- Приветствую вас, господа и дамы! Приветствую вас, дорогой сэр Гай Гизборн!
- Как поживает ваша светлость?! - в самой изысканной манере отозвался названный господин.
- Вашими неустанными молитвами, дорогой сэр! - с напускной сердечностью откликнулся шериф. - Вашей неукоснительной преданностью и посильной помощью!
- Моя посильная помощь и преданность не входит ни в какое сравнение с вашими милостями и вашей безупречной службой на благо всеобщего порядка, - весьма учтиво заметил сэр Гай Гизборн. Он огляделся и как бы ненароком обратил внимание на толпу осужденных бродяг. - О, я вижу, что вы не дремлете, ваша светлость! Похоже, что в ваши силки снова попалась свежая порция преступников. Судя по физиономии этого чересчур нахального молодчика... - он указал кнутом на Рубина, - ему полагается всыпать дюжину хороших плетей! А этому верзиле... - кнут переместился в сторону Маленького Джона... - пошел бы впрок усиленный пост и поденная работа в течение, по крайней мере, полугода!..
Сэр Гай Гизборн приблизился к Рубину и, оглядев его с ног до головы, подтвердил, что таким людям, как Рубин лучше всего вообще не появляться на божий свет, ибо божий свет создан не для того, чтобы его оскверняли своим присутствием подобные лица.
Выслушав столь заносчивый комментарий, Рубин, как мог, развернул плечи, гордо поднял голову, слегка прочистил пересохшую глотку, и без излишних рассусоливаний бросил в лицо надменному аристократу следующею фразу:
- Сэр! Мне чрезвычайно трудно взять на себя роль человека, способного решать, кто из нас заслуживает того, чтобы появляться на этот божий свет, а кто нет. Но зато я знаю совершенно точно, что приличная одежда и хорошие манеры никогда не скроют от наметанного глаза личину гнусного мерзавца, стопроцентного хама и, само собой разумеется, законченного негодяя!..
Когда смолкло последнее слово, на площади повисла могильная тишина. Простой средневековый народ сходу понял, что одного из присутствующих сэров поставили в глупое положение. Может быть благодаря этому положению, Рубин увидел самое прекрасное лицо в своей жизни. Оно принадлежало молодой даме, которая вышла из кареты первой и доселе даже не смотрела в сторону осужденных. Теперь же она с неподдельным любопытством уставилась на Рубина. Вероятно, ей еще ни разу в жизни не приходилось слышать ничего подобного. Это была краткая секунда счастья, мимолетная искорка угасающего света, брошенная умирающему герою в последний час его трагикомического существования. За подобные взгляды иные граждане могли бы отдать последнюю каплю крови, последний глоток дыхания или последний ломоть хлеба, а может быть и гораздо больше, включая бессмертную душу. Но, к сожалению, миг счастья истек быстротечно. Он закончился чудовищным ударом по голове и столь же справным ударом под ребра. Жирный палач из Ноттингэма произвел оба удара с отдышкой, наотмашь, но вполне профессионально. Видно было сразу, что ему не впервой свершать таковые вразумляющие действия. Рубин едва не потерял сознание, когда почувствовал на собственной шкуре разницу между возвышенными чувствами и до жути скотской реальностью.
- Ваша светлость!.. - палач склонился в подобострастном поклоне перед шерифом, - если вы пожелаете, то я мог бы проучить этого болтливого молодчика иным способом, кроме милосердного повешения. Стандартная дыба, гаррота, раскаленные прутья на живот, железная дева, и, разумеется, испанские сапоги* способствуют правильному изменению взглядов у любого самого закоренелого преступника.
- Что скажете, дорогой сэр Гай Гизборн?.. - шериф Ральф Мурдах казался сущим воплощением гостеприимства и великодушия.
- Я полагаю... - холодные глаза Гая Гизборна сузились до размеров самого тонкого китайского прищура. - ...Я полагаю, что испанские сапоги и железная дева подошли бы ему в самый раз, однако мне представляется, что нет никакого смысла оттягивать неизбежный конец.
- Благоразумная речь и вполне компетентное знание жизни... - довольным голосом подхватил шериф.
- Я ничуть не сомневаюсь... - чисто машинально обронил Рубин, - что когда-нибудь эти испанские сапоги и железная дева придутся впору каждому из вас...
- Гм... - насмешливым тоном заключил сэр Гай Гизборн. - Но прежде мы уступим дорогу иной публике, подготовленной к подобным примеркам едва ли не с колыбели.
После чего заплечных дел мастера, не теряя ни единого момента, приступили к повешению...
Эпизод тридцатый.
Здесь описывается простая средневековая казнь, хотя при особом желании тут можно описать все что угодно.
Первым приготовился познакомиться со смертью Маленький Джон. Ему грубо тыкали в спину и в жопу пиками, чтобы он двигался по возможности живее и не задерживал продвижение на тот свет, однако Маленький Джон будто не замечал колючих понуканий. Он вдохнул полной грудью, а затем от самого чистого сердца и незлопамятной души, громогласно послал собравшееся общество ко всем чертям собачьим.
Народ на площади рьяно поддержал его криками. Публика не привыкла к подобной смелости и восторженно приняла выступление гиганта.
- Давай-давай, смельчак! - орали из дальних и ближних рядов. - Скажи еще что-нибудь! Скажи! Не жалей сил, парень, ибо больше они тебе не понадобятся!
- Ха-ха-ха!
- Обрубите парню конечности, иначе с его весом он никогда не поднимется на облака!..
- Передавай наши приветы созданиям небесным, если увидишь их удивленные лица! - неистово вопила прочая голытьба. - Им наверняка будет интересно узнать, как ты очутился на небесах, а не в аду!
- Ха-ха-ха!
Маленький Джон свирепо бычился в ответ. Потом жирный палач из Ноттингэма выбил скамейку из-под ног здоровенного англичанина, и огромные говнодавы великана повисли между небом и землей.
Это был ужасный момент. Физиономия Маленького Джона страшно побагровела. Он дернулся несколько раз, словно могучий кабан, подвешенный над жгучим пламенем бесовской жаровни, и попытался в последнем усилии разорвать тугие кожаные ремни, перетянувшие его большое тело крепкими узлами.
"Это конец", - подумал Рубин.
Но это был не конец, ибо первыми не выдержали мучительной пытки глаголь и веревка: сначала покосилась виселица, она заваливалась медленно и тихо, словно в сказочном сне, преисполненном высочайшими вердиктами о помиловании. Затем, негромко, но явственно затрещала веревка, готовая лопнуть от непомерного напряжения.
"Похоже, полтора центнера натурального английского мяса не так просто отправить на тот свет", - обрадовано подумал Рубин.
Тогда засуетился палач из Ноттингэма. Извергу не пришло в голову ничего путного как подпереть виселицу собственным задом. Однако задница у злодея оказалась сродни знаменитому английскому пудингу. Как ни старался мучитель, но громадный корпус Маленького Джона с невероятной силой повлекло обратно на грешную землю.
Толпа буквально обмерла на месте. В наступившей тишине громкое падение рухнувшего глаголя показалось Рубину адским взрывом. Бухнувшись набок, виселица с дьявольским грохотом проломила дощатый помост и застыла вывернутыми останками наружу.
Следующий казус произошел уже с помостом. Под тяжестью осужденных, сооружение медленно сместилось на три фута влево, после чего твердо въехало угловой частью в бездонный котел с черной наваристой смолою*. Получив гулкий удар в бок, котел опрокинулся наземь, выплескивая под ноги горожан кипящее варево. Пламя костра тотчас же устремилось вслед за черной жижей.
Разобравшись в чем дело, публика сыпанула кто куда. В суматохе никто не заметил, как ярко вспыхнул возок с золотистой соломой. С возка огонек смело перекинулся на бочонки, аккуратно расставленные возле таверны "Старого ветерана из города Бостон", потом бойко охватил само питейное заведение и шустро ринулся дальше, расползаясь по улицам и дворам с необычайной охотой.
Что творилось на местах для почетных гостей славного города Ноттингэм, Рубин не удосужился рассмотреть. Едкая дымовая завеса, пепел и гарь поднялись к самому поднебесью, накрывая крыши домов сплошным беспросветным саваном. Через миг, кругом уже бушевало пламя, тоскливо выли собаки, жутко ревела скотина, испуганно голосили бабы и ребятня. Затем, Рубин почувствовал, как чьи-то быстрые руки ощупывают его со всех сторон, а потом из копоти, дымы и грязи прозвучал один единственный вопрос: