Филлис утерла рукой слезы.

— Хорошо, пойдем.

Был чудесный день. Ветер, море, серфинг вернули Филлис к жизни. Она почувствовала себя намного лучше.

— День-два, — сказала она, — и все заживет без следа.

Довольные, мы вернулись в коттедж в половине десятого вечера. Филлис пошла варить кофе а я включил радио. Поймав Би — Би-Си, где шла пьеса, в которой Глэдис Янг собиралась стать заботливой матерью, я тут же переключил приемник на родную И Би-Си. Там передавали какую-то нудятину, но я оставил ее — пусть говорят.

Вскоре передача кончилась и некто, кого я никогда прежде не слышал, представил своего закадычного друга — из динамика грянула песня:

Понадобилось время, чтобы до меня дошло, что происходит. Я уставился на приемник.

За спиной раздался грохот Я обернулся и увидел Филлис, у ее ног валялся поднос с разбитыми чашками, колени Филлис подкосились, я едва успел подхватить ее и усадить в кресло.

Я выключил радио. Каким-то образом И — Би-Си удалось раздобыть песенку Лесли: наверное, Тед успел ее записать…

Филлис не плакала. Она сидела в кресле и раскачивалась из стороны в сторону.

— Я дал ей успокоительного и она уснула, — сказал доктор. — Вашей жене нужен отдых и перемена обстановки.

— Как раз за этим мы и приехали, — заметил я.

— Вам, кстати, тоже, — задумчиво произнес он, оглядывая меня.

— Со мной полный порядок. Я одного не понимаю. Доктор, в сущности она знает не больше других, все видели пленки. Правда, мы сами были участниками…

— Вам это часто приходит во сне, не так ли? — спросил он, внимательно глядя мне в глаза.

— Да, парочка кошмаров…

Доктор кивнул.

— И раз за разом все прокручивается, как наяву? Особенно то, что связано с женщиной по имени Мюриэл и мужчиной, которого разорвало надвое?

— Да, — опешил я. — Откуда вы знаете? — Тут меня осенило. — Но я обмолвился об этом раз или два, не больше! Я сам почти уже забыл…

— Такое вряд ли скоро забудешь.

— Вы хотите сказать, что я разговариваю во сне?

— И, по-видимому, часто.

— Понятно, поэтому Филлис…

— Да. Я дам вам адрес моего друга с Харли-стрит, обязательно завтра же загляните к нему.

— Хорошо, доктор. Знаете, это все работа: каждый день я занимался тем, что описывал весь этот ужас. Теперь я могу расслабиться.

— Возможно. Но все равно зайдите на Харли-стрит.

Врачу с Харли-стрит я признался, что в своих сновидениях не Мюриэл, а Филлис видел влекомой за волосы по асфальту, и не парня разрывали на части, а именно ее — Филлис. Видно, она провела немало бессонных ночей, не давая мне в бреду кинуться в окно.

— Quid pro quo[16],— сказал на это врач.

Нирвана — для избранных. И тем не менее я тоже на какое-то время окунулся в блаженство в старинном замке графства Йоркшир, куда мне посоветовали отправиться отдохнуть.

Первые дни при полном отсутствии газет, радио, телевидения не вызвали ничего, кроме раздражения, но затем я прямо физически ощутил, как ослабляются струны перенапряженных нервов. Казалось, произошла смена скоростей: непрерывная гонка уступила место стабильной размеренности, мотор заработал нормально. Пришло внутреннее упрощение, появились постоянные привычки. В общем, я стал другим человеком и за полтора месяца так втянулся в дурман ничегонеделания, что запросто застрял бы в Йоркшире еще бог весть насколько, если бы в один прекрасный день жажда не привела меня в маленький пивной ресторанчик.

Я стоял за стойкой, потягивая пиво. Хозяин включил радио. Наш архиконкурент передавал вечерние новости, и первое же известие пробило брешь в моей, с таким трудом воздвигнутой, китайской стене.

„Число жертв в Овьедо-Сантандер, — сообщал диктор, — до сих пор не установлено. На сегодняшний день зарегистрировано три тысячи двести пропавших без вести, однако испанские власти полагают, что цифра занижена на пятнадцать-двадцать процентов.

Со всей части света в Мадрид продолжают поступать соболезнования; среди них из Сан-Хосе, Гватемалы, Сальвадора, Ла Серены, Чили, Банбери, Западной Австралии, а также с многочисленных островов Вест-Индии, которые сами пережили страх варварских нападений. Однако кошмар, доставшийся на долю жителей северного побережья Испании, ни с чем не сравним.

Сегодня в парламенте лидер оппозиции, присоединившись к премьер-министру, выразил глубокие соболезнования по поводу несчастья, постигшего испанский народ. Он отметил, что последствия нападений в Хихоне могли бы быть намного печальнее, если бы люди не взяли защиту в свои руки. Задача вашего правительства, подчеркнул он, обеспечить население всеми средствами обороны. А если власти уклоняются от своего долга, то пусть потом не осуждают народ за вынужденную самозащиту.

С незапамятных времен, напомнил он, у нас существует армия для обеспечения внешней безопасности; в 1929 году мы образовали полицию, дабы обезопасить себя от внутренних врагов, как бы теперь не оказалось, что правительство не способно оградить от страшного бедствия жителей побережья, которые имеют на это полное право, принадлежа к великой нации.

Члены оппозиции считают, что правительство, не выполнив предвыборные обязательства, порочит название своей партии, что политика сбережения ничем не отличается от скаредности. Самое время, говорит оппозиция, принять меры для безопасности, чтобы жителей наших островов не постигла судьба испанцев.

Премьер-министр уверил оппозицию, что правительство внимательно следит за ходом дела, и конкретные шаги, если это понадобится, будут предприняты незамедлительно. Однако, заметил он, Британские острова расположены вдали от Глубин, в которых сосредоточена главная угроза.

Имя Ее Величества возглавляет список фонда, открытого лорд-мэром Лондона для…“

На этом месте хозяин выключил радиоприемник.

— Эх! — возмутился он. — Из себя выводит. Одно и то же, одно и то же. Сколько можно? Что мы, шпингалеты неразумные?! Как во время войны, ей богу! Дерьмовая охрана по всему городу, ожидающая дерьмовых десантников, дерьмовое вооружение, дерьмовое затемнение, тьфу! Как сказал один старик: „За кого они нас принимают?!“

Я предложил ему выпить и, объяснив, что оказался без новостей, спросил о том, что происходит в мире.

Если отбросить его однообразное прилагательное и добавить то, что мне удалось выяснить несколько позже, события разворачивались примерно так: последние недели область набегов вылилась за пределы тропиков. Банбери, а также Западную Австралию атаковало более пятидесяти танков. Спустя несколько дней врасплох была захвачена Ла Серена. В это же время в Центральной Америке на Тихоокеанское и Атлантическое побережье обрушилась целая серия вторжений. Неоднократно подвергались нападениям Острова Зеленого Мыса; опасная зона распространилась вплоть до Канарских островов и Мадейры. Незначительные вылазки зарегистрированы в районе Африканского Рога.

Выражение „Ех Africa semper oliquid novi“ можно несколько вольно перевести как: „Все любопытное случается там, где нас нет“, то есть Европа, по мнению европейцев, была есть и будет стабильна. Ураганы, землетрясения, цунами — все это слишком экстравагантно для Европы и божественным провидением направлено в более экзотические и менее здравомыслящие части света. Европеец сам в периоды своих буйных помешательств наносил Европе куда больший ущерб. Так что никто всерьез не думал, что беда может грянуть ближе, чем где-нибудь на Мадейре или Касабланке. Поэтому, когда пять дней назад танки выползли на скользкую дорогу к Сантандеру, для жителей это было как снег на голову.