- Я даже затрудняюсь решить, стоит ли мне оскорбляться на твое высказывание.

   - При испытываемых затруднениях принимайте слабительное, - бодро откликнулась Зарина.

   Курт не успел остановиться и ругнулся. Слово само вырвалось из его уст, будто ракета "земля-воздух". Юноша первый раз за всю жизнь использовал столь крепкое ругательство, а потому его щеки тут же залил стыдливый румянец.

   - Вау, Барон! А ты у нас за расширение кругозора, да? Стремишься познать мир во всех его проявлениях? - заинтересовалась Зарина. - Цензура по тебе плачет.

   - Я бы попросил прощения, но тебе, видимо, все равно, - тихо сказал Курт, и от нерешительности, которую услышал в своем голосе, готов был провалиться сквозь землю.

   - Я бы могла сказать что-то вроде "ты задел мое тонкое эстетическое восприятие мира" и бла-бла-бла, но извиняй, Барон. Я и не такое слышала, особенно в свой адрес. Ты еще дилетант в этом вопросе. Но это дело не оставляй. Практикуйся и достигнешь немыслимых высот!

   - Все же я воздержусь, - отказался Курт, молясь, чтобы его щеки перестали наконец краснеть.

   Внезапно в кармане у Курта завибрировал телефон, и юноша настороженно вгляделся в незнакомый номер.

   - Доброе утро, президент. Как спалось? - голос на той стороне напоминал отколовшийся от айсберга кусок льда.

   - Кто это?

   - Как не учтиво, президент. И где твои знаменитые манеры?

   Курт быстро покопался в памяти, потому что голос показался ему знакомым.

   - Бьорк? - спросил он. - Хольстен Бьорк?

   - Ну вот, а я-то думал, что ты, как в примете, не узнаешь меня, и я в скором будущем буду чрезвычайно богат.

   - Переходи к делу, - холодно произнес Курт. Ему не терпелось отделаться от Хольстена, а тому, как назло, наоборот, хотелось поболтать.

   - Знаешь, президент, мы и правда думали, что твоим обещаниям можно верить. Тебе по службе полагается выполнять обещания. Но ты, оказывается, еще та сволочь.

   Курт ощутил легкое беспокойство. Джеймс и его прихлебатели опускались до оскорблений только в крайних случаях.

   - Чем я тебе не угодил, Бьорк? - поинтересовался юноша, стараясь не выдать голосом своего волнения.

   - Приходи в школьный сад. Там и потолкуем, - голос умолк, и Курт решил было, что разговор окончен, но тут Хольстен вновь заговорил: - Ах да, президент. Чтобы ты не вздумал динамить меня, я обеспечил себя некоторыми гарантиями...

   - Курт, тут такое дело... - на той стороне в голосе Эни прозвучал неподдельный испуг.

   Далее звонок прервался, и прозвучали сигналы отбоя. Курт выпустил телефон из рук, и тот с громким стуком грохнулся на стол.

   "Эни взяли в заложники? - Курт тряхнул головой, отгоняя эту первую пришедшую на ум мысль. - Бред чистой воды. Мы же не в боевике".

   Несомненно, Бьорк действовал по указке Моретти, но в чем смысл его действий? Напакостить Курту? Чего ради? Насколько Курт помнил, кроме предстоящей Олимпиады, никаких разногласий между ними не наличествовало. Насчет же Олимпиады у них разговор уже состоялся, и обошелся он без особых потерь.

   Курт до боли сжал кулаки. Что опять нужно этому помешанному на футболе придурку от них с Эни? Складывающаяся ситуация напоминала младшие классы школы, где Курт и Эни были изгоями. Над ними всячески издевались: поливали водой, бросали в них целлофановые мешочки, наполненные украденным из столовой киселем, сочиняли угрожающие послания. На самом деле в то время изгоем был лишь Курт, которого все считали богатеньким мальчиком, находившимся под крылышком родителей. Водитель, привозивший и увозивший из школы, костюмчики с иголочки, красивые и дорогие письменные принадлежности - эти и многие другие детали буквально выводили одноклассников и учеников параллельных классов из себя. Дети - создания невероятно завистливые, а невинность их порой хорошо скрывает жуткие склонности характера. И лишь один человек всегда вступался за Курта, вставал живой преградой между ним и неконтролируемой детской злостью окружающих, и этим человеком была Эни. Неудивительно, что в скором времени и сама девочка стала изгоем. Однако ее это не сломило. Она осталась все той же легкомысленной и доброй Эни, какую привык видеть и которой безмерно доверял Курт.

   И теперь самый дорогой для него человек был в опасности. Курт не боялся за физическое состояние Эни, так как футбольные отморозки ни за что бы не стали бить девушку, уповая на свое благородство. (Какое к черту благородство?!) Тем не менее, человека можно легко сломить другим путем. Например, унизить его. Курт прикусил губу и успокоился лишь тогда, когда ощутил металлический привкус крови.

   "Эни очень чувствительная, - размышлял он. - Моретти способен сказать ей что-нибудь в своем духе типа: "Ты и правда полагаешь, что такая простушка, как ты, может заинтересовать меня?". Джеймс уже не раз отшивал таким образом поклонниц. Одна грубая фраза, и у Эни разобьется сердце. Черт! Я же столько усилий прилагал, чтобы оградить ее от пагубных слов и чужих влияний! Чертов Моретти!"

   Однако главный вопрос оставался без ответа. Чего хотят добиться Джеймс и Хольстен, удерживая Эни? Что сделал не так сам Курт?

   - А ты умеешь стремительно менять цвет, Барон, - услышал юноша вкрадчивый голос Зарины. Та качалась на стуле. - То вдруг стал пунцовым, как помидор с передозировки, то побледнел до оттенка привидения. Все хамелеоны перед тобой преклоняются.

   "Зарина Эштель. - Курт уставился на девочку, окруженную почти ощутимой аурой язвительности. - Эни что-то там лепетала об отказе Зарины Джеймсу. Может ли быть, что отвергнутый Моретти взъярился и решил отыграться на мне? Не очень правдоподобное объяснение. Ни я, ни Эни не в ответе за Эштель. Мы ей не друзья, и нам просто незачем мстить".

   - Ты уже полчаса тупо пялишься на меня, - раздраженно заметила Зарина. - Очнись и пойми, что ты не в картинной галерее, а я не сногсшибательное произведение искусства.

   - Эштель, не разговаривала ли ты недавно с Моретти? - К Курту пришла одна не предвещавшая ничего хорошего мысль, и он поспешил ее проверить.

   - С любителем мячиков? - Лицо Зарины поскучнело. - Я ему вежливо намекнула, чтобы он засунул приглашение в свой гарем в одно любопытное место.

   - И больше вы с ним не сталкивались? - не отставал юноша, нетерпеливо постукивая пяткой ботинка по полу.

   - С утречка перекинулись парой слов. - Зарина недовольно покосилась на Курта. Ей было лень рассказывать о вещах, не представляющих для нее интереса. - Перед тем, как я завалилась на стадион.

   - О чем вы говорили? - Курт вспотел, ощущая, что - вот оно! - причина прямо перед ним.

   - Он поздравил меня с включением в список претендентов, а я сообщила ему, что наш президент в скором времени благополучно выпнет меня оттуда.

   Дальнейшее Курт уже не слышал. Он сорвался с места и бросился вон из кабинета. В сад. Нужно в сад, туда, где Эни. Курт бежал, проклиная все на свете и главным образом себя самого.

   Причины начинали проясняться. Курт, как последний дурак, пообещал Джеймсу, что найдет себе напарника к началу Олимпиады. Но как только потенциальный партнер появился, он тут же собственноручно (не по своей воле, конечно, но этого требовала ситуация) пытался вычеркнуть претендента, каким являлась Зарина, из списка. Джеймс угрожал ему расправой, если Курт посмеет встать на пути развития его футбольной карьеры, а Тирнан фактически уже сделал это. Видимо, грядет обещанная расправа.

   Курт, словно вихрь, влетел в сад - никогда раньше он не развивал подобной скорости. Его испуганный взгляд метался от одного дерева к другому, пока в тени нескольких сплетенных между собой ветвей, еще не потерявших свою листву, не заметил голубую курточку Эни. Рядом с ней стоял, подбоченившись, Хольстен в фирменной куртке школьной команды. Взгляд глаз цвета болотной тины скользил по президенту с молчаливым торжеством и угрожающим нетерпением. Так смотрят на игрушку, набитую конфетами, по которой надо ударить пару раз, чтобы посыпалось угощение.