Человек в кресле вздрагивает. Папа. Узнаю его по густой щетине. Его измученный вид не требует объяснений... Усталый взгляд, складочка между бровями, хмурость...
– Какой ты громкий... – он медленно подходит ко мне, – Я рад, что силы возвращаются к тебе! – помогает мне сесть, чувствую слабою боль в затылке и пояснице. – Выпей...
Вода странно действует на меня. Теперь я отчетливо слышу голос отца и даже вижу его в тусклом свете ночника. Наверно у меня должно быть много вопросов... И они есть, но задавать я их не хочу. Точнее, не хочу услышать те ответы, которых боюсь до смерти...
– Все закончилось, Том... – говорит в пол-голоса. Не знаю, что значит его спокойная интонация, а может, просто не хочу знать... Я идиот. Какой же я идиот.
– Совсем все закончилось?
– Ну, родители Кляйна подают на нас в суд... Мы с твоей мамой разводимся... Ты лежишь тут... Наверно всё только начинается.
– Все-таки разводитесь? – это лишь попытка не думать об участи Билла.
– Да, прости, что все так. Но ты должен понимать, что не Симона стала причиной развода. И даже мои чувства к ней – не причина. Все началось уже давно...
– Неважно, когда случилось... Происходит это именно сейчас.
– Том, когда ты повзрослеешь...
– Не пойму, - перебиваю, отчаянно пытаясь повысить голос, но в горле тут же становится сухо. – Я...
– Выпей, говорун разговористый. Раз собрался учить отца, то будь добр рычи, а не рявкай.
– Вы не могли все решать за моей спиной, – видимо эта тема сильно цепляет меня, раз по груди уже разливается холодное чувство обиды.
– Но мы решили, Том!
– И что? Вы думали, что я не узнаю?! Да, придурок Том не заметил бы, что вы с мамой разъехались, а Симона незаметно вышла за тебя! Ну, пап...
– Том, ты еще слишком глупый... – он хмурит брови и смотрит на меня. Через секунду его лицо вновь приобретает спокойное выражение, что он сейчас чувствует? О чем знает? Скажет ли мне о Билле правду?
– Да плевать... – как-то само собой вырывается из моих губ. Да, я подавлен... И трус. Просто боюсь задать вопрос. Спросить. Всего несколько секунд, пара слов, мгновение голоса... И вот вопрос готов. Но я не могу...
– Том, ты сильный, ты все переживешь...
Я отворачиваюсь от него. Закрываю глаза, последнее, что я вижу – больничная стена.
Его смерти я не переживу.
От автора:
Я местами не отвечаю на коменты, потому что боюсь написать лишнего в них, но вы их оставляйте, пожалуйста ;D Всем благодарность и много-много безумных зеленых слоников ^^ Ну, вы поняли))
13 глава.
Tom ©
Молчание не может длиться вечно.
Это первое, что приходит в голову, когда я вновь прихожу в себя. После ночного, как я недавно узнал, прихода отца, я просыпался еще несколько раз, но в палате или никого не было, или была медсестра. Ни родителей, ни друзей. Да кому ты нужен, Томас, черт тебя дери, Трюмпер!!!
Я не хочу ни с кем разговаривать и, наверно, даже рад тому факту, что я большую часть суток сплю. Как объяснила медсестра, я сейчас на лекарствах каких-то, организму необходимо быстрое и качественное восстановление. В подробности я не вдавался, да и не успел бы... Спать сильно хочется.
Билл, я хочу тебе сказать, что кормят тут отвратно! Это даже еще хуже твоей попытки приготовить тот лаймовый пирог. Сомневаешься? Я тебе реально говорю!
А за окном, по-моему, светит солнце. Я не поворачиваюсь к окну, смотрю в больничную стену и разговариваю с моим Биллом. В какой-то степени это даже забавно, знаете. Но... Скорее всего... Я просто схожу с ума.
А в моей голове, Билл, вот уже какой час крутятся строчки из той песни... Я ненавижу тебя, Билл Каулитц, за то... За всё. Знаешь? За все! Каулитц... Ты сплошное зло! ТЫ столько боли и страданий мне принес! Так можешь только ты... И ты ушел! Бросил меня! Чертов эгоист! Я выжил, я пошел за помощью, а ты? Где ты? Что с тобой?! И почему мне никто ничего о тебе не говорит?
От разговора с Биллом меня отвлек скрип входной двери, я притворяюсь спящим.
И не спрашивай меня почему, Каулитц!
– Почему я не могу сказать ему о Билле? – голос Георга, отлично!
– Потому что! Еще рано такое говорить... – а это отец!
Доволен, Каулитц? Ты подох, а они боятся мне об этом сказать, ведь тогда я сведу счеты с жизнью! А вот и не сведу, понял, урод? Вот тебе назло! Живи там на своем небе, а я буду тут! Трахаться и курить траву! Сука! И ржать до последнего!
– Мне кажется, что это не стоит скрывать...
– У него иммунитет ослаблен, организм еле переносит такое количество лекарств! Пискнешь хоть слово о Билле, я тебя придушу! Утоплю! – по интонации отца я понимаю, что дело на самом деле дрянь.
Молчание в палате длится не долго, его нарушает Георг:
– Как скажете. Только знаете, он ведь все равно узнает...
– Главное, чтобы не сейчас! И давай не будем об этом! Он о нем не спрашивает, слава богу!
Ну, вот... А я думал, что во мне больше не осталось слез... И не рассчитывай, Каулитц, что я заплачу! Просто влага лишняя выходит... Не буду я из-за тебя плакать!
От ругани с Биллом меня вновь отвлекают, только на этот раз прикосновением к моему плечу. Не реагирую. Но знаю, что это Георг, отец не так меня касается. Наверно было бы неплохо проснуться и поговорить с ним... Ну, спросить, что с ним и как? Только... Тут ведь и так все понятно. Раз пришел ко мне, значит, что самый живой из нас троих. Упс, четверых. Кляйна-то волки сожрали! Хоть что-то хорошее... Так вот, нет смысла поворачиваться к нему, спрашивать что-то... Потому, что чтобы я не спросил... Разговор все равно придет к вопросу о том, жив Билл или нет. И на самом деле они скажут, что он жив. Чтобы не огорчать меня и все дела... Я такое по телевизору видел. А потом... Когда человеку уже ничего не угрожает, они сообщают, что вся его семья сгорела, а собаку изнасиловал негр наркоман. Ну, да...
