Пологая скала, с вековой неподвижностью пересекавшая Турсдален, медленно поднималась. Гудела и дрожала земля под ногами людей, с боков скалы с грохотом сыпались камни и земля, деревья вырывались с корнем и падали, как травинки. А скала медленно вырастала все выше, принимая очертания человеческого тела. Тела великана.
Пальцы Ингиторы с силой впились в плечо Торварда сзади, а в другую свою руку она вцепилась зубами, чтобы не кричать. Торвард облился холодным потом; великан вставал медленно-медленно, но время остановилось, люди не успевали вздохнуть. Ужас превратил их в камень, каменной глыбой навалился на грудь. Что сделает меч против оживающего каменного воина?
Что-то твердое больно уперлось в плечо Торварду; едва ли он сейчас мог ощутить простую боль, но плечо его горело, как будто к нему приложили горящую головню. И он вспомнил: это была палка с рунами огня и света, которую Ингитора намертво сжала в руке, забыв о ней.
— Руны! — едва сумел выговорить Торвард. Отчаянным усилием он овладел собой, обернулся к Ингиторе, всем существом ожидая, что каменный великан вот-вот наступит на них обоих. Резкие порывы холодного ветра, смешанного с гулом, почти валили их с ног. Торвард взял Ингитору за плечи и изо всех сил встряхнул, крича прямо в ее побелевшее лицо:
— Руны! Твои руны! Заклинание! Попробуй!
— Я не… не смогу… нет… — едва выговорила Ингитора, огромными от ужаса глазами глядя мимо плеча Торварда туда, где серая скала вырастала все выше от земли. Уже ясно обозначились очертания головы, бородатого лица с опущенными веками, плеч и груди… Как будто человек медленно садится, просыпаясь… Вот-вот он откроет глаза… Ингитора не владела даже языком, в голове ее не было ни одной мысли, один всепоглощающий ужас.
Торвард понял, что сейчас она ни на что не способна. Крепко держа ее за плечи, он повернул Ингитору спиной к великану и снова встряхнул.
— Ты можешь! Не думай о нем, думай о рунах! Ты знаешь их силу! Ты можешь все! Придумай что-нибудь! Ты можешь!
Ингитора дрожала, но не могла повернуться; сквозь страх она ощутила волнение и уже не говорила нет. Если не получится, то они погибнут оба, и она, и Торвард. О другом она сейчас не могла думать, но в глубине ее сознания билась, как жилка на виске, упрямая мысль: они оба должны выжить, выжить и пойти дальше.
Подняв к глазам ясеневую палку, Ингитора осмотрела прежние руны: они тревожно мерцали темно-багряным цветом засохшей крови. Остановить его, Свальнира, как она остановила и прогнала его братьев Меркера и Токкена. На любую силу найдется другая сила. Бьющийся часто убедится, что есть и сильнейшие. Даже Фенрира Волка…
Ингитора не успела довести до конца этот обрывок мысли, как неведомо откуда всплыли первые строки заклинания, как весло в бурном море, которое, быть может, не дало утонуть смытому с корабля.
Торвард сунул ей в ладонь рукоять ножа. Всем существом ощущая позади себя каменный грохот и дрожание земли под ногами, Ингитора торопливо, но тщательно принялась царапать на ясеневой палке нужные руны.
Фенрира цепью
асы сковали,
чтоб в мир он не вышел
до реченного срока.
Корней нет у гор,
но нет и движенья;
Свальнир, скалою
навеки пребудь!
Спи непробудно,
мертвый из мертвых,
покуда не выйдет
сам Фенрир из тьмы!
Руны я режу —
Typс и еще три;
Смерть, Неподвижность,
Бессилье вовек!
Свальнир закован
в крепкие цепи;
вовек нерушима
воля богов!
Первые строфы Ингиторе приходилось кричать, потому что каменный грохот заглушал ее голос. Едва четыре нужные руны были готовы, как Торвард выхватил у нее нож, с размаху полоснул себе по запястью поверх утреннего, едва засохшего шрама, и залил руны обильно льющейся горячей кровью. Кровь его обожгла пальцы Ингиторы, державшие палку, и она испугалась, что крови слишком много. Но заклинание пелось само собой, помимо даже ее воли, как будто кто-то другой пел ее устами. Какая-то иная сила проснулась в ее груди.
Ингитора произнесла последнюю строфу, и собственный голос почти оглушил ее. Грохот за спиной сменился шорохом и постукиванием камней.
Зажав ладонью порез на запястье Торварда, а в другой руке держа ясеневую палку с рунами, Ингитора обернулась к Великаньей Долине. Тело Свальнира застыло, снова обретя неподвижность камня. Но эта новая скала поднялась высоко и приобрела ясные очертания сидящего великана. По-прежнему видны были голова и бородатое лицо, плечи и грудь. Но глаза оставались закрыты. Медленно таял в глубине, отступал, как волна отлива, стон земли.
— Все! — сказал Торвард, не сводя глаз с сидящего великана. Он старался говорить твердо, но против воли голос его дрожал. — Ты посадила его. Теперь пойдем. Он больше не встанет.
— Нет, нет… — забормотала Ингитора. Она не верила покою скалы, не могла и подумать о том, чтобы идти к ней. Но Торвард потянул ее за собой.
— Постой! — вдруг другим голосом сказала она. Кончиком пальца она нарисовала на запястье Торварда руну замка и зашептала заклинание, затворяющее кровь. Это заклинание знает каждая женщина, но у Ингиторы сейчас не было сил придумывать новое.
Они подошли к самому входу в Турсдален. Поднявшийся великан почти загородил проход, осталась лазейка не шире полутора шагов. Перед лазейкой Торвард и Ингитора остановились: им обоим подумалось, что если один из них пройдет вперед, то великан соберет последние силы и закроет проход, разлучив их. И они прошли вместе, тесно прижавшись друг к другу. Только вместе они составили силу, способную одолеть каменного великана.
Перед ними открылась Великанья Долина. Черный зев пещеры смотрел прямо на них, как разинутая пасть дракона.
— Не смотри туда! — сказал Торвард. — Нам не надо в пещеру. Видишь, правее есть проход мимо этой горы из долины. Вон, где кривая ель висит над валунами. Нам нужно туда.
И они пошли через долину, торопясь изо всех сил. Теперь они не решались в бездействии дожидаться полудня, а к ним приближалась ночь. Ночью сильнее становятся все мертвые воины…