— Кстати, вот твой возможный работник, я тебе говорил, – сказал Густав, видимо, продолжая начатый в коридоре разговор. – Знакомься, Вильгельм Каттерман.

— Лучше просто Билл, – улыбнулся юноша, вставая навстречу.

— Билл, а этого американца зовут Девид Йост.

Глава 12.

Билл сидел на балюстраде небольшого балкона на втором этаже дома Густава и, чуть прищурившись, смотрел на редкие огни ночного Феса. Он видел, как друг тихонько приоткрыл дверь и чуть подвинулся, приглашая Шеффера присесть.

— Как тебе Йост?

Билл пожал плечами и чуть улыбнулся:

— Нормально. Он настоящий американец, под конец меня уже начал слегка раздражать его позитив.

— Да, – хохотнул Густав. – Иногда его хочется треснуть чем-нибудь тяжелым.

Билл меланхолично кивнул и снова стал наблюдать за городом. С языка Шеффера едва не сорвался вопрос, почему Билл такой грустный, но молодой мужчина успел себя остановить. «И действительно, что такого с ним случилось?» — с грустной иронией спросил себя Густав. – «Подумаешь, вся жизнь пошла под откос».

— Билл. Пришел пакет из американского посольства. Здесь твой паспорт, восстановленное свидетельство о рождении и еще какой-то файл с несколькими листами.

Юноша резко повернулся.

— Купер обещал выяснить, почему Тома не пускают в Штаты, – Билл протянул руку и взял у друга папку. Дрожащими пальцами он достал листы из прозрачной пленки и рвано выдохнул, юноша ужасно боялся узнать еще что-нибудь ужасное о человеке, которого любил.

— Хочешь, я прочитаю? – тихо спросил Густав, но брюнет только тряхнул непривычно короткими волосами и принялся читать.

«20 марта 200¬¬¬ * года Томас Каулитц был арестован офицерами полиции Гамбургского отделения по обвинению в умышленном причинении тяжкого вреда здоровью восемнадцатилетнему Отто Йенгу. По словам потерпевшего, Каулитц нанес ему ножевое ранение в живот. Как показало расследование, накануне вечером оба молодых человека проводили время в клубе «7H» и в состоянии алкогольного опьянения завязали драку, в результате которой пострадал Йенг.

После длительного судебного процесса Томас Каулитц был приговорен к двум годам условно и штрафу в размере пятидесяти тысяч евро, с обязательством полностью оплатить медицинские расходы потерпевшего».

Билл сглотнул горький комок, застрявший в горле, и откинул один лист в сторону, но его тут же поднял Густав, быстро пробегаясь глазами по тексту. Собравшись с силами, Билл принялся читать сообщение, оставленное Купером.

«По законодательству Соединенных Штатов Америки, лицам, имеющим в прошлом судимость по статьям, связанным с неприкосновенностью человеческой жизни, въезд в страну закрыт».

— Так вот в чем дело, – задумчиво протянул Густав, прочитавший письмо работника посольства через плечо Билла.

Юноша ничего не ответил: ему казалось, что его очередной раз заставили нырнуть в прорубь – дыхание перехватило, сердце почти замерло, и только мозг, по ощущениям увеличившийся вдвое, грозился разорвать черепную коробку изнутри.

— Билл, ну прекрати, – Шеффер не на шутку испугался, увидев помертвевшее лицо младшего друга. – Не надо так, прошу тебя.

— Густ… Как? Как я мог не видеть, что за чудовище было рядом со мной? Я… Я любил его, а он…

— Он хороший актер, – горько ответил Шеффер, чуть поморщившись. – А ты был слишком влюблен.

Несколько минут молодые люди молчали, но потом Билл чуть пошевелился и всхлипнул, судорожно втягивая воздух.

— Я тут подумал, может… Я сам виноват, наверно. Должен же я был заметить, но … просто не хотел видеть правды. Наверно, я заслуживаю…

Густав развернул худое тело к себе и хорошенько встряхнул, он очень разозлился на друга.

— Билл, прекрати, ты что несешь!? В чем ты можешь быть виноват? Это он – конченая сволочь! А ты.. Ты просто доверчивый и очень … — Густав замолчал, не в состоянии найти правильного определения.

— Глупый? – подсказал Билл, стирая рукавом набежавшие слезы.

— Нет, Билли, – неожиданно мягко ответил Шеффер. – Просто ты очень сильно хотел быть любимым.

Томас раздраженно выругался и резко открыл дверь номера в гостинице, где остановились они с Георгом. Мужчина ждал посыльного, который принесет ему документы на въезд в Марокко, поэтому он распахнул дверь, не глядя и не спрашивая, но вместо курьера на пороге оказался тощий блондин, манерно откидывающий челку с глаз.

— Привет, Том, – растянув гласные, сказал Андрэ, делая шаг через порог. Том только посторонился и наблюдал за тем, как бывший любовник проходит в гостиную.

— Чего тебе надо? – грубо спросил Каулитц.

— Хотел узнать, как Биллу понравился шопинг в Париже. Он разве не здесь? – блондин огляделся, вскидывая едва заметную бровь.

— Тебя не касается, – ответил Том, окидывая костлявое тело презрительным взглядом. «И как мне могло это нравиться? Одни кости и углы, вот у Билла все линии плавные, тонкие…».

— Так его нет, может, тогда развлечемся? – Андре прикусил нижнюю губу, глядя на бизнесмена завлекающе.

— Андре, иди отсюда, – бросил Том и отвернулся, намереваясь пойти в спальню и найти свой сотовый. Но путь ему преградил блондин, голубые глаза которого были угрожающе сощурены.

— Какого черта, Том? Когда ты тр*хал меня на столе на глазах своего муженька-идиота, все было хорошо…

Закончить он не успел. Том схватил его за лацканы пиджака и припечатал к стене, заставив клацнуть зубами от удара.

— Еще раз скажешь что-то подобное про Билла, тебе больше вообще не захочется с кем-то тр*хаться, – прошипел он в испуганное лицо.

— Но Том, раньше…

— Забудь, что было раньше, – Том отошел на шаг. – Я вообще жалею, что связался с тобой.

— Уж не потому ли, что Билл после этого видеть тебя не хочет? – видя несколько обескураженное лицо молодого человека, Андре усмехнулся. – Ты думал, никто не знает? Достаточно одного взгляда на твоего бедного забитого благоверного, чтобы увидеть, что счастливый брак не удался.

— Заткнись, – рыкнул Том, но блондин только гадко усмехнулся.

— Ты всю жизнь использовал всех, кто испытывал к тебе какие-либо чувства. Знаешь, я рад, что хотя бы твой муженек смог сделать так, что ты понял, что значит быть брошенным.

Сверкнув глазами, Андре вылетел из номера, оглушительно хлопнув дверью. Том только тупо смотрел на разбившуюся вазу, упавшую на пол от хлопка двери, и не мог прийти в себя. Блондин сказал ему такие слова, которые впервые заставили его осмыслить свое состояние. Он злился на Билла за его побег, приходил в ярость от того, что его замечательный план пошел прахом, но больше всего его терзала… обида. На самом дне души Тому было ужасно обидно, что Билл бросил его, хотя и клялся в любви.