– Когда все улягутся спать… то часа через два капитан, по своему обыкновению, пойдет в погреб… в то самое время мы сойдем потихоньку вниз и постараемся поискать выход из этого проклятого дома… Я еще не знаю, как все устроится… но всеми силами постараюсь освободить вас и себя… а пока, прошу вас сидеть смирно, я пойду и постерегу.

Он оставил Гонгарельо и его дочь в ужасном беспокойстве и страхе, а сам спустился на несколько ступеней по лестнице, лег и стал прислушиваться. Долго оставался он в таком положении, всматриваясь в темноту и следя за малейшим шорохом. Наконец все бандиты разошлись из столовой и отправились спать в свои комнаты. Тогда Пикильо спустился ниже и, едва переводя дух, продолжал вслушиваться. Вдруг дверь столовой отворилась, вышел капитан с фонарем в руках и, проходя мимо двери красной комнаты, остановился и прислушался, потом спустился вниз по лестнице, которая вела в подвал. Когда он только ушел туда, Пикильо ползком последовал за ним. Дверь подвала была затворена и связка ключей торчала в замке.

Пикильо потихоньку замкнул ее, вынул ключи и поспешно вернулся на чердак.

– Теперь пойдемте! Время для нас очень дорого! – сказал он своим друзьям. – Я знаю, что между этими ключами есть один от задней калитки, выходящей в лес. Если эта попытка не удастся, то мы погибли! Другой надежды нет!

– Кроме Бога! – прибавила Хуанита. – А наш мул и телега? – продолжала девушка.

– Об этом лучше и не вспоминать! – отвечал Пикильо. – Если мы только выйдем отсюда, то нам придется идти лесом всю ночь и только, быть может, завтра мы найдем у кого-нибудь ночлег.

– О, вы наш избавитель! – воскликнула Хуанита, простирая к нему свои руки.

– Теперь не время благодарить, – возразил он, – к тому же я еще ничего для вас не сделал. Пойдемте скорее.

– Идите же, дядюшка… Но что с вами?.. Здесь страшно оставаться… идите же скорее…

Но цирюльник не мог тронуться с места, он лежал на соломе, служившей для Пикильо постелью. Они подошли к нему ближе и увидели, что он крепко спит, спит мертвым сном, который был совершенно неестественен в тех обстоятельствах, и все старания разбудить его оставались тщетными. Гонгарельо не пробуждался.

– А! – воскликнул Пикильо с негодованием. – Понимаю! Это действие того иностранного вина, которым его угощали… Чтобы не подвергнуться какой-нибудь опасности и не встретить сопротивления от своей жертвы, они стараются сперва усыпить посредством зелья… подлые трусы!..

– О Боже!.. Что же нам теперь делать! – воскликнула Хуанита.

– Нам надо нести дядюшку… но мы не в силах… мы не можем нести его на руках, если бы и хотели, – сказал Пикильо. – Поэтому ничего не остается более, как увести только вас одну, мою милую благодетельницу… идемте… Идемте же скорее!..

– Нет! – отвечала решительно девушка. – Что бы ни случилось… я с ним не расстанусь.

– Так и я не могу расстаться с вами, я не могу оставить вас… Мы умрем все вместе!..

И Пикильо сел подле Гонгарельо на соломе. Хуанита скрестила руки на груди, склонила голову и с жаром что-то прошептала.

– Что ты делаешь? – спросил с удивлением Пикильо.

– Молюсь… Богу отцов моих, Богу Магомета… разве ты не знаешь, что я, дядя и Педральви происходим от гранадских мавров.

– И я тоже!.. – воскликнул Пикильо радостно. – Мне сказали эти бандиты, что на моем плече есть какой-то знак, арабские письмена.

– А, так ты тоже мавр! – сказала Хуанита, протягивая ему руку. – Бедный сын Измаила!.. По крайней мере ты умрешь со своими братьями.

– Я предпочитаю это жизни между бандитами, – сказал Пикильо.

В эту минуту послышался страшный шум в доме.

В подвале происходил жестокий бой между капитаном и его помощником. Карало, несмотря на то, что был хмелен, все-таки проснулся, когда услышал, что кровать его опускается, и хотя не совсем еще пришел в себя, однако ж догадался, что его хотят задушить, и сам схватил противника за горло. Стоявший фонарь опрокинулся в эту минуту и погас. Бандиты остались в темноте и, так как силы у них были почти равные, то они долго крутились по полу, как два тигра, раздирая друг друга когтями. К тому же оба они были безоружны. Кинжал капитана упал на пол и лежал в бездействии.

Прочие из бандитов, услышав шум, спешили на помощь к атаману, но, к сожалению, дверь была заперта и надо было выломать ее. Они начали разбивать доски ломами, рубить своими топорами. Этот-то шум и был услышан нашими несчастными пленниками.

– Все погибло! – сказал Пикильо. – Весь дом поднялся – теперь все наши надежды рушатся… нам никак не выбраться отсюда… они сейчас придут сюда!

И он со страхом смотрел на лестницу. Хуанита была в страшном волнении, она наконец бросилась к Пикильо и закричала:

– Спаси меня… – Потом, взглянув на спящего дядю, сказала с отчаянием: – Что я говорю!.. Можно ли мне с ним расстаться?

– Слава Богу, я нашел средство! – воскликнул Пикильо, пораженный новой мыслью. Он подбежал к слуховому окну, которое выходило в лес, отворил ставню, и Хуанита при лунном свете увидела верхи деревьев.

– Можно! Можно! – повторял Пикильо.

– Понимаю! – сказала Хуанита. – Здесь довольно высоко и, если они придут, можно броситься…

– Нет! Спуститься…

И он указал на блок и веревку, которыми поднимали на чердак сено.

– Если не боишься… я спущу тебя.

– А как же дядюшка?

– И его спущу.

– О, в таком случае я согласна.

Пикильо очень ловко подвязал ей веревку вокруг стана и под руки.

– Только прошу тебя не смотреть вниз, когда я буду спускать, – говорил он. – Зажмурь глаза и открой их тогда только, когда ступишь на землю.

И он очень осторожно стал спускать ее. Скоро она исчезла у него из виду, через минуту веревка воротилась одна. Цирюльник все еще спал, Пикильо опутал его веревкой, после долгих усилий вывалил за окно и начал понемножку спускать; он всеми силами упирался ногами, но вскоре уже не мог сдержать груз, и цирюльник очень быстро спустился на землю, так что веревка дрогнула до самого верха.

Пикильо со страхом выглянул из окошка и сказал тихо:

– Ну что?

– Слава Богу, благополучно! – отвечал Гонгарельо.

Пикильо очень удивился, услышав его голос; верно, неожиданное потрясение возвратило ему память, и он проснулся.

Пикильо потом сам вылез из окна и, ловко схватившись за веревку, спустился очень скоро. Потом, увидев своих друзей, он уговорил их бежать в лес. Между тем в доме шум все более и более усиливался. Наши беглецы скоро очутились в лесу и уже около часа шли наугад, но вдруг Гонгарельо остановился и сказал, что не в силах идти дальше.

– У меня ноги подкашиваются и сон невольно одолевает!.. Не могу!..

– Что это с вами опять сделалось?

Но Гонгарельо уже не отвечал; он повалился на мох и тотчас заснул. Несмотря на все усилия, Пикильо не мог его разбудить.

– Чу!.. Слышишь? – воскликнула Хуанита, схватывая за руку Пикильо. – Это верно они!..

– Точно… – отвечал Пикильо, прислушиваясь, – я слышу топот коней!..

– Они, кажется, к нам приближаются! О Боже! – сказала Хуанита с ужасом.

Теперь возвратимся в гостиницу «Добрая помощь». Бандиты после долгих усилий разломали наконец дверь подвала и при свете факелов увидали вдруг страшную картину: Бальсейро и Карало, окровавленные, обезображенные, утомленные продолжительной борьбой, лежали оба на земле, схватив друг друга и вцепившись, как звери. Все бандиты и сами бойцы вдруг вскрикнули от удивления.

– Это ты, Карало! – вскричал с гневом Бальсейро. – Как же ты осмелился поднять руку на своего атамана?

– Ах, так это ты, капитан, черт тебя побери!.. – отвечал Карало. – С ума, ты что ли, сошел, вздумал меня душить? За кого ты меня принимаешь!

– Я принял тебя за нашего гостя… цирюльника… но не понимаю, как ты здесь очутился?

– А что, ведь это очень странно! – сказал Карало, озираясь. – Каким образом я попал сюда?