Он, как на автомате, поднялся в квартиру, снял верхнюю одежду и прошел в свою комнату, не обращая внимания ни на приветственные вопли малышей, выспавшихся после обеда, ни на озадаченный возглас матери:

- Сын, что-то случилось? Мой руки, садись обедать.

Хартмут понимал, что ему нужно спокойно сесть и обдумать произошедшее, которое до сих пор не укладывалось в голове, и, возможно, тогда он снова обретет душевное равновесие, которое раньше никогда не покидало его. Он переоделся в футболку и домашние штаны и долго мыл руки в ванной, намыливая, смывая пену и снова намыливая. В зеркале над умывальником отражалась совершенно белая физиономия с безумным взглядом. Так же отрешенно сел за стол на кухне и съел все, что поставила перед ним мать. Она встревоженно поглядывала на сына, но больше ничего не спрашивала. Пообедав, Хартмут вернулся в свою комнату, закрыл на защелку дверь, лег на диван и, не обращая внимания на вопли братьев, старательно вспоминал и обдумывал каждую минуту, каждое действие в доме Ильи.

Вывод вырисовывался один: все, что происходило до того момента, как Златоверхий кинул полотенце на план Хартмута, было совершенно стандартным, как и на протяжении последних десяти с лишним лет, но вот с этого момента поведение Ильи стало нехарактерным для него. Ведь по логике в ответ на угрозу Хартмута, кидание полотенца и уж тем более толкание Илья должен был его в пол вкатать, а вместо этого он его специально провоцировал своим «немец». Стоп! Столь неординарное поведение Ильи и началось после того, как Харт предположил, что того мало пороли (на самом деле Хартмут и не сомневался, что Илью никогда не били дома). Он вспомнил, как после этих слов у Ильи зазолотились, засияли глаза, расслабились губы и голос стал чуть ниже и тягучей, а после того, как он начал его бить, тот... (в сознании Хартмута встала детальная картина этой сцены, то, как Илья, вместо того, чтобы сжаться под ударами наоборот расслабился и... кончил). Харт схватился за волосы. В этом не было никаких сомнений: Златоверхий кончил от того, что Харт его порол! Теперь, когда Айхгольц вспомнил все до мельчайших подробностей, всплыла еще одна вещь, которая стала для него открытием, но которую он не мог игнорировать в силу практичного характера: нельзя закрывать глаза на то, что уже случилось, лучше разобраться, почему именно это случилось. Он отчетливо вспомнил напряжение и приятную тяжесть в собственном паху до того, как осознал, что происходит. У него встал, когда он бил Илью! Но в тот момент он даже не понял того, потому что возбуждение ушло слишком быстро, но теперь, вспоминая все это, он не мог отрицать перед самим собой, что возбудился, охаживая ремнем парня.

Хартмут вскочил с дивана и включил комп, набрал в браузере «порка», мгновенно высветилось более двухсот тысяч результатов, сайты поражали разнообразием вариантов. С осторожностью он нажал на первую же ссылку и начал читать.

***

У Ильи не происходило никакого перелома личности и пересмотра жизненных позиций - он всегда воспринимал себя таким, какой он есть. И когда Айхгольц сказал свое сакраментальное про порку, что-то в Илье переклинило, тело отреагировало так, как никогда до этого, и он стал специально провоцировать Хартмута. И та неведомая до сих пор тяжесть, которой начал наливаться пах, оказалась такой сладостной, и первый в своей жизни оргазм, испытанный им под шлепками Хартмутова ремня, стал сказочным наслаждением, которое хотелось получить еще и еще. Поэтому пока в ванной он переодевал испачканные спермой трусы и штаны, в голове зрела мысль о повторении полученного удовольствия, но ясно было, что с таким, как Айхгольц, просто так это не получится, вряд ли его удастся спровоцировать еще раз, а значит, и действовать нужно прямо, а об остальном он подумает потом. О садо-мазо он не знал ничего, кроме значения этих слов, но понять, что он испытал оргазм именно от боли, но боли специфической (по крайней мере ни драки, ни бои его никогда не возбуждали), он смог на раз.

Златоверхий ожидал, что, когда он выйдет из ванной, Хартмута и «след простынет», но нет, тот стоял посреди комнаты, бледный и испуганный, и как было необычно получать моральное удовольствие от того, как позеленел одноклассник, услышав о повторе. А в том, что повтор будет, Илья не сомневался - проект не закончен, значит, время есть. В сущности любой мог быть на месте Айхгольца - для Златоверхого это было не принципиально, личность того (доминанта, как он выяснил потом в интернете), кто может с помощью битья доставить ему подобное удовлетворение, не занимала его совершенно. Но раз уж попался Айхгольц, то зачем искать другого?

***

Действие прочитанного Хартмутом было двояким: с одной стороны, он почему-то возбуждался, ясно представляя, что он мог бы сделать со Златоверхим, с другой стороны, он чувствовал легкое отвращение и не мог понять сам себя. К сожалению, идти с подобным к дедушке он не решился. Еще его волновало завтрашнее посещение школы, он не был уверен, что сможет спокойно, не передергиваясь или, что еще хуже, не возбуждаясь, смотреть на Илью. Мало того, он совершенно не собирался вникать в техники порки, но тем не менее изучил всё очень внимательно, словно действительно собирался это делать. Он даже несколько раз с разной силой хлопнул себя по ноге ремнем, скривившись от боли. Дома телесные наказания приняты не были, в драках Хартмут тоже никогда не участвовал и понять, что там могло понравиться Илье, так и не смог.

В школе Златоверхий вел себя совершенно обычно, то есть ничего и никого не замечал, и Харт не стал исключением. Вроде можно было с облегчением вздохнуть, но где-то на границе сознания появилась легкая обида. Хотя... что он, собственно, знает о Златоверхом? Вполне возможно, у него кто-то есть, кто регулярно сечет его задницу, но зачем тогда нужно было говорить о следующем разе? Ради шутки?

Уроки закончились, и Харт, внешне совершенно спокойный, отправился домой, где, едва переодевшись и пообедав, заперся в своей комнате и засел за компьютером. Он открыл очередной сайт с флагелляцией в надежде найти что-то упущенное вчера. Конечно, за один день освоить столько новой информации было сложновато, но вроде суть он понял, так сказать, с теорией разобрался, а что до практики, то только сама практика и поможет. Ему даже странно было, что он исподволь ждал этого: ему хотелось выпороть Илью, словно это какая-то новая интересная игра, да и в интернете так и писалось «эротическая ролевая игра». Он в глаза не видел ни плеть, ни кнут, а тем более бич, хотя вполне их себе мысленно представлял, как и розги, стек или трость, а вот флоггер было что-то из разряда «никогда даже не слышал», но и заинтересовал он его больше остальных предметов для порки.

Хартмут перечитал наиболее понравившиеся ему статьи, ну, не в том смысле, что понравилось содержимое статей, а в том, что написано было просто и доступно, и перешел к новой: «Ну вот и сбылась ваша мечта: вы нашли девушку, которая согласна развлечься с применением кожаной плетки». Харт усмехнулся: «девушку», да и кто кого еще нашел. «Эротический сценарий подразумевает романтику, цветы и свечи, интимный ужин, предварительные ласки», - он представил, как вручает Златоверхому букет, тащит его в кафе, где тот воротит нос, а потом ведет домой и, как «непослушную девочку», охаживает плетью. Ему было и смешно, и жутковато, и он вовсе не был уверен, что, случись такое в действительности, он смог бы осознанно пороть Илью. Ведь на самом деле никакой такой действительности не может же быть? Хартмут решительно закрыл все вкладки, относящиеся к флагелляции, и начал готовиться к завтрашнему учебному дню.