Но, после всего происшедшего валяться пластом в повозке Леха уже не мог. Он поднялся и перебрался на облучок, поближе к своей сиделке. Та начала бурно протестовать, пытаясь вернуть своего пациента на место, совершенно не обращая внимания на отрицательные жесты последнего, а может быть, не понимая их смысла. Наконец Леха просто зажал девчонке рот рукой и отпустил только тогда, когда понял, что она готова хоть немного помолчать и послушать.
— Алексей, Леша — он ткнул несколько раз указательным пальцем себя в грудь, — а ты? Тебя как зовут? — на этот раз указательный палец указал на девочку.
— Ли-а — удивленно произнесла та. Наверное, девочка удивилась, что ее пациент говорит совсем не так, как ее спутники, но, кажется, она его поняла.
— Лия так Лия, вот и познакомились — для уверенности Алексей повторил манипуляции указательным пальцем, произнося несколько раз подряд: «Алексей — Лия, Лия — Алексей».
— Теперь, дорогая Лия, ты будешь учить меня языку, — сказал Леха, сам не очень-то веря в успех своего предприятия.
Дело в том, что иностранные языки, и, в частности, немецкий всегда были мучением для Алексея и головной болью для его родителей и педагогов. Яков Эммануилович, преподаватель немецкого (а в параллельных классах и английского с французским), заслуженный учитель УССР, среди учеников которого были гении, поступившие на факультеты иняза нескольких университетов страны и даже в небезизввестеный МГИМО, часто говаривал ему с глазу на глаз: «Увы, Алеша, твердость твоей тройки обусловлена только твердостью твоих кулаков. Не расстраивать же лучшего спортсмена школы перед ответственными соревнованиями. История и физрук мне этого не простят». Если другие предметы Лешка еще мог подтянуть, выучить, зазубрить, наконец, то с немецким проблемы были постоянно. К своим достижениям в языкознании он мог причислить разве что умение объясниться с афганскими базарными торговцами, с помощью разговорника. Да и то, зачастую торговцы говорили на русском языке лучше, чем Леха на фарси.
Но сейчас он чувствовал — что-то изменилось. Память стала работать, как магнитофон — что ни услышишь, откладывалось в ней, запоминалось «всерьез и надолго». Наверное, это было то, о чем предупреждал Док — результат контакта с канвой. Иначе, откуда могли взяться такие способности? Алексей вспомнил давно забытые детали из своей прошлой жизни, в частности то, что Штыря Светка когда-то в его присутствии назвала Костиком. Вспомнил имена всех соседей по палате в Ташкентском госпитале. Даже тех, из реанимации, которых и знать то не мог, так как лежал без сознания. Всплыла в памяти фамилия соседа по парте, которого еще в первом классе перевели в другую школу.
Теперь, сидя на облучке, Леха начал со своей нянькой увлекательную игру. Он показывал пальцем на предмет, а Лия называла его по-своему. Он моментально запомнил названия немногих окружающих его предметов — гора, пропасть, воз, лошадь (или не лошадь, странная скотина горбатая и низкорослая, с ушами, как у свиньи и тупой мордой), дорога, небо. С существительными проблем почти не возникало, труднее было связать слова в предложения глаголами и другими частями речи. Но гораздо хуже дело обстояло с произношением. Повторить то, что произносила Лия, стоило больших трудов. Алексею, чтобы вымолвить иное слово приходилось корчить такие рожи, так выворачивать губы, что хохотушка-учительница от смеха чуть с повозки не падала.
Однако игра неожиданно оборвалась. Прибежал худосочный мальчишка примерно Лииного возраста или чуть старше, которого та назвала Котом, и что-то закричал, показывая куда-то в конец каравана. Некоторые слова Леха понял, остальное сообразил — дорога, солдаты, опасность. Лия сразу забеспокоилась и попыталась затолкать его в повозку, но он настоял на своем — спрыгнул на землю и, морщась от боли, стал подниматься вверх по склону. Немного поднявшись, он повернулся и стал показывать знаками попутчикам, чтобы не останавливались, а продолжали движение. Караван пошел дальше, а Алексей, вскарабкавшись еще немного выше, залег на узком уступе за чахлыми кустиками какого-то растения.
Повозки не спеша, двигались по дороге, пока не скрылись за поворотом. А минут через десять мимо него проскакала кавалькада — человек пятнадцать всадников, двигающихся легкой рысью. Алексей невольно залюбовался этим зрелищем — красивые настоящие кони, не какие-то чудища, как у его спутников, поджарые, рослые и тонконогие, всадники в железных кирасах и шлемах с плюмажем, при мечах и копьях, ни дать, ни взять — мушкетеры короля или гвардейцы кардинала. Красиво! Красиво, но опасно. Почему эти люди возвращаются? Можно предположить, что, расспросив путников, солдаты доложили об этом своему начальству, а того не устроили результаты, и оно потребовало произвести более тщательный досмотр каравана. Логично. Тем более что вот и оно — начальство. По дороге легким аллюром двигалась еще одна группа всадников. Четыре человека. Особенно выделялся всадник на белом коне, ехавший чуть впереди. Высокий, он очень прямо держался в седле, не наклоняясь к гриве коня. Его плечи и голову покрывал красный плащ с капюшоном. Лица Алексей не увидел — его закрывало забрало из белого блестящего металла. Забрало было выполнено в виде человеческого лица. Вместе с такой же блестящей кирасой оно создавало впечатление, что на коне восседает железный человек. Или, если учесть благородный блеск металла, — серебряный. Алексей так его для себя и обозначил. От этого всадника буквально исходили флюиды опасности. Интуиция почти кричала, орала открытым текстом, что с этим человеком судьба сведет его еще не раз, и что эти встречи принесут несчастье им обоим.
Леха пролежал на уступчике больше часа, пока, наконец, кавалькада проскакала мимо него в противоположном направлении. Спустившись на дорогу, он нерешительности присел на придорожный камень. Куда идти? Ковылять за караваном? А в праве ли он возвращаться к спасшим его людям? Ведь солдаты искали, судя по всему, именно его, Алексея. Интересно, кому он успел наступить на мозоль в этом мире, какие законы нарушил? А если бы его нашли, то, что сделали бы с путниками, укрывавшими чужака? Хороша благодарность за спасение! А какова альтернатива? Попытаться одному выжить в чужом мире? Опытные путешественники, отправляясь в экспедиции в малоисследованные области Земли, всегда брали с собой местных проводников. Без них любое путешествие было обречено на провал. Много ли шансов у европейца выжить в одиночку где-нибудь в австралийском буше или джунглях Южной Америки? То-то и оно, а тут не Земля — другая планета.
Но его раздумья были прерваны самым бесцеремонным образом. Из-за поворота дороги выбежала Лия и, не обращая внимания на возражения, потащила Леху к каравану.
Уже почти неделю Алексей путешествовал с табором. За это время, с помощью своей няньки, которая теперь стала еще и его учительницей, он сносно освоил язык, по крайней мере, мог как-то объясняться с окружающими. Немного узнал о месте своего пребывания — планета называлась Нола. Это слово в переводе на русский не означало ничего оригинального — почва, твердь под ногами, — так же, что и Земля. Да и было ли это названием планеты? Не исключено, что аборигены думали, что их Нола лежит на трех китах или на чем-то подобном. Кое-что выяснил и о своих спутниках. Все они — большая семья, включая дальних родственников и приемных детей. К таковым Лия причисляла, наверное, и Алексея, хотя и сама была в какой-то степени приемышем — караванщики взяли ее к себе после того, как умерла мать Лии — дальняя родственница уже знакомого Лешке старика по имени или прозвищу Отец. Отец был хозяином и главой этой компании. Семья путешествовала по стране с длинным названием, дословно — Земля, Окруженная Горами И Омываемая Морем, а проще — Межгорье. В настоящее время табор, если можно так выразиться, гастролировал в горной части страны. Горы назывались Лестница К Богам, и наверное точнее названия придумать было невозможно. Они представляли собой несколько плато огромной площади, расположенных одно над другим — ну, прямо гигантские ступени. Впрочем, горы имели еще одно название, а именно — Соленые. Почему их так странно называли, Алексей понять не смог.
