Вот видите. А месяц?

   ― Не знаю.

   ― Это нормально, ― она что-то пометила в толстой записной книге. ― Закройте глаза и дотроньтесь пальцами до носа.

   Я выполнила. Женщина удовлетворенно кивнула и подвинула в центр стола толстую восковую свечу:

   ― Зажгите, пожалуйста.

   Ресурса хватало с избытком. Новой информации я сейчас получила предостаточно, хоть и безумно хотела, чтобы всё оказалось ошибкой.

   Я посмотрела на фитиль и огонь загорелся.

  Глава 1

   Первый месяц пролетел, как во сне. Мне выделили комнату в элитном корпусе общежития ― оказывается, при мне были найдены деньги, наследство из прошлой жизни. По существующим правилам десять процентов изъяли в пользу центра, а остальное пустили на оплату аренды. Хватило на целых пять лет. Мне было всё равно.

   Я смотрела в зеркало на стройную брюнетку с высокими скулами и хотела обратиться к ней на "вы". Чужие люди были привычней своего отражения, городские легенды я знала лучше своего прошлого.

   Со мной в комнате жила Эмми. Как выяснилось, она проснулась на двадцать один час раньше. В первый же вечер соседка, не задумываясь, изложила всю бесхитростную историю суточной жизни: у неё на лице веснушки; платье жмет в подмышках; вчера, вместе с ней пробудилась куча народа; на улице холодно. А я только слушала и кивала, тщетно пытаясь собрать цельную картину из разрозненных мыслей.

   Нас обеих определили в цех по производству сувениров. Днём мы раскрашивали однообразных кукол, а вечерами играли в ассоциации с южной художницей, Зиэн, арендовавшей комнату в соседнем блоке. У художницы была смуглая кожа с зеленоватым отливом и множество вопросов.

   Мы с Эмми садились на огромную кровать, заваленную черновиками, смятыми эскизами и утащенными с улиц афишами. Зиэн отворачивалась к столу, доставала карандаш и начинала очередной допрос.

   ― Ты получила новое знание. Откуда?

   ― Из истории, ― всегда отвечала я

   ― Где? ― уточняла Зиэн.

   ― На обочине дороги, в лесу.

   ― В каком лесу?

   ― В сосновом.

   ― Время года?

   ― Осень.

   ― Как ты видишь сезон в сосновом лесу?

   ― Пасмурно, дует ветер. Трава пожухлая. Пахнет осенью.

   ― Хорошо, ― промурлыкала Зиэн. ― А дорога?

   ― Грунтовая, разбитая колесами и размытая дождями. Красивая.

   ― Кто рассказал тебе историю?

   ― Старик.

   ― Как он выглядел?

   ― У него длинная, седая борода, серые глаза. На нем кожаный плащ с капюшоном.

   ― Голос?

   ― Низкий, хриплый, с лукавыми нотами.

   ― Что у него в руках?

   ― Посох и кружка с горячим чаем.

   Зиэн стремительно, уверенными штрихами зарисовывала новую сценку. Ей никогда не надоедала эта игра, а нам с Эмми было нечего больше делать. Поразительно, как быстро сломанная жизнь вошла в колею рутины, будто ничего и не было ― ни потерянного прошлого, ни странной тайны. Днем мы рисовали, вечерами болтали с другими стертыми или выбирались в городские трактиры, чтобы услышать немного новых историй и набрать ресурса.

   Впрочем, я несколько раз пыталась проникнуть в здание приемного покоя. Старшие обитатели общежития рассказали, что всё найденное при нас имущество изымают. Раньше оставляли, но было слишком много лишних вопросов ― откуда взялись эти туфли, а где их шьют? А у меня каблук сломан, может кто-нибудь знает, как это произошло и можно выяснить? Никто не мог работать, каждый новый стертый добрые полгода бродил по городу, искал мельчайшие зацепки, и раздражал горожан однообразными допросами. Но все расследования приводили в никуда. Ни одному счастливчику не удалось выяснить ни единого достоверного факта из своей прошлой жизни. А вот репутация реабилитационного центра, и так весьма непрезентабельная, опустилась ниже самого старого плинтуса, и горожане теперь демонстративно переходят на другую сторону улицы при виде типовой робы стертого.