Повозка тихо вкатилась под сень сплетающихся древесных крон – на едва приметную в предрассветной мгле тропинку. Вячеслав спокойно вышагивал рядом, ничуть не отставая.

– Забирайся в повозку, – буркнул отец. – Путь неблизкий.

Вячеслав с благодарностью кивнул. И пристроился рядом со мной. Вот тогда я и приметил выглянувший из-под дерюги чехол.

Волки атаковали нас около полудня.

Лес поредел. Сквозь полог листвы пробивались солнечные лучи, световыми стрелами вонзающиеся в примятую траву. Я до сих пор не понимаю, зачем они напали. В стаи волки сбиваются осенью, а от человеческих троп держатся подальше. К тому же, нас было четверо. Не по зубам добыча, если разобраться.

Но они напали.

Сперва мы услышали вой. А потом – шорохи в кустах. Промельки серых тел. Отец дёрнул поводья, останавливая лошадь. И схватился за короткий меч, доставшийся ему от деда, служившего некогда князю Дремиру. Кейстут сжал рукоять топора. А наш спутник неторопливо расстегнул завязки на дерюге. Моему взору предстал целый арсенал клинков. Тело Наставника покрывали кожаные накладки, перекрещенные ремни с чехлами… А в тех чехлах – ножи. Помню, у меня отвисла челюсть.

В следующий миг заросли ожили.

Вячеслав двигался с невероятной скоростью. Я не мог себе и вообразить, что человек способен на такое. Его руки отправляли в смертельный полёт клинки и возвращали их обратно. Хруст, визг и ругань отца слились воедино, сплелись в полотнище схватки. Ножи Вячеслава, казалось, жили собственной жизнью. Разили направо и налево, возвращались к нему в ладони, вновь спешили по неизведанным траекториям… Помню, одного зверя зарубил отец. Кровь брызнула мне на лицо и одежду. Реальность разделилась на вспышки-образы. Оскаленная пасть. Я инстинктивно черчу перед собой руну – ту, что так невзлюбили муравьи. Волк врезается в невидимый барьер и сползает на тропу. Вскакивает. И катится с ножом в боку, загнанным по самую рукоять. Вспышка. Клинок возвращается, щедро разбрасывая кровь…

Это было невероятно.

Я впервые увидел мастера ножей за работой. Он положил в одиночку целую стаю. Ну, кроме того самца, зарубленного отцом. Кейстут размахивал топором, стоя на телеге и что-то орал при этом.

– Умолкни, – сказал отец.

Повисла тишина, нарушаемая лишь поскуливанием издыхающего вожака – матёрого волчары, серого с белой опушкой. Вячеслав шагнул к нему и перерезал глотку. Присел. Вытер клинки о шерсть. Убрал в чехлы. Поднимаясь, он уже застёгивал дерюгу.

Кейстут всё ещё судорожно сжимал топор.

– Садись, – ласково промолвил Вячеслав. – Их больше нет.

Вспышка.

Я понимаю, что карие глаза мастера ножей впились в меня.

– Ты сотворил руну щита, – сказал Вячеслав. – Кто тебя этому научил?

Я пожимаю плечами.

– Никто.

Вячеслав поворачивается к отцу.

– Есть разговор. Долгий.

Отец не ответил.

Мы насчитали около дюжины павших тварей. Отец с Кейстутом отрезали им головы, завезли в город и получили хорошую награду от князя. Продав мёд и воск, мы двинулись в обратный путь. И вновь с нами был Вячеслав. Допоздна они о чём-то спорили с отцом. Пили мёд. Мать в беседу не вступала.

У меня было предчувствие, что решается моя судьба.

Утром дверь в комнату, где я спал, отворилась. На пороге стоял хмурый, не выспавшийся отец. От него несло медовухой.

– Собирайся, – сказал отец. – Ты едешь в Трордор.

Так Вячеслав сделался моим Наставником. И прервал нить скитаний. Потому что нашёл достойного ученика.

Прошлое схлынуло.

Сквозь палимпсест событий проступило дождливое утро Крумска. Свежие руны на старом, выскобленном пергаменте.

Рассвет.

Я разбудил сопящего Грорга.

И лёг спать. На сей раз – без сновидений.

Меня разбудил птичий щебет.

Открыв глаза, я увидел яркое солнце, поднявшееся высоко над горизонтом. В небе носились ошмётки вчерашних туч. Дверь балкона – нараспашку. По комнате гулял свежий ветер. Он же шумел в кронах деревьев за окном.

Стол убран.

Грорг деловито пакует дорожные сумки.

Поднимаюсь.

– Доброго дня, – голос Коэна доносится из-за моей спины. – Собирайся.

Я зевнул. Диалог вызвал приступ дежавю.

– Куда?

Спал я, как выяснилось, в полной амуниции. Только сапоги сняты.

– В сердце Озёрного Края, – ответил Коэн. – К заброшенному Храму у Лихого Брода.

Я вздрогнул. Одна из легенд моей гильдии. Некогда, на заре времён, в Озёрщине стоял Китоград, могучая и прекрасная столица Царства Вигов. Его власть простиралась очень далеко, даже на земли Трордора, коего тогда и в помине не было. Поговаривали, что Царство – наследие Державы Четырёх Сторон. Китоградский властитель контролировал речной путь к Срединному Морю, а, следовательно, – всю торговлю тогдашней Тверди. Вечно так продолжаться не могло. Западные королевства сплотились под властью Вотуна Проклятого и объявили войну Царству. На стороне Проклятого выступила Гильдия Магов. В те времена колдуны были сильны, и удар их поверг Озёрщину в ужас. Тичь изменила своё русло, бесконечные дожди смыли посевы и затопили ряд городов, ураганы сносили целые армии. Высвободились древние стихии воздуха и воды. Эти стихии обрушились на Храм Демиургов. И что-то произошло. Что-то очень нехорошее. В морских глубинах у западного побережья распахнулись врата в иной мир. Жуткие создания вылезли на берег и положили конец цивилизации Вотуна. А затем столь же внезапно пропали. С небес на башни магов спустились крылатые машины и сравняли их с землёй. Почти никому из кудесников не удалось спастись… Дальше легенда описывает возникновение Гильдии Ножей. Лучшие воины и независимые маги Тверди объединились, чтобы создать структуру для защиты Храмов. Никто не хотел повторения кошмара.

Китоград быстро утратил своё влияние и зачах. Люди покинули былую столицу. Дороги к Лихому Броду заросли. Упадок и разложение надолго воцарились под лунами. Озёрщина рассыпалась на удельные княжества.

– Дурное место, – вздохнул Грорг.

Я был с ним согласен.

– У нас нет выбора, – Коэн направился к двери. – К тому же вы на меня работаете. Я плачу не за суеверия.

Тон посредника стал резким. Отбивающим всякую охоту возражать.

И мы не возражали.

В полдень явился гонец от Ратимира с вестью, что проводник готов отправиться в путь. Нам надлежало явиться через час к главным воротам, где он будет нас ждать в компании дружинников из отряда сопровождения. Коэн поспешил вниз, чтобы расплатиться с хозяином.

Не таясь, я вывел Рыка из наших покоев в задний двор, и уже знакомыми закоулками мы добрались до экипажа. Встретившийся нам конюх отшатнулся, вжавшись в забор. Рык не обратил на него ни малейшего внимания. Ветер поигрывал шерстью на его загривке.

– Шевелись, – Коэн откинул крышку люка в полу экипажа. – Нас ждут.

Пахнуло зимней свежестью.

Рлок с достоинством удалился в подполье. Я задвинул щеколду люка. Коэн трижды ударил посохом в переднюю стену.

Экипаж тронулся.

«Дымный горшок» уплыл прочь и вскоре его отрезал поворот улицы. Экипаж прогрохотал по гулким ущельям Крумска и замедлил ход, приблизившись к городской стене. Там нас действительно ждали. Пятнадцать крепких воинов, все конные, в кожаной броне со стальными накладками, вооруженные луками, полуторными мечами, секирами и булавами. Ни одного копейщика. Правильно сделал князь – в лесу копья ни к чему.

Проводник доверия не вызывал. Косматый сгорбленный старик с безумным взглядом, увешанный с ног до головы амулетами да оберегами, перепоясанный бесчисленными верёвочками и шнурками. У пояса – кривой охотничий нож и фляга. Старик опирался на изогнутый посох, с набалдашника которого свисали крохотные шарики, побелевшая косточка, пучок перьев и медвежий клык.

Коэн вышел наружу. Перекинулся парой слов с предводителем отряда, затем с безумным дедом и вернулся обратно.

Дед залез на крышу, примостившись рядом с возницей.