Мы направились к арке ворот.
– Ты ему доверяешь? – спросил я.
Коэн сел у письменного стола. Принялся задумчиво перебирать бумаги.
– Старику?
– Да.
– Вполне. Ратимир написал, что он следопыт, знает всю Озёрщину. И, самое главное, – раньше жил в тех местах.
– Почему он нам помогает?
– Я щедро плачу.
– Он стар. Зачем ему золото?
– Не ему, – Коэн убрал бумаги в ящик стола и достал оттуда увесистый кошель. – Плата предназначена одному из вассалов князя. Это выкуп.
– Выкуп?
– Наш провожатый, Ивен из Верхней Сусании, – раб. Он хочет умереть свободным человеком.
Сказанное повергло меня в ступор. Наконец, удалось выдавить:
– Мне казалось, в Озёрщине нет рабов.
Коэн смерил меня насмешливым взглядом.
– Они есть везде. В большей или меньшей степени. Пленных берут в рабство. Таков обычай. Я оставил выкуп Ратимиру. Когда мы доберёмся до Верна, я пошлю ему весточку, и золото будет передано в нужные руки. В ответ мне отправят вольную. Это – гарантия того, что Ивен не кинет нас в болотах.
В который раз я восхитился расчётливостью своего спутника.
– Кстати, – Коэн швырнул мне кошель. – Раз уж речь о деньгах.
Я поймал мешочек.
Тяжёлый.
– Твоё жалованье.
Киваю. И прячу золото в рюкзак.
Эрнский тракт, попетляв вдоль крутого правого берега Тичи, вновь углубился в лесные дебри. Каменная кладка сменилась вытоптанной колеёй.
Потянулись однообразные дни. Мы скакали, останавливаясь лишь затем, чтобы перекусить, напоить лошадей и дать им передышку. Озёрный Край был поистине велик. Мимо нас проносились рощи, луга и поля. Местность была в основном равнинная, лишь изредка тракт огибал холмы и овраги. Порой мы проезжали по мостам, переброшенным через лениво текущие реки. Кое-где нам встречались деревни и ветряные мельницы, неспешно вращающие лопасти на продуваемых всеми ветрами пригорках. На ночь мы разбивали лагерь. Разводили костёр, били кроликов и прочую мелкую живность, варили похлёбку и жарили мясо на углях. Делились на группы по три человека и несли по очереди вахты. Сидели подолгу, глядя, как искры отделяются от огня и уносятся в звёздную даль…
Все воины общались на державном наречии, так что мы прекрасно понимали друг друга. Их предводитель, десятник Трибор, был ветераном пограничных войн. Жилистый, русоволосый и бородатый, он вечно вслушивался в звуки чащи и настороженно относился ко всему. Под пинту доброго эля десятник становился разговорчивым и травил нам байки о стычках с язычниками и волколаками.
Издревле Озёрный Край поклонялся собственным богам. Их капища ставили по берегам рек, их искусно вырезанные из дуба или кости фигурки служили оберегами. Им приносили жертвы. Культ Демиургов нарушил вековой уклад и посеял вражду меж князьями и племенами. Эта вражда и поныне не давала покоя Ратимиру.
– А что, – спросил Вестас, самый молодой из нас, – доводилось тебе биться с перевертнем, Трибор?
Мы только что заварили чай с чабрецом, и Вестас разливал его по кружкам. Мех с элем уже опустел.
Трибор хлебнул чаю. Задумчиво уставился в огонь.
– Думаете, сказки это, – вдруг сказал он. И поставил кружку на щит по левую руку от себя. – Так, Вестас?
Парень хмыкнул:
– Попробуй сыщи на сто вёрст окрест Крумска хоть одного перевертня.
– Не сыскать, – кивнул Трибор. – А в Чудских Угодьях тебе доводилось бывать? Или на Чёрных Болотах?
Вестас промолчал.
Мы разбили лагерь у излучины Нетвиги, левого притока Тичи. Холм, где мы стояли, с одной стороны прижимался к воде, а с трёх других был окружён высокими соснами. С тракта мы съехали.
Я подбросил полено в костёр. Шевельнул суковатой палкой.
Взметнулся сноп искр.
Сегодня мы вдоволь наелись крольчатиной. Дружинники спали под открытым небом, как и Грорг с Ивеном, подложив под головы попоны. Коэн, по обыкновению, ночевал в экипаже. Грорг жутко храпел.
Рык охотился.
Отголоски первобытной рлочьей радости едва касались моего разума.
Люди князя не сразу привыкли к зверю. Смотрели искоса. С опаской. Но понимали, что рядом могучий союзник. Пусть и вечно голодный.
– Ладно, – Трибор потянулся за кружкой. – Слушайте.
Мы подсели ближе.
Случилась эта история, по словам десятника, лет двадцать назад. Отец Ратимира, князь Хоруг, вёл кровопролитную войну с двенскими племенами, занявшими лучшие пойменные луга Тичи. Ему были нужны союзники. И искать их владыка решил в Чёрных Болотах. Те места пользовались дурной славой, но князя это не остановило. Уж больно напирали двены, брали одну крепость за другой на Речных Островах. А тут явился из дремучих чащ посланец и заявил, что тамошний вождь хочет породниться с Хоругом. Есть, мол, у него дочь, а у князя подрастают сыновья. И, коли даст согласие светлый князь на этот брак, Чёрные Болота выставят четыре тысячи бойцов под его знамёна. Крепко призадумался Хоруг. О болотных воинах сказывали, что оборачиваются они во время боя в жутких тварей, быстрых и необоримых. И убить их очень сложно. Берут перевертней лишь ясеневые стрелы заговорённые, да клинки с забытыми рунами. Хоруг понимал, что союз с Болотами решит исход войны. Но и сыновей своих он любил. И долго не мог сделать выбор – кого отправить в Мерф, Теневой Град, столицу Болот. Посланец терпеливо ждал ответа. Хоруг бросил жребий. И ехать выпало Свенельду, старшему сыну. Едва встретив шестнадцатую весну, Свенельд склонил голову перед решением отца. Ранней осенью, когда листья на деревьях тронула желтизна, он тронулся в путь во главе отряда из тридцати мечников. Был среди них и Трибор.
В Мерф они въехали с первыми дождями.
Город окружали торфяные болота. Ни крестьян, обрабатывающих поля, ни ремесленников они не встретили. Обитатели Чёрных Болот жили охотой. И набегами на приграничье. Теневой Град не был обнесён стеной. Но попасть в него чужаку было непросто – тропы, огибающие гибельную топь, знал лишь местный люд.
В полуверсте от Мерфа лежало капище. Холм, вершину которого огородили бревенчатым частоколом. Заостренные, грубо отёсанные стволы кое-где украшали побелевшие черепа животных. И людей. В центре капища рос приземистый трёхсотлетний дуб, а под ним был установлен каменный алтарь. Полукруг резных, вкопанных в землю тотемов, злобно таращился на того, кто осмелился переступить черту святилища.
Турм, вождь союза племен Черноболотья, жил в срубном трёхэтажном доме, к которому прилепилось множество пристроек. Воинов и слуг Свенельда разместили со всеми почестями в лучших комнатах.
Проблемы начались неделю спустя.
Местные и без того косились на северян, шептались, что чужакам здесь не место. Во время одного из пиров захмелевший Кветень облапал одну девку, а затем и вовсе увлёк её в кладовые. Появились оба спустя час, раскрасневшиеся и довольные. Девка оказалась женой Вулкара, ведавшего личной охраной вождя.
Наутро Кветеня нашли с перегрызенным горлом. А девку – со вспоротым животом.
– Вы вступились за него? – перебил Вестас.
– А то, – Трибор кивнул. – Этот придурок был моим братом по оружию.
Я сыпанул чай в котелок и наполнил его водой из меха. Взял почерневший от копоти крюк и повесил жестянку над огнём.
Свенельд ещё спал. Турм с дочерью – тоже. Вооружённый отряд под предводительством Готвига Бычьей Шеи вломился в палаты вождя и сцепился с охраной. Вот тогда северяне впервые и отведали клыков перевертневых. Дружинники Турма обернулись кто в волка, кто в медведя и принялись за дело. То были странные звери. Было в них и животное и человеческое начало. Некоторые оборачивались не полностью, стояли на задних лапах, а в передних держали мечи и кастеты. Двигались очень быстро, рвали глотки в прыжках. А прыжками могли покрыть полкомнаты.
Я втянул ноздрями воздух.
Пахло душистым чаем.
– Скоро закипит? – спросил Вестас.
– Почти готово.
Трибор умолк. Некоторое время тишину нарушала лишь булькающая в котелке жидкость.
– И что дальше? – не выдержал Вестас.