Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Это была многоходовая операция. И в ней принимал участие не только Запад. Конечно, никакие сионисты и империалистические разведки не сумели бы взорвать снаружи тот монолит, который был сколочен Советским Союзом в форме социалистического содружества. Взорвать его можно было только изнутри с помощью хорошо организованной и должным образом подготовленной «пятой колонны». Это тоже потребовало многих лет подготовки и огромных денег. Еще до начала перестройки врагам России удалось завербовать тысячи будущих агентов влияния, среди которых оказался и будущий генеральный секретарь КПСС Михаил Горбачев. Он и сыграл роль Мальчиша-Плохиша из гайдаровской сказки в подготовке и осуществлении взрыва неприступной, как считал Джон Кеннеди, коммунистической крепости изнутри. То, что и международный сионизм сыграл свою роковую роль в развале СССР и демонтаже социализма, не отрицают теперь даже сами сионисты, наоборот, — они этим бахвалятся. И все же, если сводить все только к козням Запада и действиям его пятой колонны в последние годы существования СССР, мы не поймем главного — а именно того феномена саморазрушения, который был заложен в самой структуре «реального социализма», в той тоталитарной системе, где контроль над всеми в конечном счете должен был обернуться потерей контроля над государством и обществом. На Западе поняли, что такой механизм действительно существует, и сделали все, чтобы ускорить самоуничтожение СССР. «Фактически советская военная мощь и страх, который она внушала представителям Запада, в течение длительного времени скрывали существенную асимметрию между соперниками, — писал 3.Бжезинский в своей книге «Великая шахматная доска». — Америка была гораздо богаче, гораздо дальше ушла в области развития технологий, была более гибкой и передовой в военной области и более созидательной и привлекательной в социальном отношении. Ограничения идеологического характера также подрывали созидательный потенциал Советского Союза, делая его систему все более косной, а его экономику все более расточительной и менее конкурентоспособной в научно-техническом плане. В ходе мирного соревнования чаша весов должна была склониться в пользу Америки». Я никогда не был поклонником г-на Бжезинского, и все же не могу не признать, что в данном пассаже он прав.

На Западе не особо мудрствовали, сооружая, как сказал Гэс Холл, «идеологические туннели» под «железный занавес». Там исходили из простой истины: рыба ищет, где глубже, а человек — где лучше. Можно было сколько угодно говорить о преимуществах социализма перед капитализмом, но, побывав «за бугром», обыватель, каким бы он патриотом ни был, приходил к выводу, что лучше живут там.

«Жуки-точильщики» от идеологии не надеялись на то, что даже ненавязчивая антикоммунистическая пропаганда сработает в одночасье. Известно, что обыватель терпеть не может перемен. Его нормальное состояние — стабильность. Он верен любой власти до тех пор, пока она обеспечивает ему гарантированное потребление, пусть даже в ограниченном ассортименте товаров и услуг, стабильность в стране и неприкосновенность его личности и жилища. Но он будет самым активным противником любой власти, если только она не сможет обеспечить ему минимум-миниморум его житейских благ и уверенности в завтрашнем дне. И конечно не простит власть предержащим, если они лишат его благополучия и стабильности, пусть даже под обещание лучшего будущего и большего изобилия, а сами при этом будут наслаждаться недоступными ему благами.

Все это было просчитано теоретиками и практиками психологической войны до деталей. Постепенно, но неуклонно, «жуки-точильщики» добивались того, чтобы вера в преимущества социализма улетучивалась у граждан Советского Союза и тем более — других социалистических стран, оказавшихся под властью коммунистов только после Второй мировой войны. Так что там и вера эта толком не закрепилась в массовом сознании. На практике возвышенная идея коммунистического завтра оказалась такой же утопией, как города будущего в книгах Оуэна и Томаса Мора, и куда менее привлекательной, чем простая и доступная «Американская мечта», суть которой сугубо материальна — иметь хорошую работу, свой дом, набор автомашин и бытовых приборов, солидный счет в банке и что-то вроде семейного бунгало в сельской местности или на море. Духовное отступило перед материальным, высокие идеалы подменили вещизмом. Деньги, «ревнивый бог Израиля» по-Марксу, стали предметом поклонения вчерашних коммунистов и комсомольцев, да и просто сочувствующих. Вот тут-то «христиане» и «стали настолько же евреями, насколько евреи христианами». Все по Марксу. И чем быстрее происходила эта трансформация, тем привлекательнее становились идеи западной демократии, свобода выбора и передвижений, приоритет индивидуального перед государственным и общественным. Это уже по Брандайсу.

Да, обыватель, прежде всего, потребитель. Потребление — его жизненная доминанта. И рядовой гражданин коммунистического государства оставался потребителем даже в рамках социалистической уравниловки и при замене потребления распределением. Он не стал бы задумываться над тем, продают ему колбасу, или дают, для него главное, чтобы она была у него в холодильнике. Рассматривая витрины капитализма, он не размышлял о том, что за психологические, экономические и политические механизмы и ограничители заложены в процесс потребления. Только после того, как коммунизм уступил место капитализму на всем пространстве бывшего СССР и Варшавского Договора, он начал понимать разницу между потреблением и распределением, узнал, что изобилие товаров и услуг отнюдь не означает, что они всем доступны, и вынужден был учиться по одежке протягивать ножки. Вот тогда он и начал понимать, что преимущества социализма, над пропагандой которых он хохотал до коликов вместе с приятелями по коммунальной кухне, были реальностью, но от нее не осталось ничего, кроме ностальгии по заботе о нем со стороны пусть даже тоталитарного, но все же, несомненно, социального государства.

В марте 1992 г. сожалели о распаде СССР 66 % опрошеных, а у 23 % это событие не вызвало подобных эмоций. Пик сожаления пришелся на декабрь 2000 г. (75 %). По данным опроса «Левада-центра», проведенного в январе 2013 г. о распаде Советского Союза сожалеют сегодня 49 % россиян, а 16 % участников опроса затруднились с однозначным ответом. И причина этой ностальгии, как выяснили социологи «Левада-центра», объясняется даже не столько тоской по социальному, патерналистскому государству, сколько потерей чувства сопричастности к великому делу, великой державе и великому народу. Опрошенные часто отмечали рост взаимного недоверия, ожесточенность, разрыв связей с родственниками, друзьями, одержимость людей наживой. О недоверии друг к другу говорят до 70 % россиян. Они желают восстановления советской державы, это «компенсаторная реакция», объясняющаяся растущим чувством неуверенности в своих силах, одиночества и недоверия россиян друг к другу, полагают авторы исследования. Что ж, за все приходится платить. Мечтали об изобилии товаров, о демократии. И вот к чему пришли — «за двадцать лет после распада СССР российское общество стало обществом потребления, но демократического общества в России не появилось», — констатируют авторы исследования «Постсоветская ностальгия в повседневном дискурсе россиян» Валерия Касамара и Анна Сорокина из Высшей школы экономики (НИУ ВШЭ). Даже в Латвии, где ностальгию по СССР власти приравняли к предательству, почти 43 % опрошенных в 2012 г. считали, по данным компании по изучению общественного мнения SKDS, что Латвии при СССР жилось неплохо. 41 % украинцев жалеют о распаде СССР. Еще выше показатели в Армении, Киргизии и Таджикистане.

Любопытно в этой связи рассказать о том прозрении, которое испытал один из основателей польского Комитета защиты рабочих (КОР), главного профсоюзного объединения, бросившего вызов ПОРП, герой мятежей 1968 г. Яцек Куронь. Он был одним из авторов стратегии профсоюза «Солидарность» (1980). С введением военного положения 13 декабря 1981 г. был интернирован, в 1982-м арестован по обвинению в попытке изменения государственного строя. После победы «Солидарности» на выборах и ликвидации социализма в Польше был депутатом Сейма, министром труда и социальной политики. На президентских выборах 1995 выдвигалась его кандидатура.

88
{"b":"555622","o":1}