– Ножом.

– Хм… Возможно, она фантазирует, что ты бреешь ей лобок.

– О боже, спаси меня…

– Что еще?

– Теперь она хочет, чтобы я промыл крышу из шланга.

– Вот видишь, все лежит на поверхности. Она хочет, чтобы ты побрил ее, а потом помыл из своего шланга. Или, может, когда твои кабачки станут для нее достаточно большими…

– Нет, прошу тебя, остановись! – прервал я Алексу. И прибавил: – Все это чушь полная. Просто мне приходится выполнять некоторую работу по дому. Собирать овощи, копать в саду, чистить крышу. Это обычное дело в деревне. – Хотя был вынужден признать: расхаживать по дому в прозрачной ночной рубашке и случайно или нарочно вламываться в ванную и таращиться на мой член – это вряд ли можно назвать обычным делом. – Но теперь, когда я пытался отравить ее, она воспримет это как подсознательный сигнал, не так ли? Оставь меня в покое, или я убью тебя?

– Да, не беспокойся, думаю, теперь это закончится.

– Слава богу.

– Ну, а в остальном, все нормально? – Алекса рассмеялась. – О, бедный Пол. – Мне показалось – или в ее голосе действительно прозвучали ностальгические ноты?

– Да-да, а у тебя?

– Я возвращаюсь в Париж недели через две-три, – сказала она. – Буду работать над фильмом.

– Ты теперь еще и фильмы снимаешь, не только фотографируешь?

– Пытаюсь. Это будет… как же вы говорите?… Да, учебная практика. В настоящем художественном фильме.

– Вау!

– Несколько сцен будут снимать в Париже, и я буду работать ассистентом. Можешь как-нибудь подъехать. Хотя тебя, наверное, не будет в Париже?

– Не знаю. Что, если они не выпустят меня отсюда?

Алекса рассмеялась, как будто я шутил.

Когда я вернулся домой, там творилось что-то невообразимое. Везде горел свет, входная и задняя двери были распахнуты настежь. Флоранс и Мишель носились по дому с тряпками и швабрами.

– Что случилось? – спросил я.

– Maman… – Флоранс была вся мокрая и в мыле в прямом смысле слова. – Она включила стиральную машину, но забыла опустить шланг в душевой поддон. И машина преспокойно выкачала девяносто литров мыльной воды на пол ванной. Вода просочилась и в подвал, залило все овощи, которые ты собрал.

– Девяносто литров теплой мыльной воды? Из шланга? И на мои кабачки? – Если по Фрейду, то Бриджит явно пошла вразнос.

Все, с меня довольно, решил я, как только воду соберут, мы убираемся прочь из этого дома. Из этой деревни. Из Корреза. Куда-нибудь, где нет лопат, заросших мхом крыш, нет кабачков. Прежде всего, никаких кабачков.

Французы не стесняются рассказывать политически некорректные анекдоты. Они охотно высмеивают жителей Оверни[70] за их скаредность, швейцарцев подвергают насмешке за медленную речь, бельгийцев – за недостаток ума.

Взять, к примеру, тот анекдот про бельгийца, который проваливается в шахту лифта. Падая вниз, он рассуждает (здесь надо изобразить утробный бельгийский акцент): «Надо же, а это не так уж страшно. И совсем не больно. Нет, не больно. Пока не больно. Не больно. Ай!»

Ну, хорошо, согласен, юмор так себе, но сейчас мне было смешно, потому что я сам превратился в того самого бельгийца.

Меня несло к берегу со скоростью сто миль в час, и я испытывал потрясающие ощущения. Это было уже в десятый, двадцатый раз, но эйфория не проходила.

Я ускорялся, выжимая не меньше двухсот в час, чувствуя, как зависаю в воздухе, а голова гудит от шума. Наверное, это незабываемое впечатление, когда падаешь из самолета без парашюта, если только ты способен наслаждаться свободным полетом, не задумываясь о том, что случится при встрече с землей.

Меня затрясло, как на кочках, потом все потемнело, и мир перевернулся. Я почувствовал, как моя шея едва не хрустнула, и вдруг все встало на свои места, и я лежал на животе, тяжело дыша, улыбаясь своей девушке, загорающей топлес.

Последняя волна оказалась куда круче, чем все остальные, она вырвала у меня из рук бодиборд и заставила перекувырнуться. Наверное, пора передохнуть.

Я поднял свою доску, тряхнул головой, избавляясь от воды в ушах, и пошел по песку к Флоранс. Она лежала на оранжевом пляжном полотенце, с закрытыми глазами, думая (как я надеялся) о том, как здорово, что мы находимся за сотни километров от ее матери.

Мы были на острове Ре, что тридцатикилометровой полосой тянется вдоль западного побережья Франции. На карте он чем-то напоминает тощую куриную лапку с длинным изогнутым пальцем на западном окончании. На самом деле это уже и не остров как таковой, потому что теперь – после долгой экологической возни – огромный мост надежно приковывает его к материку.

Мы были здесь всего два дня, но я уже пришел к выводу, что на Ре есть все, чего только можно желать от жизни. Ну, если только ты не полярник, не трейнспоттер[71] и не охотник на носорогов.

Начнем с того, что в городке, где мы остановились, каждый день работал рынок и можно было покупать местные морепродукты, дыни, нектарины и абрикосы, которые помогли мне забыть о существовании кабачков и клубники. Был ларек, где продавали легкие островные вина, которые поднимали настроение и не портили его утренним похмельем. Здесь же предлагали живое пиво из местной пивоварни, и, если мне не хотелось пить его дома, можно было расположиться в многочисленных барах и cafés, где все посетители были такими же анонимными, как и я.

Волны со стороны Атлантики накатывали достаточно серьезные, чтобы привести меня, новичка-любителя, в состояние нервного возбуждения, но не огромные, что привлекало этих умников-сёрфингистов, каждый из которых так и норовил зацепить тебя своей доской, если ты осмеливался пойти на «их» волну.

В начале июля остров, вдобавок ко всем прочим прелестям, был зоной, свободной от носков. Я нахожу, что, когда пальцы моих ног на свободе, тогда и остальные части тела чувствуют себя гораздо более раскованно и готовы на подвиги.

Ну и потом, рядом со мной была Флоранс, на конец-то освобожденная из плена материнских запретов.

Флоранс была идеальной девушкой для каникул (как мне тогда казалось), и не только потому, что при виде ее фигуры казалось, будто бикини изобрели специально для нее, – она обладала еще и неистощимым сексуальным аппетитом или, по крайней мере, весьма убедительно это симулировала. Есть девушки, которые то и дело повторяют: «О, не переживай из-за меня, главное, чтобы ты получил удовольствие», – и в таких ситуациях я начинаю чувствовать себя полным импотентом. Но с Флоранс все было иначе. Она определенно не была той женщиной, которую представила Мадонна в своей знаменитой песне «Как девственница». Скорее она была девушкой из песни «Сделай это со мной еще раз».

Мы остановились в летнем домике отца Флоранс, где было три спальни и еще больше кроватей, плюс к тому пара диванов и громадная ванна. Все эти предметы интерьера уже были опробованы нами за то короткое время, что мы здесь прожили.

И сейчас, пока я стоял над Флоранс, лежащей на песке, и капли воды с моих волос капали в ее золотистый пупок, я мечтал лишь о том, чтобы быстрее вернуться домой и начать все сначала.

Я знаю, это глупая мальчишеская выходка – разбудить девушку, обрызгав ее холодной водой. Но устоять перед соблазном невозможно. Девушка визжит и корчится, мышцы ее живота напрягаются, груди вздрагивают и затвердевают соски. Потом, если тебе повезет, она соблазнительно улыбнется, и тебе лишь останется встать на колени и поцеловать эту улыбку.

– Не пора ли мне втереть в тебя еще немного солнцезащитного крема? – спросил я.

– Но я же не заходила в воду.

– Ну тогда, может, я сотру старый слой и натру тебя заново? Предосторожность не бывает лишней, когда речь идет о защите от ожогов.