Сет невольно улыбается:

— Ты мне его напоминаешь. Типа каким он мог бы стать. В польской версии.

— Я думала, ты скажешь, в пиратской, — поддевает Реджина, выпуская кольцо дыма.

— Очень, очень некрасиво, — бухтит Томаш. — По массе причин.

— Нам нужно забрать велосипеды, — продолжает Реджина, — так что увидимся, да?

— Постараюсь недолго, но вы не беспокойтесь, если вдруг…

Томаш чуть не опрокидывает его на землю, налетев с объятиями.

— Осторожнее, мистер Сет, — неразборчиво бормочет он Сету в футболку. — Не попадись Смерти в лапы.

Сет ерошит запутанную шевелюру мальчишки:

— Я осторожно.

— Ну, отлепись уже, — велит Реджина.

Томаш отходит, уступая ей место.

— Я обниматься не полезу, — предупреждает она.

— И хорошо, — кивает Сет.

— Без одобрений обойдемся. — Она понижает голос. — Через главный вход даже не суйся, вот что я тебе пыталась сказать. Иди по железке к дальней стороне тюрьмы. Увидишь большой кусок обвалившейся стены.

— Спасибо, — шепчет Сет.

— Зря ты это затеял, — говорит она. — Все равно ничего не найдешь, только погибнешь по глупости.

— Приятно слышать, что меня будет не хватать, — ухмыляется Сет.

Реджина смотрит без улыбки.

— Вы о чем тут? — вклинивается Томаш.

— Ни о чем. — Реджина снова переходит на шепот: — Тогда постарайся хотя бы сдержать обещание, которое дал Томми.

Сет сглатывает.

— Подумаю.

— Ладно. — Реджина отворачивается. — Приятно было познакомиться.

Томаш беззаботно машет на прощание, Реджина даже не оглядывается, и оба удаляются в темноту, забирать велосипеды.

— Взаимно, — роняет Сет.

Потом разворачивается и идет к провалу.

В сторону дома.

Фургона перед домом нет. Из укрытия у дороги видно оставленные в грязи следы колес развернувшейся и уехавшей машины. Сет выжидает, но вокруг все замерло, даже на луну в умытом небе не наползет ни облачка. А вообще, погода здесь меняется, словно на быстрой перемотке.

Где-то там, за много кварталов отсюда, Реджина с Томашем катят на север, навьючив велосипеды припасами. Сет мысленно желает им добраться благополучно. Почти молитва, если так подумать.

Он выбирается на улицу, медленно, осторожно, высматривая, не затаился ли где грузовик или Водитель, но вроде бы никто на него не кидается. Дом выглядит прежним, если не считать выбитого окна по фасаду. За смятыми жалюзи ничего не рассмотреть в темноте — эх, черт, надо было прихватить Томашевы свечки для торта. А теперь придется шарить в поисках фонаря, и кто знает, сколько с той стороны успело выгореть до дождя. Может, ни светильников не осталось, ни свежей одежды.

Ни вещей из прежней жизни.

Откуда они все-таки? Учитывая Реджинину версию… Это его собственная память восстанавливает прежнюю обстановку или это действительно тот самый дом, из которого они переехали в Америку? Или внушили себе, что переехали, а на самом деле просто улеглись в гладкие черные гробы и погрузились в новую версию реальности?

Но Сет отлично помнит переезд, всю эту нервотрепку и суматоху. Оуэна только-только выпустили из больницы, он еще посещал сеансы терапии, восстанавливающей двигательные функции. Врачи по-прежнему не могли сказать наверняка, насколько нарушения обусловлены физическими травмами и насколько душевными, но мама настаивала на переезде. Нет, говорила она, совсем не рано, а даже если рано, смена обстановки (и заодно смена врачей на более толковых) даст ее младшему сыну необходимый толчок. И потом, она все равно не выдержит в этом доме больше ни минуты.

Выход неожиданно нашел папа. Небольшой гуманитарный колледж на сыром и мрачном побережье штата Вашингтон, где он когда-то проработал семестр по обмену, откликнулся на письмо: да, вообще-то у них есть вакансия, и можно приезжать. Зарплата еще меньше, чем в Англии, но преподаватели нужны позарез, так что переезд и аренду жилья они берут на себя.

Мама не колебалась ни секунды, ее не смущала даже захолустность — два часа езды до ближайших больших городов. Вещи она начала паковать еще до того, как папа выслал согласие, и за какой-нибудь несчастный месяц они вчетвером, словно подхваченные ураганом, перенеслись из Англии в Халфмаркет — если и не в вечную полярную ночь, то близко к тому.

Сет качает головой, не желая верить, что все это происходило в виртуале. Мама слишком злилась, папа слишком горевал, Оуэну было слишком плохо, а на Сета всем было слишком наплевать. Если все это понарошку или как-то запрограммировано, неужели нельзя было обойтись с ними помягче? Сделать всех счастливее?

Не стыкуется.

Да, положим, эта версия логичнее остальных, и все же… Мир, может, и ушел в виртуал, пытаясь забыться, но родители-то? Они бы точно не стали. И сам Сет точно не выбрал бы себе такой жизни.

Или выбора все-таки не было?

Он останавливается перед входной дверью.

Может, Водитель на самом деле вовсе не от посягательств извне охраняет людей в гробах? Может, он, наоборот, приставлен следить, чтобы никто не проснулся? У него вид не особенно человеческий, так что он, возможно, не человек. Робот какой-нибудь или пришелец, и они насильно погружают людей…

— Низкопробная фантастика, — бормочет Сет. — Жизнь таких сюжетов не закручивает. Таких, где…

Он снова осекается.

Таких, где на все есть одна общая разгадка — типа, все ушли в виртуал, и вымысел с действительностью поменялись местами. Таких, в которые ты ныряешь на два часа, восхищаешься фантазией автора, а потом живешь дальше обычной жизнью.

Как раз таких, которые с готовностью подсунет собственное сознание, пытаясь объяснить происходящее вокруг.

Он толкает дверь. Не заперто, как всегда. Водитель мог спокойно войти внутрь и перебить их всех, не оставив шанса спастись. Тут и сказочке конец.

А они вот спаслись. Благодаря череде случайностей. Сперва Водитель дождался снаружи, пока Сет выглянет, потом, проломив ему грудную клетку, еще какое-то время раскачивался, прежде чем залезть внутрь… Сет потирает ребра — побаливает, но не так сильно, как могло бы. А потом опять раскачивался, прежде чем погнаться за ними тремя через заросли на заднем дворе.

И все остальное тоже одно к одному. Туристский магазин со всем необходимым снаряжением. Забитый продуктами супермаркет — с голоду не умрешь. Дождь, под которым можно мыться и который начинается как раз вовремя, чтобы (Сет зажигает только что найденный фонарик) остановить пламя еще на подступах к кухне.

Внутри все в сохранности. Только дымом пропахло. Сет перелезает через опрокинутый холодильник и выходит на террасу. Заросли выгорели подчистую, но терраса цела, разве что почернела с краю. Даже горка бинтов на месте, вызывающе поблескивает изнанкой в лунном свете.

Он возвращается внутрь, ополаскивается холодной водой в раковине и одевается потеплее. Потом находит фонарик — все, можно идти.

Но Сет медлит, окидывая напоследок взглядом гостиную, и делает именно то, о чем заливал Томашу.

— Пока, Оуэн, — шепчет он. — Пока, дом.

Выходит, закрывает за собой входную дверь. Неужели он действительно здесь в последний раз? Почему-то грустно.

Настоящий этот дом или нет, он чем-то ему дорог.

И тут Сет вспоминает слова Реджины: «Самое настоящее у меня — это я».

А потом в памяти всплывает еще кое-что.

— Помни, кто ты такой, — и вперед без раздумий, — произносит он вслух.

Пора добраться до тюрьмы.

Потому что, взаправду все или нет, возможно, там прояснится.

Уже изученной дорогой он движется к железке. Луна светит достаточно ярко, можно даже фонарик не включать. Вокруг полная тишина. Ни сверчков, ни сов. Даже ветра нет, хотя после дождя, казалось бы…

Сет настороже, готов дать деру в любую секунду, но до лестницы между зданиями доходит без происшествий. До станции тоже. Он бесшумно огибает поезд, гадая, спят ли кабаны по ночам. Потом спрыгивает с платформы и смотрит на убегающие в сторону тюрьмы рельсы.