Но Маргарита приняла его с холодностью, и когда Филипп сказал ей несколько лестных приветствий, то его удивила показавшаяся на губах невесты улыбка презрения. Она вспомнила подслушанный ею разговор, и когда король, наскучив бессвязной и неловкой беседой, вздумал спросить, который час, Маргарита в рассеянности, полагая, что он обращается к ней, отвечала:

– Как будет угодно Вашему Величеству.

Король принял эту фразу за глупость, но то была насмешка.

Что касается до придворных дам, то Маргарите ни одна из них не понравилась.

Утром, при первых словах униженной лести, которую услышала, Маргарита вздрогнула. По голосу она узнала двух дам, которые накануне разговаривали в беседке.

Одна из них была дама зрелых лет каммериера-маиор, маркиза Гандия; другая помоложе, но отцветшая красавица, графиня д’Альтамира, бывшая союзница, а теперь враг герцога Лермы. Несмотря на это, она держалась при дворе силой, которую мы объясним впоследствии. И так как у ней не было особенной должности, то королева спросила министра о назначении графини д’Альтамира.

Герцог Лерма с важностью отвечал:

– Графиня определена в качестве гувернантки при детях Вашего Величества.

– Уже! – воскликнула Маргарита с насмешкой.

Мы не будем описывать празднеств, балов, спектаклей и всех удовольствий, сопровождавших свадьбу. Миллиона червонцев, собранных герцогом Лермой, недоставало на все издержки и, если исключить представления первых произведений Кальдерона де ла Барки, выступившего при этом на драматическом поприще, то, надобно сказать, нельзя было дороже купить скуку, которую легко иметь даром, особенно при дворе.

Утомившись от празднеств и больших выходов, королева объявила желание отправиться в Мадрид без большой свиты, инкогнито, с небольшими переездами, через королевство Валенсию, с которым она желала лучше познакомиться прежде вступления в Новую Кастилию.

Король хотел сопровождать ее, но его духовник, доминиканский монах Кордова, взял с него клятву отправиться на девять дней на поклонение святому Иакову Комностельскому. Этого обещания благочестивый король не мог нарушить, да и герцог Лерма не допустил бы, видя единственное средство – не сближать супругов в первые дни брака. Ему необходимо было уничтожить влияние Маргариты и через это не дать ей власти, – потому король с министром и частью двора поехал в Галицию, а королева, только с самыми необходимыми из свиты, отправилась путешествовать через Валенсию. Путешествие ее было самое медленное по причине сильной жары и остановок. Прелестные виды прельщали ее.

Однажды, под вечер, проезжая по живописным берегам Гвадалквивира, Маргарита вскрикнула от восхищения, любуясь открывшейся пред ней долиной, в которой было все, что только могло быть лучшего из растительности во всей Европе. Это было что-то волшебное, очаровательное, и долина называлась Вальпараисо – Долина Рая. Королева приказала остановиться.

На краю долины находилось здание арабской архитектуры, которое было построено с особенной изящностью. Оно стояло посреди великолепного сада, где в некоторых местах из белых мраморных бассейнов били фонтаны.

Этот дворец, это роскошное жилище принадлежало богатому фермеру в Валенсии, Аламиру Деласкару д’Альберику.

Солнце скрылось. Королева, взглянув еще раз на прекрасное жилище, объявила, что не желает ехать до Туэхара, где назначен ночлег, а хочет остаться на этой ферме.

– Позвольте заметить, Ваше Величество, что это невозможно, – сказала каммериера-маиор, маркиза Гандия.

– Отчего?

– Вас ожидают вечером в Туэхаре.

– А если я, по болезни, не могу ехать дальше?

– Но, кажется, Ваше Величество здоровы?

– Я больна: у меня раздражение нервов.

– Позвольте надеяться, что этого нет, Ваше Величество.

– Я не здорова. И всегда больше страдаю, когда со мной спорят.

Каммериера-маиор поклонилась и замолчала.

– Пошлите в Туэхар сказать, что я приеду туда завтра, – продолжала королева.

– Но где Вашему Величеству угодно иметь ночлег?

– Я хочу просить гостеприимства у д’Альберика, и, верно, он не откажет!

– Конечно, нет. Но… удостоить его этой чести… невозможно!

– Отчего?

– Он мавр!

– Разве мавры не те же подданные наши и не такие, как прочие жители Испании?

– Конечно, Ваше Величество!

– Почему же мне не остановиться в доме д’Альберика? Это все равно, что и в доме туэхарского коррехидора.

– Я сомневаюсь, понравится ли это Его Католическому Величеству.

– Так, по вашему мнению, не нужно ли послать курьера к королю и просить его решить в верхнем совете, где мне иметь ночлег?

– Нет, Ваше Величество, но я верно знаю, что его светлость герцог де Лерма воспротивился бы этому…

Королева взглянула презрительно и с таким негодованием, что маркиза не смела продолжать.

– Граф, – сказала она одному из кавалеров, – спросите мавра д’Альберика, согласен ли он принять в своем доме испанскую королеву.

Кавалер с поспешностью исполнил приказание, а Маргарита со снисхождением обратилась к маркизе и сказала:

– Вы можете не заходить в этот дом, чтобы не подвергаться гневу короля, а в особенности гневу герцога Лермы. А мне, – продолжала она, с веселостью обращаясь к другим дамам, – чрезвычайно хочется посмотреть внутренность этого жилища, и надеюсь, что прием будет не хуже, чем у туэхарского коррехидора.

Едва она кончила, как подошел седой старец и, с почтением преклонив колено, сказал:

– Ваше Величество, я никогда не смел надеяться на такое счастье для нашего дома, но Маргарита Австрийская начинает свое царствование дарованием всем счастья. Имя ваше в этом доме будет ежедневно повторяться с особенным благоговением и признательностью.

Потом он встал и с величественным взглядом прибавил:

– Другие поднесут вам ключи своих городов, а у нас, Ваше Величество, во всем нашем богатстве и даже в нас самих нет ничего достойного, чтобы поднести вам. Но, говорят, благословение стариков приносит счастье. Позвольте мне призвать на вас благословение неба. Будь благословенна, королева! Да будет легко твое правление, и да станут счастливы дни твоей жизни!

Маргарита первый раз с приезда в Испанию слышала такие слова, которые дошли до ее сердца, и она их понимала.

Свита королевы с удивлением смотрела друг на друга и не знала, к чему отнести слова мавра – к одобрению или порицанию, но королева подала старику руку и сказала:

– Сын Абенсеррагов, мы доверяемся тебе и твоему гостеприимству. – Потом, обратившись к придворным, прибавила: – Господа, войдемте!

Дом мавра вмещал в себе какую только мог изобрести ум человека роскошь и вкус, отличавшийся особенной изящностью. Королева до забывчивости восхищалась всем, и ей даже казалось, что она простая странница, путешествующая во времена царствования мавров.

На ночь королеве отведена была самая лучшая и удобная комната во всем доме, именно та, которую Аламир обыкновенно сам занимал. И Маргарита, оставшись одна, избавленная от попечения своих дам, мечтала о виденном. В Испании нельзя любоваться на кордовскую мечеть, на севильский алькансар, на гранадскую альхамбру без пробуждений старинных романических воспоминаний. Маргарита испытала то же самое. Воображение рисовало ей картину другого мира, мира фантазии и героизма, она перенеслась в него и среди прекрасных мечтаний заснула.

Рано утром она встала и отворила окно, чтобы полюбоваться восходом солнца в прелестной долине Валенсии. Это было для нее счастье, счастье потому, что часа четыре еще она могла быть одна. До девяти часов утра ее не смел никто беспокоить.

В доме мавра все спали. Маргарита, надевая легкую мантилью сверх утреннего пеньюара, вдруг услышала в стене шорох и вздрогнула. Что-то скрипнуло, и находившаяся против нее золоченая филенга повернулась, и чрез потайную дверь быстро вошел молодой человек.

Изумленная Маргарита не могла даже вскрикнуть. Колени подкосились, и она притаилась за шелковой занавеской.