- Но...

- Ты способна его остановить.

- Что во мне особенного?

- Лучше спроси, что особенного в ангеле, которого еще не изваляли в грязи.

- Меня изваляют в грязи?

- В самом гнусном дерьме. И не просто изваляют. Твоя боль не сравнится ни с чем. Она обратит весь мир против демона. Поднимутся не только верхние жрецы, но и весь нижний мир с человеческой мразью. И дьявол возненавидит сам себя.

- Что толку в этой ненависти?

-Дьявола невозможно прикончить, он может убить себя только сам.

- Ты говоришь так, будто хорошо знаешь его.

- Да. Я знаю.

- Он прекрасен, не правда ли?

- Он уродлив. Тщедушен, мелочен и вонюч.

- Врешь.

- А еще он стар, плешив, скорчен радикулитом.

- Не верю.

- Он завистлив и мстителен. Мамин даун с вывалившимся языком.

- Ржу.

- Короче, мерзкий и скользкий тип.

- Похоже, ты ревнуешь?

- Похоже.

- Чего я еще не знаю о нем?

- Самая главная загадка дьявола заключена в том, что он кормится своим окружением. Мы думаем: вот он, злой гений, мал, дряхл, нарумяненный постник, бросающий куски из тарелок догам, опасаясь отравы. Но главный дьявол не он и не там.

- А где?

- Дьявол порожден идеей плебса о всесильном зле. Он его выдумка и желание. Пока хомячки хотят поклоняться ничтожеству, карлик не слетит.

- Вопрос в том, почему люди поклоняются самому слабому и трусливому?

- Жалким массам нужен лишь такой прыщ, который при случае не жалко выдавить.

- Я не смогу.

- Сможешь. Я знаю. Ты уже сделала это со мной.

- Сделала что?

- Ты изменила мою программу. Я разглядел будущее, свое и твое.

- Но как?

- Увидел твой танец.

- Где? Когда?

- Случайно. Шел по следам, проник в убежище. Вы называете его "театр". Кресла в зале были пусты. Но дивная музыка со сцены вдруг оглушила. Словно взрывом ударило по голове, по щекам что-то потекло. Думал: мозги, нет, - слезы. Казалось бы, ерунда, примитивная химическая реакция. Но она случилась первый и единственный раз за всю мою жизнь. И почему? Потому что увидел неправдоподобное хрупкое существо, из которого музыка слепила борца. Ты металась по сцене и, как острие меча, отсекала от мира нити своего страха. А заодно - и моего кошмара.

- Следил? Ты подл. Но продолжай.

- Музыка воспламенила душу. Она сожгла во мне часть встроенной программы, я вспомнил свое настоящее, различил в толпе лица людей. Я посмотрел в зеркало и ужаснулся. Сердце сжалось и отказало повиноваться. Дополз до щитка, вырвал провода и сжал два конца зубами. Но смерть отказалась от меня. Когда вернулся, различил кругом сонные рожи, глаза хомячков. Программа восстановилась. Но с тех пор я многое стал замечать. Река людей больше не казалась мутным безликим потоком. Обычно при виде стражей хомячки норовили спрятаться друг за друга, толпа расступалась, не мешая пройти. Но теперь я стал различать в толпе другое. Почувствовал кроме страха - ненависть. Увидел, как из-под нахмуренных бровей сверкали глаза, готовые меня испепелить, как сжимались кулаки, желающие расплющить мой лоб.

- Люди еще не знают, что один из пластиронов испортился в лучшую сторону.

- Испортился? Вдруг? А если не вдруг и не слегка?

- Но почему ты не живешь внутри своей программы? Что задумал твой свихнувшийся мозг?

- Толпу нужно разбудить до конца. И разбудит ее твой танец, Ана. Мы запустим его вместо трансляции очередной казни. Мы заставим человечество вспомнить прошлое, снимем блокировку с разума.

- Это невозможно.

- Я все продумал. Гигантская стая рыб подчиняется воле одного малька. Он лидер, потому что дышит глубже. Всю стаю может развернуть его испуг или прозорливость. Так и в человеческом стаде. Страсть одного заряжает экстазом толпу. Достаточно крикнуть - и дождешься эха.

- Разве не проще казнить чудовище?

- Нет. Сонные хомячки произведут из недр своих желаний полное подобие убитого тирана.

- Итак. Мы должны разбудить хомячков? Понятно. Это, разумеется, легче, чем перевоспитать дьявола. Твой план слишком прост. Но как я с этим справлюсь? Что я могу? В этом деле даже вооруженное восстание будет бессильно. И даже если поднимется весь город, его моментально санируют огнем и зарином.

- История не помнит ни единого случая, когда толпа сама смела чудовище с трона. Плебеи бессильны перед тираном. Зверя может одолеть только зверь. Кровожадного - кровожадный, подлого - подлый. На Цезаря нашелся Брут. На Сталина - Хрущев. На Аттилу - красавица Брунгильда.

- Понятно. Только приближенный дьявола сможешь нанести удар в спину.

- Тиран, как тираннозавр был когда-то мокрым птенцом, пока не вырос и не сожрал всех своих сородичей. Так он стал главным хищником на планете. То же происходит и в человеческом мире. Сначала идол становится бессменным, а потом бессмертным.

- Что ты хочешь от меня?

- Твой танец станет его концом.

- Я должна умереть?

- У тебя есть выбор.

- Я ничего не выбрала.

- На следующей неделе на телешоу объявлена публичная казнь. Верховный суд приговорил к медленной смерти обитателей развалин.

- Это же несколько тысяч человек! И мама!

- Молчишь? На всякий случай я захватил с собой твой саквояж со склянками для шоу.

Страж поставил к ногам девушки закопченный чемоданчик и раскрыл его. На дне неаккуратным комком лежал огнеупорный костюм, крылья из медных блях, цепи для фитилей и несколько бутылей для расцвечивания искр.

- По-твоему, так просто:пойти и сжечь тирана?

- Кто может танцевать - тот просто танцует. Была когда-то богиня. Ее называли Свобода. Но об этой богине люди забыли. Кто-то должен крикнуть, что богиня жива.

- Я не сказала "да".

- Твой выход на арену расписан между завтраком и массажем. Не жди окончания представления, сразу беги вниз. В дамском туалете, найдешь костюм пожарного с противогазом. Надень его - и никто тебя не узнает. Потом спустишься по пожарной лестнице в окно, сядешь в машину. Шофер знает, куда тебя отвезти.

- Почему я должна тебе верить?

- "Почему?" Ты до сих пор не догадалась, отчего неисправный верховный страж все время вытаскивает из дерьма непослушную девчонку? Ты доверилась незнакомцу лишь потому, что он позвал? Ты до сих пор не догадалась?

- О чем?

- Разве папа не научил тебя остерегаться чужих мужчин? Не вступать в разговоры с посторонними? Разве не пел он тебе перед сном: "Спи, дочурка, не плачь, не найдет тебя палач"

- Отец!

-8-

По пятницам ровно в 3.00 адская фабрика раскрывает ледяную пасть, чтобы проглотить очередной вагон с отступниками. Эшелон никогда не притормаживает у входа. Отступников ждут, они требуются в большом количестве.

Обратно эшелоны возвращаются другим путем. Вернее, путь один - он круг. И движение в обратную сторону на этом конвейере не предусмотрено.

Приговоренные обречены стать донорами. Их заключают в круговой цикл реинкарнации.

Казематы страшнее смерти. Потому что не убивают, но медленно и долго иссушают живые клетки, извлекая из экссудата энергию митохондрий.

Агония воскрешения страшнее агонии смерти, так как для того, чтобы вырвать плоть из небытия, адские хирурги не применяют анестезию.

Страдание - важнейший компонент возрождения.

Невыносимая боль, записанная в генную память, изменяет врожденные инстинкты. И главный из них - доминанта подчинения, обязательный атрибут раба.

Говорят, едва вылупившийся цыпленок послушно побежит за первым, кого заметит около гнезда. Без разницы, кто это будет: курица, кошка или башмак.

Так же поступают новорожденные полимероны. Открыв глаза и пробудившись для новой жизни, стражи склоняют головы перед альфой своего подсознания.

- Гордись, ты избран для пробы сверхпрочного ню-коллагена, - сказал хирург.

Раймонду показался знакомым этот голос.