- Ну давай, лучше расскажи, как ты убил семью мафиози.

- Я не убивал, - на губах Данилы я увидел красную пену. Теперь он уже не получал удовольствие, урод.

- А кто убил?

- Не знаю, - мальчишка вытер ладонью губы, глядя перед собой. Я молча смотрел на него, понимая, что еще одно такое признание в любви, и я поведусь. Черт побери, этого не должно случиться. Я уже не могу убить его. Хочу, но рука не поднимается. А дальше что будет?

- Одевайся, сейчас же, - выход я видел только один: избавиться от пленника. Как? Я еще не знал, но внутри меня уже предательски все переворачивалось. Но я не хотел давать волю чувствам, к тому же, дальше будет еще хуже. Мальчишка лжец, и я внутри весь кипел от одной только мысли об этом. Между тем Данила натянул на себя рубашку и брюки, боясь поднять на меня глаза.

- Идем, - я пропустил его вперед, направившись к машине, по пути взяв деньги и его нож, которым он хотел покончить с собой в нашу первую встречу. Данила был явно испуган и подавлен. Когда мы сели в машину, мальчишка тихо прошептал.

- Вы везете меня убить, да?

- Ну ты же сам хотел подохнуть, так в чем же проблема? - я поехал по трассе за город. Всё это время я косился на парня, опасаясь его каких-нибудь фокусов, но он только закрыл лицо руками.

- Хотел, а сейчас - еще больше.

У меня опять всё перевернулось внутри. Получается я спас от самоубийства парня, каким-то извращенным способом заставил его отказаться от этой мысли, и теперь, когда он во мне почувствовал что-то родное, я его предаю? Нет, он лжет. Да и я, с каких это пор стал гуманистом? Мы остановились возле опушки леса. Данила послушно вышел и направился вглубь, даже не делая попыток убежать. Мы прошли метров двести, пока я, наконец, не увидел подходящее место.

- Тут остановимся, - это была дубовая поляна, довольно красивая. Мальчишка уставился на меня, не шевелясь, молча. Я не мог смотреть ему в глаза, потому что я намеревался сделать еще хуже. Не убить его, нет. Я достал из карманов две пачки денег и положил ему в одну руку, а нож в другую, - Прощай.

Я повернулся к нему спиной, зная, что он может кинуться и всадить нож мне в горло. Но этого не было. Отойдя на несколько шагов, я повернулся. Данила стоял там же, не шевелясь, держа в руках нож и деньги и смотрел на меня. И было в его лице что-то такое, что заставило меня уйти быстрее, не оглядываясь. Я свернул за дерево и прислонился к широкому, древнему стволу, тяжело дыша. Я чувствовал себя предателем, последней сволочью. Возродить в мальчишке хоть какую-то тягу к жизни, а теперь ударить еще больнее. Клянусь, я хотел другого. Я не хотел заставлять страдать его так, я просто хотел развлечься. Что он сейчас делает?..

Справившись с собой, я медленно и тихо вернулся на опушку. Деньги, которые я дал, были разбросаны по траве, причем некоторые были порваны, а Данила не только вытащил пояс из брюк и уже успел сделать из него петлю, но и просунул туда голову. Мне надо было только подождать несколько минут. Потом закопать тело... Но я не мог.

Я молча подошел к Даниле, который как раз повис на своей удавке и задыхался. Я приблизился вплотную, глядя в его лицо, затем чуть приподнял парня и ослабил удавку. Мальчишка закашлялся. Дождавшись, когда его дыхание станет ровным, я приблизился губами к его губам. Он приоткрыл рот, желая поцеловать меня, но я его снова отпустил и отошел в сторону. Теперь на его лице было написано отчаяние. Он снова задыхался, да еще и плакал. Данила был великолепен, в своем чистом страдании он напоминал настоящего святого. Вот только возбуждал не как святой.

- Мне нравится смотреть, как ты подыхаешь, - но еще больше мне хотелось его как следует оттрахать. Мне нравилось глумиться над страданиями своей жертвы. Я снова приподнял его и приспустил брюки, обнажая ягодицы.

- Мразь, животное! - Данила был близок к истерике, слезы катились из его глаз.

- Что, неужели разлюбил?! - с издевкой произнес я, хотя в душе я не был так спокоен. Затем я закинул ноги парня себе на плечи и стал вводить в него член.

- Я влюбился в тебя, подонок! Давай, трахни меня и оставь подыхать, как сломанную игрушку, - парень, кажется, считал, что говорит всё искренне.

- Я так и поступлю. Зачем ты мне нужен? Нет ничего скучнее влюбленности, - мой член вошел в него без особенных усилий, - У тебя даже дырка перестала быть узкой.

- Я рад, что скоро всё закончится, - парень во время соития больше не проронил не слова. А я не знал, что мне делать после того, как я кончу. Я сливался с Данилой, очередной раз попав в ту самую точку, которая заставила мою жертву на время забыть о своих переживаниях. Он снова застонал, но он не смотрел на меня, а я мерно его трахал, глядя на черный ремень, обхвативший его шею. Данила, Данила... Зачем я тебя встретил?

Удавка немного душила мальчишку, что, как я чувствовал, доставляло ему особенное удовольствие. Тонкие аристократические пальцы вцепились мне в руки, парень запрокинул голову, а моя плоть проникала в него, заставляя мою жертву сладострастно кусать губы. Какой же он был утонченный, казалось, он был создан для секса. Его небольшой член прилип к животу, и, дурея от всего этого, я снова изливался в Данилу, проклиная себя за то, что не могу смотреть ровно на эту шлюху. Хотя, какая он шлюха? Он моя жертва... Его член по-прежнему стоял. Тогда я вышел из парня и, заставив его снова повиснуть, опустился на колени и вобрал в себя его плоть. Данила схватился рукой за мою голову, хватая ртом воздух. Я чувствовал, как он дергался, задыхаясь и вскоре я почувствовал во рту его сперму. У меня было совсем мало времени, парень умирал. Я быстро поднялся, вытащил его полуживого из петли и положил на землю...

Глава 16. Дневник Феликса, часть вторая, 2 мая, вечер

Я положил голову Данилы себе на колени и, поигрывая его волосами, ждал, когда он проснется. Его лицо было бледным, а на шее темнел след от удавки. Я знал, что не повезу его в больницу. Если мальчишка всё-таки умрет, то на меня могут повесить "изнасилование", а также неоказание первой помощи. Но мой раб был живуч, вопреки всему, своему желанию смерти, вопреки моим издевкам и жизненным обстоятельствам. Через пару минут он приоткрыл свои темные, огромные глаза и застонал.

- Что болит?

- Голова... И подташнивает, - мальчишка не шевелился.

- Это нормально, странно, что ты еще не умер, - я усмехнулся.

- Вы меня убьете?

- Пока ты еще жив.

- Бросите?

Я молчал. Мне не хотелось его обнадеживать, а точнее... Я понимал, что его не брошу. Вот только нужно было это как-то по-цивилизованней обстряпать, не говорить же: "Ах, Данила, я люблю тебя". Не дождется.

- Не знаю...

- Не бросайте меня, господин, - мальчишка повернулся набок и провел рукой по моему животу, - Я готов быть вашей личной игрушкой всю жизнь, я не сбегу, я всё буду делать...