Путешественник тяжело опустился на скамью, выдохнул, улыбнулся.
― Какое чудесное место, ― сказал он. ― Три юные дамы, одна другой прекрасней, сами зовут к себе и предлагают угощение.
Витиеватый стиль и четкая артикуляция, как у коренного северянина. Между словами выделялись ясные, размеренные интервалы, как в военном марше.
Эмми уже несла шоколад и чай на подносе. Я встала ― помочь и придать нашему чаю видимость шоколада. Не разоряться же на дорогой напиток для всех! Мы аккуратно поставили поднос нужной стороной к гостю.
Тот бережно взял чашку обеими руками, поблагодарил, и снова улыбнулся. Тонкие морщины вокруг глаз стали похожи на лучи солнца.
― Кажется, я понимаю, что тут происходит, ― продолжил странник. ― Дамы очень любят истории. Что ж, мне есть, что вам предложить.
"Ну же, Лори, ― подумала я, ― действуй". Я сгорала от нетерпения. Всё в этом человеке возбуждало любопытство ― одежда, жесты, речь. Быстрая сделка доказывала, что странник сам жаждет рассказать историю. Так бывает нечасто ― значит, действительно знает нечто интересное. Летучую легенду, которая не может сидеть в клетке, хочет вырваться на свободу, как заморская птица при виде солнца.
― Мы очень ценим истории, ― улыбнулась Лори и снова поправила прядь волос.
― Правда? ― включился в игру путник. ― Я тоже, нет ничего лучше, чем напевный рассказ из уст прекрасной дамы к чашке горячего шоколада.
― Знание имеет свою цену, мы знаем. Я ― стертая, ― почти с гордостью сказала Лори. ― Вы слышали о нас?
― Конечно! ― поразился путник. ― Но ни разу не встречал вживую. Стертые редкость за пределами Нелоуджа, а я первый раз здесь.
― Вам понравится думать о моей истории, ― пообещала Лори.
― Я думаю, ваша история несравненна, ― галантно ответил путник, ― но, боюсь, довольно короткая в силу своей специфики. Не принимайте близко к сердцу, вы прекрасны и мне бы не хотелось вызвать даже легкую печаль в вашем взгляде. Но моя история заинтересовала бы ведущих ученых Института, поверьте, я знаю немало историй и умею отличить хорошую от плохой.
Лори покраснела, а я поняла, что пришло время пускать в ход тяжелую артиллерию.
― Мы в реабилитационном центре обсуждаем феномен стирания каждый вечер, ― сказала я. ― Среди нас есть много интеллигентных и талантливых людей с хорошим воображением. Девушки обсуждают этические проблемы, связанные с потерей воспоминаний, мужчин больше волнует социально-экономический статус и возможные политические интриги. Я могу изложить вам результаты наших споров ― это довольно любопытные коллективные суждения.
Отрепетированная речь. Мы с подругами заранее сочиняли. Если просто сказать: "А давайте я вам еще наши домыслы и догадки расскажу" ― никто не купится. За жест отчаяния примут, расскажут дешевую побасенку на откуп. А с научными терминами мы уже претендуем на "анализ и систематизацию" и соответствующую историю в ответ.
― Договорились, ― хлопнул по коленям путник, ― Если возражений нет, я бы сначала выслушал вашу историю, чтобы выпить шоколад и отдышаться с дороги.
Мы были достаточно вежливы, чтобы не возражать.
― Вы уже наверное знаете, ― начала я, ― что в Реабилитационном центре Нелоуджа собраны люди, страдающие так называемой автобиографической амнезией. Проще говоря, у нас полностью отсутствуют личные воспоминания.
― Только личные? ― уточнил странник.
― Да, ― кивнула я. ― Нам не с чем сравнивать, к сожалению. Но есть основания полагать, что сохраняются профессиональные навыки, привычки. Кто-то привязан к сигарам, которые стоят половину нашей зарплаты. Бедняги со времени Пробуждения ни разу не курили, а страдают, будто вчера бросили. Еще в общежитии есть парень, который способен перечислить внутренние органы водоплавающих. Бесполезные знания, но он ухитряется иногда их продавать. Лично я знакома с некоторыми математическими дисциплинами.
― Интересно, ― заметил странник. ― Но я никогда не понимал, откуда стертые берутся и как они в ваш реабилитационный центр попадают. В других городах тоже иногда встречаются люди с амнезией, которых никто не может узнать. Но нигде за пределами Нелоуджа это явление не носит настолько массовый и организованный характер.
― Официальная версия заключается в том, что стертые ― неизвестные жертвы анонимных преступников. Каждый ребенок знает, что за городом есть несколько полян, которые сотрудники реабилитационного центра регулярно проверяют. Если там находятся новые жертвы, то их привозят в центр, объясняют ситуацию, селят в общежитие и находят временную работу. Своего рода негласное соглашение, я так понимаю.
― А дальше?
― Через год мы считаемся адаптированными и можем искать работу в городе, но многие остаются в центре, где быт уже налажен, ― пояснила я. ― Некоторые пытают счастья на Испытании и, возможно, проходят в Институт. Если честно, горожане нас почему-то недолюбливают и считают политическими преступниками.
― Почему политическими? Почему не допустить ― вы простите меня, пожалуйста, я не имею в виду лично вас, ― осторожно оговорился мужчина, ― что стертые ― банальные воры, убийцы?
― Что вы! ― хмыкнула я. ― Воров и разбойников не стирают, а вешают. Показательно, на площади, и закон такой есть, за соблюдением которого тщательно следят. Курьеров, сунувших нос не в свое дело, убивают и бросают в темных подворотнях. Стирают за то, что не могут сказать вслух, чтобы не осталось свидетелей и следов. Нас же не помнит никто.
― И все-таки, разве убийство это не более простой и надежный метод?
Я усмехнулась и отметила, что недооценила странника.
― Самая циничная, но убедительная версия заключается в том, ― пояснила я, ― что мы теоретически способны вернуться в Институт и работать на благо общества. Мы не знакомы со своей биографией и с конфликтом, который привел нас в реабилитационный центр, и не имеем оснований для антипатии к ученым сотрудникам. И, хотя определенные подозрения в воздухе витают, в целом стертые рассматривают Институт как отличный способ подняться вверх по социальной лестнице. Так зачем же удалять из общества талантливых людей, носителей качественного генетического материала, если можно уничтожить только причину конфликта? Кстати, некоторые считают, что основной причиной стирания является нарушение информационной конфиденциальности. Если человек узнал что-то лишнее, зачем его убивать? Достаточно подчистить нужные участки памяти.
― Не убедительно, ― возразил путник.
― Уж как есть, ― пожала плечами я и откинулась в тень. Достаточно для обмена, сейчас еще Лори добавит пафоса.
Лори эмоционально и достаточно сентиментально описала свой первый день в реабилитационном центре. Пробуждение; трапеции пыльного света на бетонном полу в приемной; стандартный опрос у лекаря, включающий проверку рефлексов и ментальной силы. Подруга помнила успокаивающие бледно-зеленые стены и родинку на щеке у ассистента. Голос дрожал, пока она говорила, и я никак не могла понять, играет Лори или это действительно настолько непростое воспоминание. Для меня день пробуждения тоже был переломным, но я не испытывала ни глубокой горечи, ни ощущения тяжелой потери.Лишь раздражение и ощущение, что упустила нечто важное ― неудивительно для человека с амнезией. А еще, почему-то, облегчение.
Результаты наших ночных и не всегда трезвых прений в Каморках странника не впечатлили, а вот бесхитростный рассказ Лори заставил задуматься. Значит, предпочитает получать информацию из первых уст и делать выводы сам. Весьма многообещающее качество с учетом того, что от сделки путник не отказался.
Глава 4
Трактир постепенно заполнялся людьми. Слышался жалобный скрип досок под коваными башмаками гостей, стучали пустые кружки. На соседний столик принесли кальян, над головами поплыли симметричные кольца сизого дыма.
Здесь было полутемно, и только на потолке изрыгали огонь сражающиеся драконы. Интересно, чья фантазия? В заведении чтили древнюю традицию ― любой странник может развлечь гостей диковинными видениями, а посетители оценят демонстрацию звенящей монетой.
