— Ну наконец-то! — воскликнула я с удовольствием, — Теперь я слышу слова настоящего рубаки, — И как же вы планируете разобрать эти подозрения?

— Ну… Если бы дело не было столь щекотливым, я бы уведомил епископа обо всех известных мне обстоятельствах, после чего ожидал бы решения высшего капитулата чтобы выступить на нем обвинителем или свидетелем. Но, как я уже говорил, вмешательство епископа может привести к самым тяжелым и далеким последствиям. Значит, дать делу официальный ход я никак не могу.

— Благоразумно, отче.

— Где живет отец Каинан? — вдруг быстро спросил Ламберт.

— Что?.. Он живет в западном районе, в квартале Стекольщиков, если не ошибаюсь.

— Хорошо. У него собственный дом?

— Насколько я помню… Мы не были близкими приятелями, как вы понимаете, и довольно редко встречались по роду службы. К счастью, у меня недурная память на обстановку. Да, у него небольшой домик на углу квартала.

— Слуги?

Ламберт задавал вопросы быстро, один за другим и, судя по тому, как прищурились его глаза, они были рождены отнюдь не праздным любопытством. Я начала понимать, к чему он клонит еще до того, как отец Гидеон обеспокоился:

— Он не держит слуг, аскет. Предпочитает справляться собственными силами. Постойте, капитан, к чему вы ведете?

— Так я и думал… Любой слуга — это лишние уши, с которыми приходится считаться. Не очень удобно, если ты какой-нибудь фальшивомонетчик или жулик, и очень досадно, если ты — адепт Темного культа. Вы не помните, какие у него замки? Электронные, магнитные или обычный засов?

— Слушайте, вы же не хотите сказать…

— Штурм! — радостно крикнула я, — Точно! Капитан, вам прежде доводилось штурмовать дома?

— Мне не единожды приходилось вламываться в подпольные бордели, игорные дома и притоны, так что не думаю, что жилище священника станет для меня непреодолимой твердыней. Кроме того, в бытность свою полевым префектусом мне приходилось участвовать в осаде многих крепостей.

Отец Гидеон явственно побледнел.

— Вы… Вы ведь не можете говорить серьезно, — наконец пробормотал он. Его боевой задор как-то погас, видимо, он не был настроен настолько решительно, — Господи, вы ведь не всерьез это говорите?..

— Я вполне серьезен, — сказал Ламберт, — Конечно, это наиболее радикальный прием, но других в своем арсенале я не вижу. Вы бы, несомненно, предложили что-либо другое, например попытались бы поговорить с отцом Каинаном с глазу на глаз, на правах старого знакомого и брата по вере. Но этот путь видится мне тупиковым изначально. Это путь иллюзий и ошибок. Вы же не рассчитываете, что матерый адепт Темного культа, услышав ваши слова об обманутой вере и чистосердечном покаянии, расплачется и упадет на колени?

— Мммм… Ну, кхм, если… ставить вопрос так… — видимо, отец Гидеон и в самом деле предполагал что-то подобное.

— Он профессионал и опытнейший агент, если ему доверена вербовка, это уже не пешка вроде Геномера. В лучшем случае он поднимет вас на смех и выставит из дома с вашими оскорбительными предположениями. В худшем… О, в худшем он попросту вас убьет. Зверь редко является сам к охотнику. Так что же остается? Отец Каинан определенно не захочет поиграть в откровенность, если к нему направлюсь я. Клирики вообще не очень охотно допускают до себя графских слуг, как вы заметили. Так что меня он даже не пустит на порог. Кто еще? Госпожа Альберка? Бальдульф? Нет, отче, нам с ним не о чем разговаривать. По крайней мере, сейчас. А вот если мы аккуратно вскроем его раковину, вытащим его наружу и начнем задавать вопросы, когда он будет в наших руках, у нас будет шанс на удачу. Он не рядовой адепт, значит, тоже проходил соответствующую подготовку, однако опыт всей жизни подсказывает мне, что чем выше положение человека, чем самонадеяннее он, тем больше он страшится боли и смерти.

— Вы предлагаете… пытки?

— Если потребуется, — твердо сказал Ламберт. И сейчас он не шутил. Отец Гидеон тоже понял это.

— Пытать священника… Это не просто грех, это святотатство. А что если мы ошибаемся?

— В мире станет одним великомучеником больше, — процедил Ламберт сквозь зубы, — Я не собираюсь сразу рубить ему пальцы. Сперва мы просто узнаем, что побудило его отпустить на свободу Геномера. Я буду даже вежлив. Может, я и солдафон, но не испытываю особой любви к пыткам, отче.

— Хорошо… Хорошо… Но я требую чтобы мне дали поговорить с ним первому. Если окажется, что он отступник… Если он предал Господа своего, покусившись на дары Сатаны… — отец Гидеон стиснул кулаки, — Тогда я сам подам вам раскаленные кусачки, капитан.

— Хорошо. Значит, здесь мы достигли договоренности.

— Но есть еще одна проблема. Более приземленного характера, но отнюдь не простая. Я говорю о штурме. Взять приступом дом священника и похитить его — это как… Господи, это на уровне самых дерзких деяний Темных культов, и в Нанте уже века три не слышали ни о чем подобном! Весь город замрет в ужасе. А уж что учинит епископ… Кто будет принимать участие в штурме?

— Мои люди, — ответил Ламберт, — Я помню, что не могу доверять никому из них, но я отберу пять-шесть самых проверенных. Здесь мне придется рискнуть, ничего не поделаешь. Мы сделаем так. Штурм проведем глубокой ночью, это позволит избежать лишних глаз. Вышибем дверь взрывчаткой, я сам подберу заряд. После чего мы ворвемся внутрь и возьмем его, ошеломленного и беспомощного, в своей кровати.

— Эй, капитан! — окликнула я, — Это сектант, и, верно, не последний в их кругу. Он может спать с лайтером под подушкой, а его руки, должно быть, умеют рубить сталь как гнилую древесину.

— Вот и проверим, — осклабился Ламберт, поглядывая на свой меч, — Я, бывало, напополам разрубал боевого сервуса, так что с каким-нибудь адептом справлюсь. И ребята у меня боевые, не гвардия, но всякого навидались. На его месте я бы уже молился Сатане или кому там у них принято.

Я прикусила губу. Проклятый самоуверенный оловянный солдатик!.. Стоит ему только подумать о битве, и ясный доселе ум оказывается скрыт непрошибаемым стальным забралом, в котором есть лишь прорезь для того чтобы видеть цель. «Инструмент войны, — вспомнилась мне собственная мысль, отдающая полынной горечью, — Вот он что такое. Живой меч, и ничего более».

Мечи плохо справляются на улицах — может, на рыцарских ристалищах от них и есть прок, но в тесноте грязных переулков предпочтительнее другое оружие. Я представила себе отца Каинана, которого даже не видела, и ощутила, как самым отвратительным образом екнуло сердце. Опасный человек. Вне всяких сомнений, смертельно опасный. Этот простодушный остолоп бросится напролом, подставляя свою широченную грудь в панцире, не предполагая, что может его встретить в гнилостном логове врага. Мины-ловушки, спрятанные отравленные шипы, газ… «А ведь тебе будет очень плохо, если этот здоровяк с лицом рано повзрослевшего ребенка, умрет, — сказал мне внутренний голос, — Ты успела к нему привязаться, к этому верзиле». «Ничего подобного, — ответила я этому голосу и ощутила его ироническую мысленную улыбку, — Капитан Ламберт определенно не из того типа людей, который имеет привычку становится добрыми друзьями беспомощным калекам. Даже сейчас, несмотря на все то, что нас сблизило, он все еще выглядит особенным, и не благодаря своему доспеху. У него какое-то особенное лицо. Сперва мне казалось, что это лицо гордеца, холодное, как камень и столь же непроницаемое. Но нет, тут что-то другое. Иногда он кажется большим ребенком, а иногда взглянет — и в этот взгляд опалит изнутри, как взгляд прожившего тысячи жизни старика. Этот человек лишний здесь, он несет какой-то мрачный отпечаток, какую-то отвратительную тайну, которую я не хочу разгадывать при всем своем неуемном любопытстве. Но нет, я не хочу чтобы он умирал».

— Вы уверены, что ваши собственные бойцы не остановятся, узнав, что им придется брать священника? — поколебавшись, спросил отец Гидеон, — Это отнюдь не мелочь. Стоит им только увидеть сутану… Может, они и верные ребята, и честно несут свою службу, но среди них наверняка нет безрассудных. И они живо поймут, на какое дело подписываются. Думаю, мне не надо напоминать о том, как Церковь наказывает своих обидчиков? Мало какой смельчак выполнит приказ, который приведет его под епископский суд и нейро-коррекцию.